Юлия ЕРЕМЕЕВА. Христианские мотивы и образы в творчестве Л.И. Бородина

В своих художественных произведениях Л.И. Бородин осмысливал исторические события, собственное бытие. Среди разнообразия поднимаемых автором философско-религиозных проблем духовные проблемы, безусловно, были важнейшими. Обращаясь к пониманию духовности «как Света, исходящего от Духа Свята и благодатно усвоенного человеком»^[1], писатель с сожалением отмечал, что в современной действительности культура претендует на создание духовности, «сводя это понятие до уровня культурной образованности»^[2]. «Семьдесят лет антирелигиозной государственной политики сделали свое дело. <…> Но тот ли это срок, чтобы выкорчевать из душ жажду подлинной духовности?»^[3] – задается вопросом автор, чье мировосприятие было устремлено в Горний мир, к постижению Божественной реальности. Так, в рукописном эссе «О поэзии» Л.И. Бородин высказал суждение, что «поэтический талант не есть способность к образному мышлению, это особая форма религиозности, когда не только объект, но и мысль об объекте воспринимается чувством трепетно»^[4].

По мысли И.А. Есаулова, художественное освоение духовной, религиозной составляющей литературы, сложности и глубины православного образа мира не может быть «адекватно описано» без внеположных фундаментальных ценностей этого мира^[5]. Поэтому наследие Л.И. Бородина необходимо рассматривать с позиции традиционных, истинных духовных ценностей, и, чтобы глубже проникнуть в духовный мир произведений писателя, на примере стихотворений «От всех начал в порядке строгом…», «Без мер, без половины…», «Выбор», «Узел бессмыслиц умом не расплесть», проанализируем христианские мотивы и символы в его творчестве.

О. Павел Флоренский отмечал, что перед тем как воплотиться, символика «открывается духом в глубинах нашего существа, в средоточии всех сил жизни»^[6]. Так, в христианстве образ креста является символом веры человека в Бога, воплощением любви Бога к грешному человеку, крест охраняет человека от всякого зла. «Если кто хочет идти за Мною, отвергни себя и возьми крест свой и следуй за Мною» (Мф. 16:24), – говорил Господь. В творчестве Л.И. Бородина крест – это символ подвига Иисуса Христа, символ крестного пути тех, кто, следуя Ему, готов положить жизнь «за Веру и Отечество». Свидетельство тому стихотворение «Без мер, без половины…»:

Без мер, без половины –

И так из года в год…

Спокойствие равнины

И беспокойство вод…

Как будто бы спросили.

Меня из дальних сфер:

Что в небе от России

И что от эссээр?

Приемыш чахлой лиры,

ответить не берусь…

Прохвосты в сувениры

Упаковали Русь!

Читай следы увечья!

Душа, она не воск!

Шипом остроконечья

Звезду вбивали в мозг!

У ног – проклятий бездна…

Судьба, как лист, чиста…

Кому мечта – воскреснуть,

А нам бы – снять с креста… (Курсив мой. – Ю.Е.).

[«Без мер, без половины…». И. С. 46.].

В стихотворении, отвечая на вопрос, как будто заданный свыше: на чем держится российская государственность теперь, неотделима ли она, как и в предыдущие столетия, от Православия или же ею движет иная правда, автор изображает неутешительную картину последствий коммунистического режима, искалечившего душу Отчизны («прохвосты в сувениры упаковали Русь», «следы увечья», «проклятий бездна»). Богоотступничество, разрушение вековых традиций писатель иллюстрирует с помощью стилистически сниженной лексики – «эссээр», вопросительно-ответной формы изложения, умолчания, а также метафоры, имеющей непосредственное отношение как к порабощенному образу Родины времен СССР, так и к образу человека, живущего в ней: «Шипом остроконечья / Звезду вбивали в мозг». Для автора строк Россия, ее роль в собственной судьбе никогда не оставляла варианта быть только зрителем происходящего, чему подтверждение строки: «Как будто бы спросили. / Меня из дальних сфер: / Что в небе от России / И что от эссээр?». Поэтому образ креста, возникающий в последнем катрене, является ответом на поставленный вопрос, антитезой пятиконечным шипам инородного для Руси символа советской действительности, закабалившего ее: «Кому мечта – воскреснуть, / А нам бы – снять с креста…». Образ распятой Руси, да еще так распятой, что думать о ее воскрешении не приходится, хотя бы с креста снять, отсылает к страницам Священной истории: к голгофской Жертве.

Голгофа – место, где был распят Иисус Христос. «Пришел Сам Сын и крестного смертью совершил наше искупление. <…> Он исполнил таинство Святейшего Креста, который Он водрузил посреди вселенной, молниевидное и божественное знамение битвы, данное верующим, как орудие победы против врага и как славу надежды великого дня»^[7], – свидетельствовал отец и писатель церкви Свт. Иоанн Златоуст. О значении Креста Христова по преданию апостольскому возвещали свт. Григорий Палама, Свт. Василий Великий, Свт. Григорий Великий, свт. Киприан, Ефрем Сирин, Григорий Нисский, Святой праведный Иоанн Кронштадтский.

Л.И. Бородин не первый, кто обращается в своем творчестве к образу креста, среди его предшественников:А.С. Пушкин и М.Ю. Лермонтов, А.Н. Апухтин, А.К. Толстой, С.Я. Надсон, Аполлон Коринфский, Вяч. Иванов.

