Елена ЧЕБАННАЯ. Русский Бродский: об одноименной книге Владимира Бондаренко
«Вне зависимости от смысла произведение стремится к концу, который придает форму и отрицает воскресение. За последней строкой не следует ничего, кроме разве литературной критики», — пишет Бродский в своем эссе «Сын цивилизации». Поэта нет на земле вот уже двадцать лет, а критика здравствует.
Название нашего краткого отзыва нуждается в комментарии. Книга Владимира Бондаренко «Бродский: русский поэт» вызывает уважение — и замыслом, и тем, что фигура Иосифа Александровича отражена с видимым уважением, и огромным объемом проделанной работы. Только одно вызывает удивление и недоумение: почему она написана о человеке Бродском, а не о Бродском-поэте? Это, вероятно, ее единственное слабое место, но крайне важное. Книга выясняет горизонтальные связи Бродского, в то время как он — воплощенная вертикаль. Такая же, как Цветаева, Фрост, Оден, Элиот. Кажется, что текст написан не о Бродском как таковом, а о «Бродском среди нас». И это было бы хорошо, если бы не игнорировалась ведущая, ключевая тема творчества поэта, которую он формулирует так: «…На самом деле литература не о жизни, да и сама жизнь — не о жизни, а о двух категориях, более или менее о двух: о пространстве и о времени». Поэта с более обобщенными и универсализированными представлениями о мире, чем Бродский, вообразить сложно. Тем сложнее воспринимать его поэзию в контексте политических частностей.
Автор книги говорит в одном из интервью: «Я себя считаю откровенным, принципиальным русским националистом и при этом люблю талант, чисто физиологически люблю талант. И, обладая вкусом, который, нескромно повторю, редко у кого из критиков есть, я, даже когда у ненавистных мне людей читаю талантливые вещи, наслаждаюсь». Безусловно, сказать, что Владимир Григорьевич не любит Бродского, — значит сказать неправду. Но попытка примирения, предпринимаемая в биографии, сама по себе подразумевает размолвку, необходимость оправдания. Текст — именно уступка, попытка компромисса, вежливой, сахарной улыбки, такой, чтобы угодить каждому. Сахарной не от наигранности, не от лжи, но от слишком ощутимого желания веры в собственные слова. Читатель бы перенес тот факт, что ему самому предлагаемая трактовка творчества Бродского кажется слегка притянутой; но если и автор трактовки излишним пылом, риторическими пассажами усиленно старается убедить читателя, тому ничего другого не остается, как не поверить в происходящее.
«Страшный суд — страшным судом, но вообще-то человека, прожившего жизнь в России, следовало бы без разговоров помещать в рай», — пишет Бродский в записной книжке. Конечно, та Россия, о которой он говорит, и та, о которой пишет Владимир Бондаренко, — разные страны. Бродский, не размышляющий о своей стране, не старающийся понять ее, понять и оправдать, — это нонсенс. Но не стоит забывать и о другом его известном высказывании из того же источника: «Приходится умозаключить, что, когда речь идет о политической системе, отсутствие логики есть признак здоровья». Важно помнить и понимать, что политика — не его пространство, ему чуждое, неорганичное, неинтересное. Казалось бы, так и не тянет его критик в политическую сферу, говорит только о «русскости», о менталитете, о национальном характере и русском духе. Но, встраивая его в утрированно русский колорит, Бондаренко делает поэта политическим инструментом, лишая тем самым шанса на тот самый здравый смысл, которому Бродский старался быть верен до последнего.
В границах предлагаемой книги происходит спор, да не тот, который приходит на ум в первую очередь. Попытка решить за Бродского, на чьей он стороне — либералов или патриотов, длится скорее на границе текста или даже вне его. Конфликт в книге куда трагичнее политических дележек; спорят автор и объект разговора, приятели, великолепный журналист и великий поэт. Я бы рискнула сгустить краски и сказать, что спорят невероятная, кристально свежая и выверенная эстетика Бродского и горячая, пристрастная и глубоко личная этика Бондаренко. Ключевая фраза для всей личной и творческой судьбы Иосифа Александровича — «Я отказываюсь это драматизировать!». Владимир Григорьевич драматизирует и не стесняется это признавать. «Вот спросите у моего друга Личутина. Я написал о его последнем романе в „Независимой газете“. Самим фактом публикации он остался доволен, тем же, что я написал, — нет. Я ему сказал: „Володя, мне виднее“», — сообщает он в интервью с Юрием Павловым. То, что личность человека не эквивалентна личности творца, а значительно уступает ей в объемах, знают не только критики, но и литературоведы. Но есть, помимо контекстов, течений современного литературного процесса, новых и хорошо забытых старых веяний и мод во взгляде на творчество художника, правда текста, против которой грешить нельзя. Бродскому, лирическому поэту, личность которого закреплена во множестве гениальных стихотворений, все-таки не представляющих собой цельное, монолитное эпическое слово, защищаться сложнее. Именно этим пользуется автор. Разбор стихотворений на страницах текста присутствует, но выбор этих стихотворений крайне тенденциозен. Безусловно, это оправдано новизной поставленного вопроса, но не знак ли это, — если для подтверждения гипотезы — для представления Бродского как нарочито русского поэта — подбирается в качестве доказательств только малая часть его творческого наследия?
