Наталья КРАВЦОВА. Пятнадцать копеек
Рассказ
С тех пор, как случилась история, о которой я хочу рассказать, изменилась страна, изменилась жизнь. Сегодня трудно представить, как в годы нашей юности мы обходились без компьютеров и интернета, без мобильных телефонов, банковских карт и электронных документов. А так вот и обходились: жили себе и жили. Как и сегодняшние старшеклассники, мечтали о свободе и воле, стремились поскорее вырваться из-под родительского крыла. Попадали, случалось, в глупейшие ситуации, — всё из-за той же юношеской безалаберности и беззаботности, — когда не хватало рублей и копеек на самое необходимое, а родственники и друзья были далеко и даже не подозревали, что нам нужна помощь. А мы полагались на авось да на добрых людей, которые не дадут пропасть понапрасну.
И не зря, кажется, полагались. В золотые 80-е, названные позже «годами застоя», всё было не так, как сейчас: жизнь — проще, люди — отзывчивее. Я училась в техникуме, а потом в институте, набиралась не только знаний, но и житейской мудрости. А затем, затем... Всё, чему не доучили нас благополучные 80-е, с лихвой наверстали 90-е. Научили выживать, быть бережливее и экономнее, думать о хлебе насущном и завтрашнем дне, заставили повзрослеть и поумнеть.
В свои семнадцать я считала себя вполне взрослой и самостоятельной. Была студенткой-отличницей Бузулукского финансового техникума, без пяти минут дипломированным ревизором государственных доходов, готовилась к продолжению учебы в столичном вузе. До госэкзаменов и защиты диплома мне в ту пору оставалось всего ничего: производственная практика в районном финансовом отделе Новосергиевки, составление отчета об этой самой практике и написание дипломной работы.
Жила я тогда с однокурсницей Любой в Новосергиевке, но каждую пятницу после работы садилась в пригородный поезд и ехала в Бузулук: нужно было встретиться с преподавателями, посидеть в библиотеке, осилить очередную главу диплома и подобрать материал для следующей. А по воскресеньям возвращалась на том же поезде обратно к месту практики.
Ехать недалеко, всего-то четыре часа. Каждая поездка обычно заканчивалась благополучно: я высаживалась на железнодорожной станции и бежала к автобусу, поджидавшему пассажиров на дальней стоянке за переездом. Пять копеек водителю ПАЗика за проезд, выбрать местечко поближе к печке, ненадолго закрыть глаза, помечтать... и вот уже она, моя заветная конечная остановка! Вот улица, превратившаяся по весне в аквариум. Вот соседи нашей квартирной хозяйки, бабы Симы, с каждым из которых нужно приветливо раскланяться, чтобы они потом не выговаривали бабушке: мол, пригрела у себя городских гордячек — и не нарадуется...
— Да какие оне городскии? — заступится Серафима. — Селяночки оне. В городе токмо учатся. А какие ласкаваи, вежливаи. И веселаи. Хорошаи оне!
Надо ли говорить, что жили мы с бабушкой Симой душа в душу: чаевничали вечерами у горячей печи, длинные беседы вели, зиму провожали, весны дожидались — солнышка, тепла, снеготаянья, первого весеннего грома. Наконец, наступил апрель...
***
Чем начинается и заканчивается апрель, известно каждому: начинается капелью, а заканчивается субботником. Под лаской теплых солнечных лучей сползает с земли снежное одеяло, оголяет ее — и сразу хозяйский глаз подмечает: пришла пора прибраться, пока земелька не высохла, пока не полезла из нее первая зеленая травушка. Лопата, грабли и веник уже стоят наготове и ждут своего часа. Давайте, студентки, и вы тоже принимайтесь за дело!
Практикант — это, конечно, не штатный работник, а посему вполне может и уклониться от трудовой повинности, именуемой субботником. Но это не про меня. Воспользоваться случаем и уехать домой пораньше, не поучаствовать в весенней уборке территории вместе с коллегами, с которыми подружилась за зиму, — я бы не смогла.
Солнышко пригревало, работа кипела. Время летело незаметно. Весельчак-сторож, опершись на лопату, рассказывал анекдоты. Мужчины перешучивались, кучковались в предвкушении «пикника» — неизменного спутника весенней генеральной уборки. Девчата еще добеливали худенькие деревца, посаженные пару субботников назад, подметали дорожки у парадного входа, а кадровик уже завел разговор на тему «а не скинуться ли нам по рублю и не отметить ли героический труд на благо Родины». Шеф согласно кивнул, а его секретарша охотно вызвалась слетать в магазин:
— А вы тут пока заканчивайте!
Я взглянула на часы: время поджимало, до поезда оставался ровно час. В кармане моей куртки лежал один-единственный рублик, отложенный на дорогу. Завтра утром, в субботу, мне нужно было обязательно сходить в техникум, получить стипендию (ее давали раз в месяц). Я распрощалась с коллегами и поспешила на квартиру, за сумкой.
