Аркадий ГОНТОВСКИЙ. Вы музыкой моей не заболейте

***

Бессонной ночью сядешь у окна,

Глядишь во тьму — и видишь времена,

Бредущие неспешно пред тобою.

Там, прикасаясь, гаснут голоса,

И тихо набежавшая слеза

Дрожит в ночи звездою золотою.

И больше ничего... Но в этот миг

Прикосновеньем через тыщи лиг,

Покачиваясь в неизвестном где-то,

Где только волны, волны в тишине,

И взгляд, и чувство, как волна к волне...

И снова ночь, окно и сигарета.

***

На рваных снах, во мгле стихий,

Когда печаль безумью ближе,

В дожди срываются стихи,

Где лунный шепот лужи лижет.

Где вечность, старый книгочей,

Забылась сном, и над бумагой

Мир оплывает со свечей;

И дождь один, шумящей влагой,

Несет смятению покой,

Тончайшей укрывая пряжей.

И — сон тяжелый колдовской,

И тишины полет лебяжий.

***

Переболеть в себе земное

И больше не глядеть назад.

Пусть в небе звёзды тишиною

Со мною вновь заговорят

О чём-то накрепко забытом

В непроходимой суете,

Где дни, заезженные бытом,

Как ни раскрашивай — не те.

И я не тот, когда хватало

Глаза прикрыть и налегке

Из шумной пустоты квартала

Шагнуть к сияющей реке,

Где нежное дыханье сада

Соприкасается с волной.

Смотреть и слушать... и не надо,

Не надо вечности иной.

ЭЛЕГИЯ

1

Выйти в ночь из прокуренных комнат,

По урочищам сонным брести.

В этих снах отыскать светлый омут,

Пить туманные звёзды с горсти.

Просто быть. Просто слушать, как рощу

Наполняет ласкающий свет,

Как он пробует звуки на ощупь

Серебристою нитью в листве.

2

Позабыться. И вровень с туманом

По мерцающим в дрёме лугам

С белоснежным уйти караваном

К очарованным берегам.

Только сны. Только сны и дорога.

Только проблеск чего-то во мгле,

Что нельзя объяснить и потрогать,

И словами сказать на Земле.

3

Там, где долгого вздоха немая печаль

Утекает в туманы осенней рекой,

Словно кто-то незримый снимает печать,

Отпуская тебя за ожившей строкой,

И живая вода, отразив небеса,

Отворяет пространство предтечею снов...

Там светло задрожит в поднебесье слеза

У твоих очарованных берегов.

***

Наследница исчезнувших империй,

На души обречённые взгляни.

В дымах столетий на обломках веры

Горят неутолённые огни.

Горят огни. Печали нет ответа,

Лишь эхом угасающей мольбы —

Мы верили, мы шли с тобою к свету,

Великих дел великие рабы.

Горят огни. За ними сумрак стужи.

Безумие, но надо делать шаг.

Кто выдумал, что не сгорают души?

Сгорает до беспамятства душа.

***

Тишина. И свет усталый.

Снег идёт, ложится снег

На дороги, на кварталы,

На страну, которой нет.

Зачарованная снегом

Спит она, и снятся ей

Города под мёртвым небом

В блеске призрачных огней.

Снятся праздные витрины

И, от блеска в стороне,

Среднерусские руины

В нескончаемой войне.

Кто их вспомнит? Кто ответит?

Кто вернёт им день былой?

Снится им: февральский ветер

Снова бродит над землёй.

Снятся банки и вокзалы,

Телеграф и поезда...

И над всеми свет усталый

Льёт погасшая звезда.

РУЧЕЙ

Течёт вода среди камней,

Течёт неспешно

И откликается во мне

Мечтою вешней,

Течёт, как сотню лет назад

И — сотню с лишним,

Как прошлым летом, где — гроза

И спеют вишни;

Течёт неспешно сквозь меня,

Как бесконечность,

Как лунный шёпот на камнях

Про сны и вечность.

***

Мне снился сон, когда казалось,

Не будет, нет, не будет. Но

Мне снился сон, такая малость,

Такое нежное кино:

Шёл по-над вечностью автобус,

И умещался шар земной

В застывший под лампадой глобус,

Объятый древней тишиной.

Но вздох рождался, и во вздохе

Сжималось время до нуля,

Чтоб разом выдохнуть эпохи:

Автобус плыл, плыла Земля.

За окнами шумел подлесок,

Сходясь с весною налегке.

Рука касалась занавесок

И вновь дрожала на руке.

Дрожали губы, и казалось,

Нет ничего главнее, не...

Мне снился сон — ты улыбалась

Чему-то давнему во мне.

***

Пожелтевшие ветви во сне не тревожь,

Завтра с музыкой ветра перекликнется дождь.

Перешёпотом листья сойдут, и во мгле

Только красные кисти, как угли в золе;

Только в небе по краю серебристая нить —

Проживу, прочитаю. Буду в полночь звонить.

Слышишь, осень уходит, и в озябшей ночи

Ветер зимних мелодий подбирает ключи:

Там на кисти рябины из алой зари

В разговор воробьиный сойдут снегири;

И расплещется с веток серебристая дрожь.

Это в памяти ветра колышется дождь.

***

Вы музыкой моей не заболейте,

Со мной навек — нельзя наверняка.

Бродягою, играющим на флейте,

Я выстудил мечты на сквозняках.

Души своей не выстелю изнанку,

Уже не тот, чтоб всем смертям назло...

Вы видели, как падают подранки,

С обрыва поднимаясь на крыло?

И оглашает клич небесный купол.

В нём зов и боль... Но, сколько ни зови,

Тот мальчик, что себе придумал кукол

Игрушечных из плоти и крови, —

Он вырос. И ушёл... О нём ли ветер

Вздыхает на изломах тростника?

Вы музыкой моей не заболейте:

В ней за дождями шепчутся снега.

***

Набираешь в ладони неба,

Это в детстве всегда так просто,

Если небо падает снегом

И в нём спят золотые звёзды;

Ты подбросишь их и беспечно

Улыбнёшься своей вселенной,

Как и небо — такой же вечной,

И такой же, как сон — мгновенной.

Может быть, это просто память

Тишину наугад листает:

То зашепчется облаками,

То закличет осенней стаей;

Тишину, где другое небо,

Позабытое на перроне

Между детством и этим снегом,

Что летит на твои ладони.

***

Однажды покачнётся вечер —

И покачнётся шар земной.

И я предстану и отвечу

За всё содеянное мной.

Быть может, предо мною разом

Откроются и свет, и тьма:

«Всё это ты». И бедный разум,

Наверное, сойдёт с ума.

Останется сердцебиенье,

Его изломанная нить,

Где эти пики и паденья

Мог только я соединить.

Тогда и прозвучат вопросы.

И в беспощадной тишине

Мои беспомощные слёзы

Расскажут правду обо мне.