Валерий ТОПОРКОВ. Письма курсанта Курганова
Журнальный вариант повести «Солнцеворот в плохую погоду»
Продолжение
1990
3 февраля 1990 г.
Вот уже полтора месяца писем не писал. Любопытная закономерность наблюдается: чем ближе отпуск, тем больше надежд и меньше желания доверять их бумаге. Но вот ситуация снова поменялась: сладкое время ожидания отпуска, как и он сам, стали не более чем воспоминаниями...
Компанию в поезде мне составили офицер в отставке и едущий на каникулы курсант-«финик», переодетый в «гражданку», со своей девушкой. Легли где-то в начале первого часа ночи, встали в 09:00, а в 11:30 уже приветствовали Северную Пальмиру. На перроне встретились с Железным Дровосеком. Сразу направились с ним в любимую казарму. Наших еще никого не было, и я опять ушел в город. По Невскому проспекту побродил, в магазины заглянул, прикупил себе конвертов и два горчичных батона. Дождь моросил, сырость ужасная.
Вернулся к себе на Пионерскую и отправился в наш класс, по пути заглянув к старому училищному прапору-художнику, чтобы взять свою стилизованную фотографию, на которой я выгляжу в точности как подпоручик царской армии: в шинели с башлыком, в дореволюционной фуражке, и с шашкой в руке. В конце декабря фотографировались. По-моему, получилось отлично. Старик-усач знает свое дело. Скажу больше: по всему училищу развешаны его полотна, в основном батальные, от самых обычных по размеру до огромнейших, во всю стену. Талантище! Хотя, думаю, академию художеств он не оканчивал, иначе не был бы вечным прапорщиком... А внешне он мне прадеда напоминает, Ивана Климентьевича, если судить по висящему у бабушки в спальне портрету.
Всё, иду отмечаться, переодеваться и готовиться к ужину. Расписание занятий уже вывесили. С 11 на 12 февраля у нашего взвода гарнизонный караул.
Всем привет!
Юрий.
16 февраля 1990 г.
...В последнее время все наши силы брошены на подготовку к смотру спортивной работы, который состоится в мае. Пять дней в неделю тренируемся: два раза силовая подготовка, два раза совершаем марш-броски на десять километров до маяка у Финского залива, а по воскресеньям — выборочный контроль показателей. Короче говоря: прости, учеба...
Надя со своей бабушкой на 8 марта собиралась в Ленинград приехать, так что я напишу ей, чтобы предварительно к вам зашла. Ты, мама, собери мои вещи, она захватит (брюки, ремень, ботинки, рубашку-другую, футболку, можно мой иранский пуловер… или купите мне свитер). Серую куртку не присылайте, в ней прохладно будет. Лучше я сам посмотрю здесь какой-нибудь вариант для себя. И ветровку заранее надо бы купить. Впереди весна. В форме почти никто из наших уже не ходит.
В понедельник тащили караул на гарнизонной гауптвахте. Лично я «одиночки» охранял. Там и осужденные, и подследственные, и дисциплинарники сидят. Сказка! Вроде те же военнослужащие, но повадки в предложенных условиях уже другие. Как крысы, копошатся в своих камерах, причем умудряются активно общаться и что-то постоянно передавать друг другу. В таких местах произведения Фёдора Михайловича Достоевского невольно вспоминаются.
А еще меня поражают контрасты. Тут тебе тюрьма, а в радиусе каких-нибудь ста метров — очаги утонченной культуры: и филармония, и Малый театр, и богатейшие музеи. Вот в это двоемирие, в меру своих сил, я и пытаюсь мысленно вглядываться сквозь призму знаменитой формулы гения «всё со всем связано».
Юрий.
23 февраля 1990 г.
Что сказать о Дне СА и ВМФ? Без курьезов у нас никогда не обходится, а в этот раз вообще смех и слезы: загнали всех в казарму и объявили повышенную боевую готовность. Причина, видите ли, в том, что «антисоюзные силы» выдвинули недавно лозунг «Бей черных!», наметив первую такую акцию на 24–25 февраля. И в случае беспорядков мы будем защищать особо важные промышленные объекты, а также государственные учреждения, включая банки. Судя по всему, представителям Кавказа в эти дни придется несладко. Впрочем, что ни день, в городе избивают и военных: всех подряд, от рядовых до полковников. Поэтому в форме ходить стало небезопасно; определенно надо с ней расставаться на время увольнений.