Определенного рода идеализация, сглаживание, причесывание ушей — вот что стремится сделать автор. Если нужно было создавать книгу об отношении Бродского к России, то она, эта книга, должна была быть спокойной, каковым и было это отношение. Бродский не был большим любителем Запада — его вынудили им стать. Он не был и жгучим, показательным патриотом — потому что «...истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа». Бродского усиленно стараются заставить описывать сарафан. Он был русским, возможно, одним из самых русских хотя бы потому, что был признан русскими своим. Стоит только обратить внимание на то, как сейчас здесь, у нас в стране читается его поэзия. Как она издается и как продается. Несмотря на все кризисы и умопомрачительные цены за тоненькие томики стихов.
Я вижу это каждый день — то, как воспринимают Бродского в России. Как любят и как ценят. Как его понимают — потому что он понимает нас. Национальное сознание, тот самый «дух народа» был понят и передан Бродским лучше тех писак, которые прикрывали свою скудную литературщину единством патриотической темы (тем самым эту тему опошляя и упрощая). Бродский, как и любой гениальный поэт, — индивидуальность, с которой трудно совладать, втискивая ее в наши научные и публицистические изыскания. «Говорят — / я темой и-н-д-и-в-и-д-у-а-л-е-н!» — жаловался Маяковский Пушкину, и вспомните, чем это закончилось. Прежде чем Владимир Владимирович вернулся к широкой публике в полном объеме и без ярлыка, наклеенного еще при жизни, прошли десятилетия. Когда хочешь подкорнать поэта, готовься к тому, что твою версию могут оценить не так высоко, как поэта в его целостности и полноте.
«Я не возражаю против филологических штудий, связанных с моими художественными произведениями — они, что называется, достояние публики. Но моя жизнь, мое физическое состояние, с Божьей помощью принадлежала и принадлежит только мне… Что мне представляется самым дурным в этой затее, это то, что подобные сочинения служат той же самой цели, что и события, в них описываемые: что они сами низводят литературу до уровня политической реальности. Вольно или невольно (надеюсь, что невольно) Вы упрощаете для читателя представление о моей милости. Вы — уж простите за резкость тона — грабите читателя (как, впрочем, и автора)…» Эту цитату Бродского Владимир Бондаренко приводит на 105-й странице и даже комментирует. Как же можно не замечать этого диссонанса между самой личностью поэта и контекстом, в который его встраивает автор?.. Повторим мысль: если книга с подобным названием нужна, то она должна быть о поэзии Бродского, о его стихотворениях, о его литературной позиции и поэтической личности, но никак не о его жизни и подробностях рождения, мытарств и смерти. Потому что само его поэтическое существо, его художественный мир — творение страны, в которой он родился и вырос. Просто это новое существо, достаточно яркое, чтобы затмить и современников, и следующее поколение поэтов. Пишет ли сейчас в России поэт ярче Бродского? Ответ неудобно очевиден. По крайней мере, на сегодняшний день.
«Мне стало легче понять Бродского, когда я догадался, что он вышел не из Пушкина, а из Державина», — сообщает в одном из интервью Владимир Григорьевич. Да только так ли это? Прекрасен Державин, но родственен ли Бродскому в этом желании беседовать на равных с власть имущими, в использовании «забавного русского слога», в свободном отношении к языку? Пушкин с его филигранной обработкой стиха, с его общением на ты с языком, создателем литературной версии которого, как всех нас учат в школе, он и был; Пушкин — не в варианте монумента русской литературы, а в варианте Цветаевой, тот, который «бич жандармов, бог студентов, / желчь мужей, услада жен». Не нужно делать из Бродского Командора, он этого не переживет, как не пережил бы всеобщего слащавого поклонения и Пушкин. Возьмем хотя бы общие для этих трех поэтов тексты — переводы и размышления на тему «Воздвиг я памятник вечнее меди прочной» Горация. Там, где Державин говорит о Волге, Доне и Неве, Пушкин гордится архиважным для Бродского языком. Когда Державин заявляет, что выживет и засияет в веках большая часть его стихотворений, скромный Пушкин говорит скорее о вечной жизни души поэта в его стихотворениях, чем о ценности последних. Наконец, равнодушное приятие и хвалы, и осуждения намного родственнее Бродскому, нежели желание венчать себе чело «зарей бессмертия». Бродский — хулиган, как и Пушкин. Что в жизни, что в поэзии. Он — тот самый образ поэта, который создает Александр Сергеевич в стихотворении «Пока не требует поэта…». Бродского божественный глагол коснулся, и нужно еще хорошенько постараться, чтобы доказать, что он коснулся его не через поэзию Пушкина. В конце концов, его язык и стиль, его стремление к гармонии в стихе есть жажда гармонии в мире и в собственной душе. Все тот же принципиальный отказ от драматизации (но не от драматизма!) — вот что видится за стремлением к этой гармонии.