Шла по дороге пешком, автобуса не было. В душе моей теплилась надежда, что водитель притормозит и подберет меня по пути. Ведь каждое утро ПАЗик отвозил нас на работу, шофер знал в лицо всех своих пассажиров. Так и случилось. Села в автобус, разменяла свой рубль, доехала до конечной. Уговорила водителя подождать меня несколько минут — и вихрем помчалась вниз по улице, благо, что была в спортивном костюме и кроссовках.
Заскочила в дом, напугав бабу Симу. Она жарила пирожки — здоровенные, с мужскую ладонь. На плите призывно пел чайник, но времени попить чайку с хозяйкиным угощением не было. Даже переодеться не успевала. Схватила сумку, побежала, вернулась в дом за студенческим билетом, на ходу обняла бабулю — и полетела к автобусу. Успела!
За пятнадцать минут до отправления поезда я уже стояла у железнодорожного переезда. Шлагбаум был опущен, а мимо меня неторопливо шел товарный состав. Он, как обычно, следовал без остановки, сбавляя скорость перед железнодорожной станцией. А по второму пути шел встречный.
Минуты ожидания казались бесконечными, но не лезть же, сломя голову, под товарняк! Наконец, стрелка шлагбаума медленно поползла вверх, дорога была открыта. Прибежав на платформу, я увидела хвост отбывающего пассажирского поезда. Стоянка была короткой: всего три минутки. И я на него опоздала. Хорошо хоть билет заранее не купила...
Слегка расстроившись, зашла в здание вокзала. Протянула свой студенческий, дававший право на проезд за половину стоимости, и попросила у кассирши билет на следующий поезд. До его отправления было минут сорок, ждать оставалось совсем недолго.
— С вас один рубль, — сказала кассирша, оформляя билет. Сердце мое гулко застучало, последний рубль был уже разменян.
Я дважды пересчитала мелочь, раскладывая монеты на ладони. Пошарила по карманам куртки, заглянула в сумочку и в сумку с вещами. Привычным движением запустила руки в карманы джинсов, где всегда звенела сдача. Но карманов не оказалось, и тут я вспомнила, что не успела переодеться в дорогу. Набралось сорок пять копеек, которых как раз хватило бы на билет в только что ушедшем поезде.
— А почему рубль? Всегда проезд стоил сорок пять копеек! Я езжу не первый месяц...
— Поезд фирменный, потому и дороже. Билет оплачивать будете? — голос из окошечка кассы требовал немедленного ответа.
— Мне не хватает пятнадцать копеек... Тетенька, пожалуйста, дайте мне билет, я довезу вам эти копейки в воскресенье или в понедельник, когда у вас следующая смена. Не успею сейчас доехать ни до работы, ни до дома, чтобы взять деньги, а мне обязательно надо уехать. У вас мой студенческий билет, запишите фамилию. Я донесу вам деньги, обязательно донесу... — упрашивала я.
— Следующий! — гаркнула кассирша.
— А какой следующий? — спросила я упавшим голосом, не понимая, что кассир уже разговаривает не со мной.
— Алма-Атинский. В двенадцать ночи. Но у тебя денег не хватит. Ходят тут, льготнички... — прозвучало из окошечка.
Я взяла свой студенческий и медленно побрела к выходу. Мысль о том, что можно купить билет, докуда хватит денег, а затем проехать чуть дальше, до нужной станции, — не выгонит же проводник поздним вечером студентку из вагона, — как-то не пришла в мою голову. Я брела и думала о том, что ночным поездом ехать нельзя, что в техникум утром не попаду, стипендию не получу и останусь с пустыми карманами еще на неделю.
Присела на скамью, на всякий случай вновь перепроверила сумки, вещи, карманы, кармашки. Напрасный труд... Всего лишь час назад я беззаботно улыбалась на субботнике, а теперь ругала себя за эту беззаботность и не знала, что делать.
И тут, словно ниоткуда, появился какой-то мужчина. Наверное, тоже стоял в очереди за билетами, видел, как я уходила, понурив голову. Подошел неожиданно, протянул свою ладонь с копейками:
— Ну, сколько тебе не хватает? Возьми!
Поймал мой недоверчивый взгляд, улыбнулся:
— Да бери же…
Господи, как неловко я чувствовала себя в ту минуту! Принять помощь незнакомца…
— Пятнадцать копеек... — прошептала я. — А как же я вас найду, как верну? Вы же тоже уезжаете... Адрес скажите, я принесу. Честное слово, принесу!
— Не стоит беспокоиться и искать меня, — ответил он. — В крайнем случае когда-нибудь выручишь кого-то другого.
Голос мой опять куда-то пропал, я прошептала:
— Спасибо вам...