14-го на парткомиссию ходили втроем. Преспокойному с Флинтом задали несколько организационных вопросов и тут же в партию приняли, мол, достойны на все сто, парни на виду. И мне сказали бы то же самое, если бы я им прямо с порога не заявил, что в партию вступать передумал, что недостоин и что вообще сомневаюсь в перспективах своей военной службы. Не то чтобы члены комиссии особенно удивились моим словам, но призадумались и начали было меня урезонивать. Но не тут-то было… Я еще раз твердо заявил, что передумал, на что председатель укоризненно мне пробасил:
— Что ж, выйди, подумай еще минут двадцать, может, изменишь свое решение, а пока пригласи командира взвода.
Хмель, конечно, не ожидал. Как ошпаренный забегал. Похоже, обиделся. Но я занял глухую оборону. Спасибо, говорю, не надо. Дескать, и думать нечего. Да, шлея под хвост попала, товарищ старший лейтенант, что тут поделаешь: прикинулся, в общем, этаким дурачком.
Ну, думаю, всё, отвертелся. Но Хмель через какое-то время снова вылетает из-за двери, отзывает меня и говорит:
— Не вздумай дергаться, тебя приняли, отправляйся в расположение. Это приказ.
— Ну, мать честная, — говорю, — вершители судеб!
Такое зло меня взяло! Рванулся было к двери, но Хмель стеной встал на пути, сгреб в охапку и со словами: «Ты что, совсем нюх потерял?» вытолкал на лестничную клетку.
Так вот меня в партию и приняли. Зуб заточил большой, даже не знаю, во что всё это выльется.
Не хотел я об этом в письме писать, но, думаю, надо поделиться. Мама, ты знаешь, я точно по окончании училища служить не буду. Получу диплом и сразу рапорт напишу. Постараюсь как можно быстрее на «гражданку» вырваться. Если сразу подходящей работы не найду, то пойду второе высшее получать, может даже, в педагогический. За три года закончу. С учетом четырех военных выходит семь. Столько же, как если бы в армии два прослужил и пять в институте проучился.
Вопрос только в том, как быстро уволят. Пугают выплатой «круглой суммы», якобы в качестве компенсации затрат на обучение тех, кто не отслужит определенного количества лет, а еще — подписанием контракта, по которому ты обязуешься прослужить минимум года три… или даже пять. Не знаю, чему верить. Но сложности наверняка будут.
Сейчас, конечно, надо учиться, на стажировку еще съезжу, посмотрю, что за работа у наших выпускников. Но дело в том, что, даже будучи отличником, вполне можно по распределению загреметь туда, куда Макар телят не гонял...
Начал загодя готовиться к 8 марта, уже и билеты на это число взял на балет, места тридцатое и тридцать первое во втором ряду бельэтажа, с левой стороны. Хочу Наде наш с Преспокойным любимый театр показать.
Посылаю вам наградную фотографию под названием «У Боевого знамени училища». Обратите внимание на красноречивую каллиграфию и печать на обороте. Удостоился как отличник боевой и политической подготовки. С боевой-то понятно… А вот знали бы, что я в партию не захочу вступать, политически подкачаю, — на пушечный выстрел не подпустили бы к этой священной реликвии, высокому символу чести, доблести и славы. Да поздно.
Юрий.
11 марта 1990 г.
7-го в Ленинград приехала Надя со своей бабушкой. Остановилась на Васильевском острове у родственницы. Встретились мы вечером того же дня на Тучковом мосту и весь вечер гуляли, разговаривали о том, о сем, по пути в какие-то магазины заглядывали, в кафе посидели… Она мне все уши прожужжала о своих бальных и подругах из пединститута. Устал страшно, вернулся в казарму и уснул без задних ног. На следующий день освободился в двенадцатом часу и сразу в гости направился — поздравлять с 8 марта. Отметили в скромной домашней обстановке, а потом пошли в театр. 10-го не виделись, а вечером 11-го я проводил их на поезд в 19:55.
Так и не понял, зачем она приезжала со своей хитроватой бабкой. Но, как говорится, дело хозяйское. Впрочем, сказать с уверенностью, сможем ли мы быть вместе, не возьмусь. Будущее покажет.
О себе писать больше нечего. А вот Хмель у нас очередное звание получил и новую квартиру в придачу. Везунчик, да и только! Вчера помогали ему мебель перевозить, с его женой познакомились и маленьким сыном. Надо сказать, довольно милые лица. Теперь заживет наш капитан на девятом этаже, как на смотровой башне: высоко сижу — далеко гляжу!
