Николай РОДИОНОВ. Незримый порог

ДОЖДЛИВОЕ УТРО

Как мне важно внимание этого нового дня,

Что ещё только в самом начале, ещё поднимается только,

Но уже как-то странно глядит, грустно голову набок клоня,

Как-то странно глядит из окна, из воды,

из зеркал и ещё из каких-то осколков.

Как мозаику эту собрать, как мне целое в ней разглядеть,

Как узнать, что за день, из каких состоит он событий?

Что сегодня случится, узнать, что со мною случится и где?..

Нет, не надо: вдруг там — за драконом дракон!

А где меч? Чем я головы буду рубить им?

Почему же в лице и в наклоне твоей головы

Столько грусти? Ответь, день, поднявшийся тихо навстречу.

Ведь не ты — я живу здесь, на свете, жильцом угловым,

Знать не зная, какая судьба уготована мне

и успею ли я завершить этот день этой речью.

Ну скажи, что тебе не даёт улыбнуться в ответ,

Что мешает тебе этот час, это утро украсить улыбкой?

Может быть, ничего, просто так — настроения нет?

Или чувствуешь что-то вблизи, что ко мне подползло

незаметно рогатой улиткой?

Вот и здравствуйте! — слёзы мгновенно у нас потекли…

Вроде рано прощаться, ещё только раннее утро.

Кстати, день, дорогой, не впервой я тебя обнаружил таким

Безутешным, плаксивым, влюблённым

и черту под любовью своей подводящим как будто.

Но ведь это не так, я надеюсь, нам рано ещё

Подводить окончательно наши с тобою итоги.

Осуши свои слёзы, я тоже смахну их со щёк.

Вот и славно! И всё впереди — и пути и тревоги.

***

Бежит собака.

Снег летит к земле.

Собака что-то ищет под сугробом.

«Фольксваген» завывает.

Видно мне,

Как трудно его тронуть с места,

Чтобы

Потом легко,

Примеривая ритм

Каких-то новых радостных мелодий,

Скользить по трассе.

Кто-то говорит

Кому-то что-то. Может, о погоде.

Кто эти двое?

Лица их скучны.

Наверное, погода виновата:

Никак не могут вешние лучи

Проникнуть в город, сложенный из ваты.

Март на исходе.

На окне узор,

Мешавший обозрению, растаял.

Но — ветки голы,

Ветер — резок, зол.

А почему? Загадка не простая.

Что ж в небе галки мечутся?

Их крик

Ни радости, ни горечи не будит…

Два школьника,

Навстречу им — старик.

И снег в лицо.

И — то ли еще будет!

Согнулись, только вскидывают взгляд.

Но вспыхивают частые улыбки.

Такой уж это возраст:

Веселят

Порывы ветра.

Дети не привыкли

Ни к этим снежным вихрям,

Ни к ветвям,

Болтающим белесое пространство.

Все это — детство.

Что бывает там,

То в сердце утомившемся погасло.

И даже этот белый-белый снег

В глазах усталых — серый и надсадный,

Свалившийся на стонущий ковчег

Вдали от милой, солнечной Эллады,

За горизонтом скрывшейся давно.

Волнение в груди — не выше балла.

Когда бы я не выглянул в окно,

Собака — там, внизу — не пробежала,

«Фольксваген» не застрял или примерз

К своей необустроенной стоянке,

Не встал бы за окном немой вопрос

О прожитом,

О сбывшемся:

«А так ли?..»

Пустой вопрос.

Как тот сугроб, пустой.

Поэтому собака убежала.

Но за окном не затихает стон

И вой.

И вой,

Но не начать сначала.

Не убежать,

Не скрыться от судьбы.

Пустое не прервать препровожденье.

Сегодня снег, но завтра,

Может быть,

Начнется в этом мире возрожденье.

НЕ ПОЙМУ

Чтоб меня здесь увидали эти солнечные дали,

И живу, но кто кому тут больше нужен, не пойму.

Сколько было поколений! — отшумели, отстрадали,

Света белого хлебнули и теперь глотают тьму.

Эти солнечные дали что-то помнят, чем-то бредят,

Что-то, видно, им покоя и поныне не даёт.

В чём-то, может быть, нарушен непонятный дебет-кредит?

Где-то много народилось, ну а где-то недород?

Что мне эти их заботы о каком-то там балансе!

Мне-то солнечные дали для чего теперь нужны? —

Для того, чтобы надежды на потомков не угасли?