И, если уж мы заговорили о «Памятнике» Бродского, то образ, создаваемый в финале текста, — один из самых трагичных образов поэта в русской литературе. Бодлер и его альбатрос могли бы позавидовать, будь они оба в добром здравии. «Пускай меня низвергнут и снесут, / пускай в самоуправстве обвинят, / пускай меня разрушат, расчленят, — // в стране большой, на радость детворе / из гипсового бюста во дворе / сквозь белые незрячие глаза / струей воды ударю в небеса». Бродский и не планировал не быть в России и с Россией. Метафизически, по крайней мере.
Если уж надо связать Бродского с национальной литературной традицией (хоть и написано об этом немало работ), то я предпочла бы упомянуть Достоевского. Прежде чем читатель удивится и возмутится, объясню: сопоставление апофатическое, а не прямое. То, чем был Достоевский, Бродский в себе, с большой вероятностью, имел, но усиленно отвергал. Даже не отвергал — превращал в литературу. И этот сознательный отказ от истерики, от вечного русского причитания, от нелогичности и онтологического страдания русской души — поступок, достойный величайшего уважения. Бродский — борец, впрочем, как и Достоевский, но борец на ином фронте бытия. Проклятые вопросы Достоевского Бродский превратил не в истерику стиля, а в предмет осмысления и рассуждения, включил западное рацио, которого нам с вами — нужно иметь смелость признаться себе в этом — так часто не хватает. Сила Бродского в том, что он не побоялся взять чужое и сделать себя таким, каким он хотел себя видеть. Для того чтобы бороться с миром (и победить, как он это и сделал), все средства хороши. Поэт учит нас в том числе и этому.
Наверное, речь уже идет не о правом или левом Бродском, не о правомерности или неправомерности точки зрения Владимира Бондаренко. Речь, вероятно, о том, кому верить — поэту или критику? Или литературоведу, общающемуся с поэтом не посредством создания его образа, а через его творчество, через уважительное отношение к текстам? Критик есть писатель, говорит Владимир Григорьевич. То есть критик пишет о писателе. А литературовед пишет о произведениях этого писателя. Нужны, конечно, оба взгляда. Но и гармония нужна. Та самая, которую пропагандировал, создавал и жаждал Иосиф Бродский.
В целом можно сказать, что необходимость защиты и «реабилитации» Бродского нужна, вероятнее всего, старшему поколению, помнящему Бродского-диссидента, Бродского-отщепенца, всеми жалеемого Бродского. У молодежи есть свой Иосиф — мудрый, ироничный, спокойный и вечный, как серое небо над Петербургом. И очень понятный. Очень близкий каждой молодой душе. Нам ничего доказывать не нужно. А вам?
Библиографический список:
1. Бондаренко В.Г. Бродский: русский поэт. — М.: Молодая гвардия, 2015.
2. Бродский И.А. Новые стансы к Августе. — СПб.: Лениздат, 2015.
3. Бродский И.А. Проза и эссе (основное собрание) [Электронный ресурс] // Lib.ru: библиотека Максима Мошкова. — URL: http://lib.ru/BRODSKIJ/brodsky_prose.txt_with-big-pictures.html (дата обращения: 02.09.2015).
4. Бродский И.А. Я памятник воздвиг себе иной!.. [Электронный ресурс] // Стихи русских поэтов. — URL: http:// stihi-russkih-poetov.ru/poems/iosif-brodskiy-ya-pamyatnik-vozdvig-sebe-inoy (дата обращения: 02.09.2015).
5. Бродский. Книга интервью / Иосиф Бродский; сост. В. Полухина. — М.: Захаров, 2007. 6. Будущее за новыми почвенниками: беседа Михаила Бойко с критиком Владимиром Бондаренко // НГ EX LIBRIS [Электронный ресурс] // Новая газета. — URL: http://www.ng.ru/ng_exlibris/2008-08-21/2_bondarenko.html (дата обращения: 03.09.2015).
7. Гордин Я.А. Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел. О судьбе Иосифа Бродского [Электронный ресурс] // Электронная библиотека Bookz.ru. — URL: http://bookz.ru/authors/akov-gordin/ricar_-i_524/1-ricar_-i_524.html (дата обращения: 03.09.2015).
8. Измайлов Р.Р. Время и пространство в поэзии И. Бродского [Электронный ресурс] // disserCat — электронная библиотека диссертаций. — URL: http://www.dissercat.com/content/vremya-i-prostranstvo-v-poezii-i-brodskogo (дата обращения: 01.09.2015).
9. Критик — это характер: беседа Юрия Павлова с критиком Владимиром Бондаренко [Электронный ресурс] // Наш современник. — URL: http:// http://nash-sovremennik.ru/p.php?y=2006&n=2&id=9 (дата обращения: 01.09.2015)