Ваш Юрий.
29 марта 1990 г.
Учусь не без напряжения, но и без серьезных проблем. Дело, в общем, спорится, хотя нагрузка ужасная. Всё готовимся к этому треклятому смотру физической подготовки. Кроссы десятикилометровые так замучили, что и не вышепчешь! Проверка будет по четырем видам, нужно выполнить первый разряд по одному из них или второй разряд — по двум. Кроме того, началась подготовка к параду 9 мая. И сессия тоже в мае начинается. Три экзамена надо сдать: по изданию карт, составлению карт и политэкономии.
Двадцатого сдавали автоподготовку. Теперь у меня категория «B», что называется, в кармане. Через два года можно будет сменить временные права на постоянные, даже имея всего лишь доверенность на вождение легкового транспортного средства.
Мама, ты не права насчет наших с Надей отношений. Я всё ей откровенно объяснил, но она, похоже, смириться не хочет. Я в ее «чувствах» вижу лишь тщательно маскируемый расчет. Мне кажется, что она не только меня, но и себя хочет обмануть своей упрямой любовью. В известной толстовской трилогии я вычитал такие слова: «Во всякой привязанности есть две стороны: одна любит, другая позволяет любить себя, одна целует, другая подставляет щеку». Вот и решай, на какой стороне находишься или желаешь находиться ты. И потом, тут любая житейская мелочь может значить очень много. К примеру, что-то подсказывает мне, что лакмусовая бумажка не окрашивается в приятный розовый цвет, когда, встречая человека на пороге собственного дома, его приветствуют как-то совсем безлично — небрежно, невнимательно, даже сторонясь, без истинной, пусть и сдержанной радости, которая приличествует данной минуте. Ну и когда, едва простившись, за ним сразу, без малейшего промедления, даже не проводив взглядом, закрывают дверь, — бумажка тоже не окрашивается.
И потом, согласитесь, двадцать лет — не ахти какой подходящий возраст для принятия важных брачных решений. Ведь, как ни крути, нужна полная уверенность в человеке и элементарная честность во всем.
Юрий.
15 апреля 1990 г.
Воскресенье. Большой светлый праздник — Христово Воскресенье! Поздравляю вас с победой над смертью во всех возможных смыслах!
Неудивительно, что день начался не под бешеные крики дневальных, а под лиричную (чуть не брякнул — «пасхальную») композицию группы Secret Service «Closer ever day».
С утра бегали кросс на Крестовский остров, до стадиона имени Кирова, до самого побережья Невской губы. Потом нас в увольнение отпустили. А теперь вечер, и можно спокойно сесть и написать письмо.
Вначале несколько слов о нашей не бессмысленной, но беспощадной армейской жизни.
К великому счастью, смотр спортивно-массовой работы, если верить просочившейся информации, обходит нас стороной. Следовательно, надо надеяться, «лошадиные бега» скоро кончатся. Зато подготовка к параду 9 мая начинается самая серьезная!
Как вы понимаете, учимся мы только во время сессии, а в будни, по правде сказать, всё уже осточертело: ведь ничего творчески увлекательного лично для меня в нашем профессиональном обучении нет. Именно поэтому оно так скучно, хоть и полезно в известном смысле. Утешает одна лишь философия. Только Соловьевым оправдываю свою моральную независимость в создавшемся положении, его «Оправданием добра», «Красотой в природе», «Смыслом любви». Иной перспективы или, проще говоря, выхода я не вижу: весна, петербургские улицы, стихи и вечные, мучительные, безысходные мысли... И вот по поводу этих мыслей (для вас — «дурных мыслей по поводу армии») вы продолжаете расстраиваться? Но я ведь когда-то уже писал вам, что не стоит принимать всё это близко к сердцу. Пусть эти мысли останутся при мне. Важно другое: я больше нисколько не сомневаюсь в том, что совершил серьезную ошибку, вступив на военную стезю.
Как у бабушки дела?
Так как скоро у нас совсем тепло будет, вышлите мне, пожалуйста, новую ветровку. Бандероль идет долго, поэтому лучше не откладывать. Кстати, от Нади недавно посылка пришла — с витаминами, медом, клюквой, орехами лесными, конфетами. Заботу проявляет прямо-таки исключительную.
Юрий.
28 апреля 1990 г.