Что хоть это за надежды в мире злобы и вражды?!

Ничего не понимаю, хоть давно живу на свете

И пытаюсь, и пытаюсь, но, похоже, не пойму,

Почему мне так приятны дали солнечные эти.

И всерьёз подозреваю, что не мне лишь одному.

Любим солнечные дали, эту волю, эти краски,

Что живут для нас, не тратя жизнь свою на пустяки.

Потому они и вечны, их усилья не напрасны.

Как бы нам-то научиться жить с сознанием таким.

***

На побережье тишина,

Туман над озером, и даже

Ржа островная не видна.

— Эй, кто там есть еще, на барже?!

Я мог бы сам пойти, пешком,

На обжитой бурьяном остров,

Как этот рыболов с пешнёй,

Весьма, по следу судя, острой.

Взошел на лед, воткнул пешню

И, закурив, взглянул на солнце;

И — вновь шагов скрипучих шум

Пустыне белой достается.

За сто шагов не слышу и

Теряю силуэт в тумане.

А блёстки белой чешуи

Роняет ива. Кто же станет

В такое утро горевать

И сожалеть, что жил напрасно?

И если даже это — ад,

То ад — прекрасный.

Кремль — слева, справа — монастырь

Из белых невесомых кружев

Выглядывают в дивный мир

И непрестанно Богу служат.

Ему — сердечные хвалы

За истинное совершенство.

И ты, душа моя, храни

Сие блаженство.

***

Веселится поток очень грустных людей,

Щедро политых солнечным светом.

На вопрос безразличных и злых: «Это где?» —

Я не дам никакого ответа.

Не боюсь я ни их зубоскальной грозы,

Ни наглядных прямых зуботычин —

Очень грустных людей я не выдам ни злым,

Ни тем более тем, безразличным.

Очень грустных людей я, наверно, боюсь,

А не только люблю и жалею,

Потому что меня отпустившая грусть

Приказала идти им за нею.

И уходят они, не подняв головы,

Не увидев расцветок весенних;

Веселится на солнце поток, но — увы —

Не увидеть покорным веселья.

Разбирается день по высоким домам,

По разбродным и душным квартирам,

Но веселый поток даже им не отдам,

Тем, кого и весна не взбодрила.

КАМЕЛИЯ

Камелия моя,

Продрогшая в апреле

Под ветром и дождем

На бренном берегу,

Наверно, небеса

Расцвет твой проглядели,

Но я не проглядел

И в сердце сберегу.

Камелия моя,

Прелестное созданье,

И нежность, и любовь,

Сквозь грозы пронеся,

Ты подарила мне

При первом же свиданье,

И ожила душа,

Как твой цветущий сад.

Камелия моя,

Расцветшая в ненастье,

Дочь солнца и росы,

Наследница наяд,

Я счастье здесь обрел,

Но ветреное счастье

С собой не увезти,

Камелия моя.

***

Есть незримый порог, за который шагнуть не дано

Одному или всем, кто живёт или жил на планете.

Потому и тщета, что воздвиг непреложный канон

Тот, Чьи мы неразумные и нерадивые дети.

Свет снаружи нисходит, а встречного нет, изнутри

Чаще злобный огонь, обжигающий всех, вылетает.

Как источник огня, ты себя и других изнурил,

А постичь не сумел, где средина твоя золотая.

Мало времени? — да, но — на что ты потратил свои

Годы свежей и светлой энергии, данные свыше?

А теперь каждый встречный в твоём представленье — зоил,

Даже хуже: ни слова о бреднях твоих не напишет.

Вот и мучайся, душу терзая, старайся понять,

Где, когда упустил шанс пролить яркий свет над землёю,

Чтоб людей просвещать, согревать, а не просто пылать,

Осыпая сердца молодые горячей золою.

Свой ли путь ты избрал, это ль было призваньем твоим

(Ведь зачем-то ты призван, какое-то было призванье)?

Чем ты нынче томим, в чём, как в юности, неутомим —

То и стало с тех пор и наградою и наказаньем.

УТРЕННИЙ ГОРОД

Тих, пустынен город ранним утром,

Только чайки, голуби да галки

Сон ночной пытаются распутать,

С ближними вступая в перепалки.

Испаряясь, дымкой укрывает

Озеро свой дальний, южный берег,

А меня ведёт моя кривая

От потери к будущей потере.