И поспешила в кассу. Высыпала монетки перед рассерженной кассиршей, купила билет. Села в поезд.
В купе ни о чем не могла думать, кроме как о том, что со мною недавно случилось. Мне было плохо, было стыдно. Так стыдно, как будто только что пришлось стоять на паперти с протянутой рукой и просить подаяния. Слезы стояли в моих глазах, готовые пролиться в любую минуту. И тут в купе заглянула проводница, предложила чай. Я всё и выложила ей, как на духу…
— Молодец мужик! Мир не без добрых людей! Ишь, нашла из-за чего страдать, — успокаивала меня пожилая женщина. — Да что я — чая тебе не дам, что ли? Не всё в мире деньгами меряется!
Она налила в стакан заварку из пузатого чайника, сыпнула сахара, подлила кипятка. Разносят ли сейчас в поездах такой вкусный чай в металлических узорных подстаканниках с дребезжащими чайными ложечками? Наверное, нет.
Я снова проверяла свои карманы и сумки, искала какую-нибудь конфетку. Вдруг поняла, что голодна... И тут — о чудо! — в боковом кармане сумки обнаружился привет от бабы Симы — пирожок, который квартирная хозяйка заботливо завернула мне на дорожку. Большой и вкусный. Слезы закапали сами собою...
Поздним вечером с вокзала я добиралась почти бегом. Темнело, а денег на автобус у меня не было ни копеечки.
***
Утром в субботу, получив стипендию, аж тридцать четыре рубля пятьдесят копеек, я почувствовала себя богачкой. Страх безденежья отступил, на душе стало легко.
Возвращалась из техникума через вокзал. Купила в кулинарии булку с повидлом, занесла с собой в автобус ароматный запах свежей сдобы. Водитель уже закрывал дверь, но в последний момент перед отправлением в салон влетели дети: девчушка лет трех-четырех и ее брат, года на три постарше. Одеты они были странновато для апреля — теплые куртки, изношенные тапочки...
Девочка села рядом со мной, мальчик встал за ее сиденьем. Сестренка не сводила глаз с моей булки. Наверное, девочку не кормили сегодня? Я протянула ей булочку. Она взяла, но тут же обернулась на брата: не будет ли тот ругать? Однако мальчишка как-то затравленно смотрел прямо перед собой, не обращая внимания на сестру. Я посмотрела туда же, куда и он, — и поняла причину его страха: на нас медленно надвигалась контролерша.
— Твои? — спросила она, кивнув на детей.
— Мои, — ответила я.
— Пятнадцать копеек, — сказала женщина, отрывая нам билетики.
Я отдала деньги. Детей не выгнали из автобуса, как, наверное, уже случалось не раз. Девочка отломила брату кусочек булки и только потом начала есть сама.
Постепенно разговорились.
— Я — Вера, а брата Мишей зовут, — представилась девочка.
— Верочка, а куда же вы едете? Родители знают, где вы с братом находитесь? И где твои сапожки? В тапочках еще холодно ходить...
Я расспрашивала, а сама подозревала неладное. Наверное, родители этих детей пьют. Или их вообще нет на белом свете...
— Мы на автобусе, потому что ножкам холодно. И идти далеко. Мы к бабушке убежали! Дома мама с папой ругаются, кушать нечего. Миша в школу не пошел, меня к бабушке увел. Мы всегда у нее прячемся...
Вера рассказывала, а сама то и дело с тревогой оглядывалась на брата: не заругает ли он ее? Но Миша, повзрослевший раньше времени мальчуган, молчал. Он вообще не сказал ни слова.
Вышли мы из автобуса вместе. Я довела детей до дома и дождалась, чтобы дверь им открыла бабушка. Ушла, но вскоре вернулась с тортиком — в кулинарии тогда продавали вкусные торты под названием «Сказка». Еще раз постучала в дверь, за которой слышались детские голоса, отдала гостинец. Больше ничем не могла помочь этим детям, только этой вот сладкой сказкой.
— Спасибо тебе, милая, — улыбнулась бабушка. — Вот уж воистину мир не без добрых людей!
Да, не без добрых! Я видела: у Миши и Веры, у этих маленьких хрупких журавликов-корабликов, была в жизни надежная пристань. Домой я уходила с легким сердцем.
Каким же теплым выдался тот день! Я шла по весеннему городу, подставляя лицо солнечным лучам и улыбаясь прохожим. И люди мне по-доброму улыбались в ответ. Город оттаял, отогрелся, встряхнулся, прихорошился, ослепительно заблестел свежевымытыми окнами домов и витринами магазинов.
Поселить у себя дома солнечных зайчиков невозможно, хотя в ту минуту мне хотелось именно этого. А в душе, когда ты молод, чист и светел, им живется весело, радостно и свободно.
Пускай себе светятся, резвятся, озорничают! Сердце открыто настежь, душа — нараспашку. Самое время — юность, весна, апрель!..