...К параду продолжаем готовиться в том же режиме, что и осенью. Вчера вторая ночная тренировка прошла на Дворцовой площади: четыре раза прогнали, да так, что ноги гудели ужасно, едва не дымились. Ну а последняя репетиция парадного расчета намечена на 3 мая. В училище всё уже приелось, романтика выветрилась окончательно, ни в одном углу не завалялась. Но это разговор особый...
Вообще говоря, жизнь здешняя внешне ничем особенным не отличается. На первый взгляд, и моя может показаться чересчур простой и обыденной. На самом же деле она насквозь пропитана интересом к поэзии и философии. Не хуже студента штудирую учебник по истории этой науки, посещаю училищную и городскую универсальную библиотеки, читаю книги символистов, труды Шопенгауэра, Соловьева, Бердяева. Спасибо, «гражданка» разрешена и выход свободный. И в казарме, в основном, чтением спасаюсь, иначе — тоска смертная!
Сессия начнется в конце мая, 1 июня первый экзамен, 9-го — последний, и в этот же день уезжаем в Боровичи, где сначала пройдем практику по изданию карт, потом экзамен по тактике сдадим и приступим к следующим двум параллельным практикам — по составлению (будем рисовать план города) и геодезии (освоим работу на гиротеодолитах).
12 августа вернемся в Питер, откуда сразу на стажировку на три недели: кто в Москву поедет, кто в Киев, а кто никуда не поедет, останется стажироваться в Ленинграде. Хмель сказал, что я, скорее всего, в Голицыно поеду, в аэрофотогеодезический отряд, что, конечно, радует — все-таки на выходные будет шанс домой попасть. Впрочем, не загадываю.
Таким образом, по окончании третьего курса в отпуск рванем в сентябре.
У нас на прошлой неделе такое ужасное происшествие случилось, что не знаю, как и сказать… Суицид. Утром сразу после подъема рота побежала на зарядку, а я в паре с Биг Максом остался дежурить в расположении. Когда все вернулись, стало известно, что как только взводы построились, с пятого этажа из окна туалета выбросился солдат батальона обеспечения учебного процесса. Голову расшиб, спасти не удалось, в больнице умер. Приезжала за ним мать, рассказывала, что муж (стало быть, отец парня) в свое время тоже покончил жизнь самоубийством.
Об истинных причинах случившегося можно только догадываться. Но долгое время чувство тяжелейшее меня не отпускало, особенно когда проходил мимо того места, где на асфальте темнели следы крови.
Юрий.
10 мая 1990 г.
...Вчера с утра на параде маршировали. Получили мощный заряд бодрости на весь праздничный день. После обеда сопровождали военный оркестр, шествуя через весь Киевский проспект двумя шеренгами. А к вечеру, переодевшись, пошли смотреть салют на невский берег: тридцать залпов в непосредственной близости было сделано! Очень красиво, конечно, но и дыма тоже хватало.
А сегодня всем взводом заступили в наряд, кто куда. Я, например, в автопарк, машины сторожить. Сижу вот, письмо пишу, а служба, как говорится, идет.
С Копченым из седьмой роты позавчера прощальные состязания устроили (неплохой он таджик, но скоро будет отчислен из-за неуспеваемости — экзамены сдавать и не собирается). Сначала — кто уголок на перекладине дольше продержит. Несколько секунд у меня выиграл, шайтан: весь интеллект в мышечную силу претворил! Надо будет реванш успеть взять.
Потом, по условиям состязаний, надо было замок с одного маха без страховки сделать. Сделал. А он без страховки побоялся. После продолжительной раскачки взлетел наверх, но не удержался с первого раза. В этом элементе равных мне в батальоне пока нет.
Юрий.
12 июня 1990 г.
Сегодня ровно неделя, как мы приехали в учебный центр. Устроились неплохо, живем в своих любимых палатках. Погода стоит теплая. По вечерам играем в футбол, а также следим за чемпионатом мира в Италии — эта страсть сейчас одна из главных у нас, если не самая главная. Интерес огромнейший. Есть в батальоне и серьезные болельщики, фанаты сборных Англии, Бразилии, Италии. Разумеется, в их компании смотреть трансляции особенно интригующе. Адреналин в крови так и зашкаливает. Мне сборная Аргентины больше других импонирует. Там один дуэт Марадоны с Каниджей чего стоит. Художники! Виртуозы! А немецкую сборную, наоборот, ненавижу. Спросите — за что? А за то, что даже их победы не оправдывают такой идеальной футбольной мертвечины. Ведь в их игре никакой поэзии. А по мне, она должна быть в любом настоящем деле.