Вот «Газель» промчалась грузовая,

Пыль сухой обочины взъерошив,

Чувств моих и прав не признавая, —

Как ты тут помыслишь о хорошем!

Память избавляет от мучений,

Пылью покрывая или дымкой

День вчерашний, дум поток вечерний,

Жутью переполненные дикой.

То ли грех за мною, то ли просто

Столкновенье с новой неудачей?

Как мне быть с навязчивым вопросом

И душой, что… то кипит, то плачет?..

Город тих, пустынен, одиноко

Мне в его сияющих просторах,

В тёплых летних воздуха потоках,

Было б вовсе горько без которых.

ГЛОТАЮ ВОЗДУХ

Глотаю воздух я, глотаю пищу,

Смотрю вокруг глазами простака

И знаю, что меня не ждут, не ищут,

Что мне верна лишь эта вот строка.

Она пришла, я ждал её, я верил,

Что, верная мне, мимо не пройдёт,

И вместе мы теперь глядим в безмерный

И солнечный июньский небосвод.

А где была? Где, сколько лет скиталась,

Чтобы найти в безмерности меня?

Не всё ль равно! — невидима усталость

И на её лице в начале дня.

Ни ей, ни мне не хочется о бедах

И думать, перемолотых душой.

Глядим вокруг, кому бы нам поведать,

Как нам с утра сегодня хорошо.

Глотаю воздух я, глотаю пищу,

Смотрю на мир глазами простака.

И пусть меня забыли, пусть не ищут —

Нерв будоражит каждая строка.

Живу, пока и строки прилетают,

Волнуют тем, что свыше нам дано,

И не раздавлен тяжкими летами,

И сердце в мир бескрайний влюблено.

СВЕТ СОЛНЦА

Свет солнца нужен нам, свет солнца губит нас:

У солнца все права распоряжаться нами.

Нежаркое с утра, такое — как сейчас,

Во мне живёт и в даль непознанную манит.

И если мне в лицо прохладный ветерок,

То стоит ли мечтать о новой, лучшей жизни!

И пыль мне не страшна немереных дорог,

И скрытые от глаз природные сюрпризы.

Хватило б только сил преодолеть жару,

Преодолеть тот путь, что сам себе наметил!

Непросто, знаю я: не первый год живу,

Не первое, дал Бог, живу десятилетье.

И сколько бы ни жил, мне радостно всегда,

Когда с утра в окно заглядывает солнце.

С ним исчезают вмиг печали без следа,

А свет, проникший в душу, остаётся.

Но так устроен мир, что слишком яркий свет

Быстрее, чем печаль, изнашивает душу

И тело, все тела — и это не секрет —

Свет солнца, страстно любящий, разрушит.

НЕ ВЫДУМКА

Всё — слава Богу: жизнь не жалко.

Смерть не страшна, не страшен тлен.

Очнусь кальмаром или галкой —

И это будет новый плен.

И снова страхи и тревоги,

И тьма враждебных сил вокруг,

И снова смерть и тлен в итоге

Телесных и душевных мук.

Была бы жизнь красивой, яркой,

Сказал бы я, что жизнь моя

Была божественным подарком,

Сказал бы, боли не тая.

Мне было б жалко, было б страшно

Такую жизнь, познав, терять.

Что я познал, перелиставший

Жизнь, будто книгу иль тетрадь?

То и познал, что жизнь не книга,

Не выдумка, не волшебство,

А более сродни веригам

Со строгим длительным постом.

Уставший, умиротворенный

Бреду навстречу жизни той,

Что, может быть, вновь чувства тронет

Своей небесной красотой.

НЕ ЗРЯ ПРЕВОЗНОСИМ

Мы не зря превозносим дождливую осень.

Вспомни лето: жара, пыль и смог,

И дурная трава на дорожном откосе,

Задохнувшийся в смоге цветок.

Задыхался и я в наших каменных дебрях,

Проходя сквозь потоки машин,

Забывая о вечном покое, о требах,

О величии горних вершин.

Но теперь-то ничто и никто не мешает

Мне проникнуться вещим, святым.

Не сравнить с летним днём и его мятежами

Эту серую мрачную стынь.

Дождь не летний, не весел, по тверди не скачет,

Вместо брызг — непроглядная хмарь.

Неужели же вечное столь же невзрачно,

Столь же мрачно, как этот октябрь?

Но не зря превозносим капризы погоды,

Отлученье от летних забот.

Осень — это же всеми заслуженный отдых,

Даже солнышко позже встаёт.