Вчера началась практика по изданию карт, которая продлится до 5 июля. Будем работать на подвижных картографических комплексах (ПКК5 и ПКК6) — то есть на машинах, в кузовах-фургонах (кунгах) и прицепах которых установлено спецоборудование.
А сегодня стоим в наряде. Я в этот раз в штабе несу службу. Как несу? Да вот сижу и буквально обалдеваю от тринадцатой главы первого послания апостола Павла к коринфянам в карманном издании Библии: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий…»
Сессию в Ленинграде сдал на отлично, хотя почти и не готовясь. Просто надоело готовиться. А здесь, в Боровичах, нас ожидают еще два традиционных полевых экзамена по физподготовке и общей тактике, а также практика по геодезии. В общей сложности еще четыре оценки в диплом. Не знаю, какими они будут, но я давно за оценки не переживаю — признаться, как в партию приняли, так вообще за всё, что связано с училищем в более или менее серьезном смысле, переживать бросил. Ни тяжелого в руки, ни дурного в голову мне больше не нужно. Наелся досыта. Да, плыву как будто по течению, но свой причал не прозеваю. Дудки!
Кажется, всё.
Пишите.
Юрий.
26 июня 1990 г.
Сегодня наши расчеты фотографировали последние оригиналы и тем самым перешли к заключительному этапу работ. Но как вспомнишь, что начнется после 5 июля, так и заканчивать не хочется. А время идет неумолимо быстро.
В свободные часы по-прежнему гоняем в футбол. Кроме того, перед отъездом из Питера я приобрел небольшую брошюру по дыхательной практике ци-гун, написанную в соответствии с учением Дэ-Чаня, одного из настоятелей Шаолиньского монастыря, и вот взялся осваивать понемногу. Должен сказать, определенные результаты есть. Всё больше убеждаюсь, что наше дыхание действительно заслуживает особого внимания: «В покое следует искать движение, и движение-действие рождает силу». Иначе говоря, разум должен управлять дыханием-ци, дыхание должно быть в единстве с физической силой-ли, а сила должна руководить дыханием. Всё понятно?
После каждой тренировки ясно ощущаю легкость во всем теле и даже в мышлении, освобожденном от всех навязчивых и ненужных образов. Весь смысл этой диалектики — в достижении покоя, который должен моментально переходить в движение, в укреплении дыхания в киноварном поле (дань тянь) — вместилище (море) дыхания (ци-хай) и источнике силы, расположенном под пупком на расстоянии трех цуней от центра. В отпуск приеду, с Ваней на пару потренируемся — соединим, так сказать, усилия.
В Ленинграде 29-го состоится выпуск. В этом году нескольких человек с четвертого курса не допустили к экзаменам и отправили в войска дослуживать, а на госэкзаменах поставили пять двоек. Так идет беспощадная чистка топографических рядов. И нас уже подобающим образом настраивают, грозят той же участью, если вовремя за ум не возьмемся — за двойки будут отчислять моментально. К тому же на весну 1991 года запланирована инспекторская проверка на нашем курсе — говорят, очень ответственное дело. Будут проверять всё — и знания, и службу, и внешний вид. Все мозги проканифолили по поводу того, что надо загодя начинать готовиться...
На этой тревожной ноте позвольте откланяться. Труба зовет!
Юрий.
8 июля 1990 г.
Позавчера получил ваше письмо. А сегодня воскресенье, отдыхаем: пришли загорать на косогор, развернули спальники, улеглись и балдеем. Магнитофон работает на полную. Вслед за “It Was Love”, “Johnny”, и “La Isla Bonita” звучит моя любимая “Love Is A Shield” («Любовь — это щит») группы Camouflage.
Вечером будем смотреть финал ЧМ по футболу. А пока пребываем в сладостном предвкушении. Я, разумеется, в этой схватке буду болеть за Аргентину. О своем отношении к немецкой сборной вторично писать не буду.
Практика по изданию закончилась. Получил «отлично». Вот уже два дня, как занимаемся тактикой. Завтра пройдет заключительная часть экзамена по физподготовке: пробежим три километра стометровку и подтягивание сдали на прошлой неделе) и ответим на один теоретический вопрос.
Да, чуть не упустил: ровно неделю назад, под чутким руководством гусара Давыдовича, мы почти всем взводом ездили в усадьбу Александра Васильевича Суворова в селе Кончанское (Кончанское-Суворовское). Сотрудники музея-заповедника обратились к нашему командованию с просьбой помочь расчистить территорию на горе Дубиха, вокруг светелки, двухэтажного летнего дома великого полководца, от упавших деревьев, веток и прочего природного мусора. Что мы с молодецким задором и сделали после посещения дома-музея в самом Кончанском, картины-диорамы «Альпийский поход А. В. Суворова», размещенной в здании бывшей церкви Святого Александра Невского, вышеупомянутой светелки, находящейся в полукилометре от села, а также Суворовского родника и остатков посаженной им аллеи. Мне так понравился летний дом, что и выразить не могу! На память все вместе у крыльца сфотографировались. Вообще, гора Дубиха — место совершенно уникальное по красоте и силе. Хочется обязательно попасть туда еще раз.
Других важных новостей вроде бы нет. Стойкие оловянные мальчики неукоснительно следуют учебному плану и внутреннему распорядку. За них переживать — только время терять.
Юрий.
28 июля 1990 г.
...Полным ходом идет практика по составлению карт. Работа интересная, делаю ее не спеша, чтобы на отличную оценку можно было претендовать — это дело чести. Составляем всем взводом план итальянской Вероны, знаменитого города Ромео и Джульетты, по аэрофотоснимкам послевоенных лет. Разбили город на участки, каждый отрабатывает свой — наносит картографическую сетку, дешифрирует, вычерчивает условные знаки. В конце сложим все кусочки вместе и получим единый большой цветной план.
Руководит нашей практикой личность довольно колоритная: высокий, седовласый, падкий на спиртное, а потому краснолицый, но великолепно разумеющий свое дело полковник Лебедев. Когда мы затрудняемся что-то наверняка распознать на снимках, подходим к нему, и он, выдыхая пары чистого перегара, незамедлительно начинает демонстрировать свое магическое искусство: берет снимок, подносит к глазам и, то удаляя, то приближая, без всякого стереоскопа добивается необходимого стереоэффекта, то есть видит трехмерное изображение. И, как топографический оракул, начинает вещать своим слегка надтреснутым голосом:
— Это торговые ряды рынка… А это — цирк шапито…
Неделю назад сдали тактику, а вместе с ней и свое оружие — до нового года в руки его уже не возьмем. Остается совсем немного — и на стажировку. Сегодня в Боровичи приехал первый курс, «духи». Так что смена растет. А ведь, кажется, совсем недавно сами были такими же.
Юрий.
3 октября 1990 г.
Приехал в Питер — и, считай, стал четверокурсником (чуть не сказал — «человеком»). С вокзала — сразу в общежитие. В двенадцать часов был уже на месте.
Жить будем втроем: Флинт, Урюк и я.
Как только съехались, вещи распаковали, сразу бросились обустраивать свою комнату. Прежде всего шторы повесили. Надо сказать, они здесь отлично вписались. Впрочем, скатерка на столе и плакат с Микеле Плачидо над кроватью тоже очень даже ничего смотрятся. Флинт привез новый смеситель в ванную. Мы его незамедлительно установили и возрадовались: блестит вовсю, а главное, не подтекает. Разжились и плиткой, и утюгом, а ко всему прочему — еще и блестящей магнитолой VEF.
Сегодня отучились первый день (кстати, он выдался очень солнечный). Понятно, что картина ближайшего будущего уже вполне вырисовывается: нарядов будет больше, а учеба примерно того же уровня сложности, что и прежде. Однако и это всё преходяще, говорю я себе, с философским прищуром глядя с четвертого этажа на полнолуние из окна нашей просторной комнаты.
В Ленинграде теперь тоже наблюдается общий ажиотаж по поводу продовольственных товаров. Очереди огромные. Наше существование без курсантской столовой, в которой чем-чем, а хлебом-то всегда накормят, определенно было бы мрачноватым.
Всем горячий привет!
P. S. Посылаю вам некоторые фотографии, сделанные на третьем курсе. Особенно удачны, на мой взгляд, две. Первая из них подписана на обороте «Последний караул сезона». На второй я лежу на койке с захваченным из дома первым томом «Братьев Карамазовых» — в нашей мини-казарме, на практике.
7 ноября 1990 г.
Сегодня, как всегда в этот праздничный день, на Дворцовой площади прошли парад и демонстрация. Наш батальон ходил в оцепление, а я в наряд по общежитию заступаю, поэтому никуда не попал.
На торжественном собрании училища мне вручили двухтомник сочинений Владимира Маяковского со столь приличествующей его футуристическим стихам казенной каллиграфической надписью:
«Курсанту Курганову Ю. С.
За высокие показатели в учебе и примерную воинскую дисциплину.
Начальник училища полковник О. Ануфриев.
1 ноября 1990 г.».
Из всего, написанного Маяковским, по моему глубокому убеждению, мало что является подлинным. Например, почти безоговорочно принимаю такое четверостишие:
Я хочу быть понят родной страной,
а не буду понят, —
что ж?!
По родной стране
пройду стороной,
как проходит
косой дождь.
Здесь всё предельно ясно и пронзительно, ибо трагично. Чем-то сродни незабываемым строчкам тоже безвременно погибшего Ивана Приблудного:
Чем я буду? Что я есть?
Скоро ль быть беде?
Долго ль голову мне несть
и оставить где?
Мраморный ли пьедестал
или холм да клен
скажут миру, чем я стал
для иных времен.
Учебные дела у меня обстоят неплохо, хотя и накопилось их невпроворот: и то надо, и это, а времени не хватает — базы овощные пошли и нарядов тьма. Вот и бегаешь, как сивка по крутым горкам.
Спортом занимаюсь по вечерам. На этаже имеется оборудованная спортивная комната. Начинаю с разминки, потом перехожу к силовым упражнениям, а заканчиваю растяжкой и, образно говоря, схваткой с тенями. Нравится мне один снаряд для тренировки резкости и точности ударов, у нас боксеры им пользуются. Это маленький мячик, закрепленный на вертикально натянутом жгуте. Работать с ним — одно удовольствие. Рядом с общагой стадион есть, где и побегать, и в футбол поиграть можно. А после ужина беру в руки книгу.
Сейчас у нас начинается подготовка к весенней аттестации училища. Двойки получать запретили, поэтому ряды наши, без сомнения, вскоре поредеют.
Ситуация в Ленинграде тревожная, даже хлеба в булочных иной раз не бывает. Времечко надвигается смутное. А еще говорят, что в мае случится какой-то переворот (военный?).
Чуть не забыл: вчера ночью мне сон необычный приснился. Собственная свадьба. И что самое удивительное, не было никакого застолья, вообще ничего, что создавало бы привычное ощущение коллективного веселья. Зато я видел церковную службу, наряд невесты, почтенных гостей, которые стояли у паперти, ожидая меня, тогда как я в каком-то непонятном волнении скрывался от этого торжественного собрания, куда-то пробираясь окольными путями, стараясь быть незамеченным, чтобы посмотреть на всё происходящее как бы со стороны (что, впрочем, мне удалось не совсем, потому что кто-то из соглядатаев все-таки спросил, почему-де я, жених, и вдруг не на свадьбе). Тем не менее я остался вполне доволен, потому что чувствовал нечто вроде спасения от всех грозящих мне бед...
Юрий.
20 ноября 1990 г.
...В Ленинграде на прошлой неделе заметно похолодало, но сейчас опять нулевая температура держится. Правда, ночью морозит, а мне как раз с часу до трех на посту стоять — бодро курсировать из угла в угол, чтобы не замерзнуть, да на звезды любоваться.
Несколько дней тому назад ездили в специально оборудованный тир выполнять так называемое упражнение № 1 из пистолета Макарова, оценка за которое должна была стать определяющей для выставления в диплом по огневой подготовке. Шум от выстрелов стоял страшный, впору было наушники или беруши использовать, к тому же помещение не отапливается, холодно рукам, а в перчатках, понятно, стрелять не будешь. Однако же кучность моих выстрелов и контрольные «9», «8» и «7», откровенно порадовав, сняли вопрос об оценке окончательно и навсегда.
В квартире вашей новой, как я понял, дела продвигаются — и это хорошо. А вот с продажей дома, мне кажется, вы немного торопитесь, надо хотя бы предстоящее лето пережить, до нового урожая дотянуть, а там и посмотреть, что да как. Ведь в стране бог знает что творится, а в новом году, поговаривают, вообще голод начнется. Так что лучше здраво подойти к этому вопросу: как бы там ни было, а все-таки участок и огород кое-что значат.
Ю.
4 декабря 1990 г.
Спешу написать и отправить вам это мое «экстренное» письмо.
Как говорится, у каждого свои слабости. Вот и я в библиотеку на Фонтанке регулярно езжу, а также в книжные и букинистические магазины наведываюсь. Приобрел тут несколько очень интересных книг: двухтомники Николая Бердяева, Владимира Соловьева и сборник-антологию «Философия любви» в двух томах. Одним словом, изрядно поиздержался (скажем, Соловьев обошелся мне в сорок рублей, тогда как госцена двадцать, но теперь все издания идут с большой наценкой).
Дело еще в том, что немало средств у нас уходит на питание. В столовке есть буквально невозможно. Правила же совместного проживания требуют, чтобы в кармане всегда что-то звенело. А у меня, как на грех, финансовый кризис случился. Неудобно, конечно, просить, но мне необходимо хотя бы рублей сорок, чтобы все поправить. Я вам телеграмму по этому поводу отправил, а в этом письме, так сказать, пытаюсь объяснить создавшееся положение.
Мама, то, что ты приобрела томик Бальмонта — это очень здорово. Если еще в книжных магазинах попадется кто-то из таких поэтов, как Надсон, Фофанов, Анненский, Вяч. Иванов, Соловьев, А. Белый, Гумилев, Г. Иванов, Адамович, Зенкевич, Северянин, Шершеневич, Коневской, Балтрушайтис, Ходасевич, то обязательно купи для меня.
Конечно, я со своими «заумными» книгами — вроде белого ворона для большинства однокурсников. Но это меня нисколько не смущает.
На днях один парень из 74-го взвода пришел с семиструнной гитарой к нам в комнату и дал целый концерт: пел песни из репертуара БГ. Играет и поет он замечательно. Слушали не отрываясь. Очень понравилось. Особенно вот эта:
Полковник Васин приехал на фронт
Со своей молодой женой.
Полковник Васин созвал свой полк
И сказал им: «Пойдем домой…».
Этот парень, кстати, дружит с Флинтом. А Флинт тоже человек неординарный. Всё вспоминаю, как мы с ним ездили в Москву во время практики. Приехали на Белорусский вокзал, а оттуда он сразу потащил меня в ЦУМ. Еле за ним поспевал. Приехали, поднялись на второй этаж, где, моментально оценив обстановку, он занял очередь за какими-то импортными куртками. Спрашиваю:
— Зачем?
— Подзаработаем. Сразу толкнем.
Я постоял, постоял и говорю ему:
— Не обижайся, но я этим заниматься не буду.
Попрощался и уехал.
А вообще он молодец, волжанин из Самары. Я, к стыду своему, даже и не знал, что такое рыбное филе. Он же постоянно берет его на Невском, а теперь, прожженный гурман, научил меня эту вкуснятину укладывать на хлеб с маслом.
По вечерам он пропадает у своей подружки или с ней же в кафе и ресторанах. На днях верные друзья из роты принесли его на руках полумертвого, уложили на койку, и до утра он практически не шелохнулся. Перебрал изрядно.
Наши циники его страшно недолюбливают. Вчера состоялся поединок между ним и Сивым в спортивной комнате. Вернулся Флинт с крупными синяками под глазами, но держался достойно. Утром затонировал кремом раны и отправился на занятия. С одной стороны, жаль его, а с другой, уважаешь еще больше. Со своей дорожки он не свернет и хвостом ни перед кем мести не будет.
За последнее время я два раза ходил на один и тот же американский фильм, чего со мной здесь еще не случалось. Уж очень тронула эта сказочная голливудская мелодрама с недвусмысленным названием «Красотка» (в главных ролях Ричард Гир и Джулия Робертс).
На этом заканчиваю, тем более что в гости заглянул Шеви. Он по моей рекомендации прочел недавно «Доктора Живаго» и теперь взялся за «Так говорил Заратустра». А сам я штудирую Шеллинга, его «Систему трансцендентального идеализма». Пора обсудить прочитанное.
Как видите, философия решительно завладевает нашими молодыми умами. Даже с Ефером Морозом что-то случилось — чудесное превращение, по-другому не скажешь. Откопав у себя на квартире том Вольтера, он не колеблясь решил сделать мне подарок:
— Все равно читать не буду, а для тебя как раз то, что нужно.
— Спасибо, — говорю, — ефрейтор. Родина тебя не забудет!
От Вани письмо получил аккурат в день его рождения, 30-го. За химию пусть возьмется как следует и дерется поменьше, а то ведь так и во вкус войти не долго.
Скоро увидимся!
Юрий.