Л.И. Бородин в своем стихотворении, осмысливая судьбу России в XX веке, говорит о трагедии неверия, напоминая нам о голгофской трагедии. Его земляк и современник В.Г. Распутин также остро воспринимал последствия Октябрьской революции, также называл их Голгофой Русской Церкви^[8]. Мы́сля, что нет «знания выше Святого писания и нет пути в сторону от Создателя», он считал, что «не постичь ее, эту истину, <…> кажется, и невозможно»^[9].

Л.И. Бородин ошибочным для тысячелетней православной истории Отчизны («что в небе от России») называет 70-летний режим советской власти («И что от эссээр»), который, подобно христоубийцам, «шипом остроконечья» распял Русь в начале XX века, установив «спокойствие равнины», т.е. ничем незамутненное состояние безмолвия и бездействия, только усугубляющее страдания Отчизны. Поэтому крест в стихотворении символизирует выбранный автором крестный путь – нести ответственность за судьбу Родины, желание действовать: снять Россию с распятья, чтобы она воскресла.

В настоящей жизни крест, который мы несем по заповеди Христа (Мф.  16:24; Мк.  8:34; Лк.  9:23), является выражением наших страданий и скорбей за Христа. Неся его, мы сами подвергаемся распятию, как Он, умираем со Христом, чтобы жить с Ним.

Об осознанности сделанного выбора слова стихотворения Л.И. Бородина «Выбор»:

… Только каждый возьмет по плечу.

Этот выбор свершается просто.

От рожденья и до погоста

Сам собой оставаться хочу

[«Выбор». И. С. 64.].

Такая же твердая бородинская позиция верности избранному пути звучит и в прозе писателя. В частности, она вложена в слова политзаключенного Юрия Плотникова – главного героя повести «Правила игры», в которой описывается один день его жизни: «… если пошел против государства, если попался, то неси крест и не хныкай»^[10].

Эта же христианская мысль о Кресте, дарованном Господом каждому человеку для спасения, нести который ему по силам, звучит и в стихотворение «От всех начал в порядке строгом…» с посвящением «приятелю атеисту», где перед читателем предстает оставшийся без веры человек, и автор строк пытается раскрыть для него свет христианской веры, протягивает крест спасения:

От всех начал в порядке строгом

Мир поделен на тень и свет.

Живя без Бога, будь под Богом,

Прими заветы как совет!

Не жаждай славы – жаждай мира!

Раздай долги, собравшись в путь!

Не сотвори себе кумира,

А сотворил, так верен будь!

Через ручей слепого старца

Перенеси не поленись!

Чтоб не случилось отрекаться,

Совет надежный – не клянись!

Не укради! Постыдно это!

Расплаты меч не отвести.

Не пожелай жены соседа,

Но и своей не упусти!

Цени хвалу, цени проклятья!

Живи при солнце, при свече!

Но крест спасенья в день распятья

Неси на собственном плече!

[«От всех начал в порядке строгом… И. С. 30].

Содержанием стихотворения, написанного во время пребывания первого срока заключения, Л.И. Бородин обращает читателя к заповедям Священного Писания, соблюдение которых дарует надежду на спасение. Их смысл сводится к словам любви, данным Иисусом Христом: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею и всем разумом твоим» и «Возлюби ближнего своего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет.» (Мф. 22, 37–40, Мк. 12, 29–31).

Л.И. Бородин в стихотворении представляет крестный путь православного человека.Библейские мотивы начинают звучать уже в первом катрене, в котором писатель противопоставляет свет христианской веры в Господа тьме безверия: «мир поделен на тень и свет». О Боге как о свете неоднократно говорится в Евангелии: «Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы» (Ин. 1:5), «Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» (Ин. 8:12). «Я свет пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме» (Ин. 12:46), – говорит Спаситель в Евангелии от Иоанна.

Следуя идейно-нравственным традициям национальной литературы, автор XX века в своем стихотворении поднимает вопрос веры, пути веры, стремится совершенствовать духовный мир человека.

Мотив веры звучит и в стихотворении «Узел бессмыслиц умом не расплесть», в котором, вероятно,художественно осмысливается евангельская притча о доведенном до отчаяния болезнью сына отце, просящем Иисуса исцелить сына. Писатель в своем лирическом тексте раскрывает заключенную в притче христианскую мудрость о возможности стать творцом того, что говорит Господь, Его последователем, если всем естеством своим (сердцем, умом, телом, волей) отозваться на слова Его и начать делать то, что услышал от Господа: «Если сколь-нибудь можешь веровать, все возможно верующему. И тотчас отец отрока воскликнул со слезами: верую, Господи! Помоги моему неверию» (Мк. 9:23–24). Писатель в стихотворении демонстрирует глубоко личностное прочтение религиозного текста, воспроизводит мысль о том, что подлинная вера, открывает путь к Господу, дает способность встретить Его в любом, казалось бы, безысходном положении:

Узел бессмыслиц умом не расплесть.

В тайне бессмыслицы мысль не убита!

Верую, Господи, в то, что Ты есть!

Верю в святую запутанность быта!

Верю: однажды в назначенный срок

Вспомнятся болью прошедшие весны.

Верую в мудрость забытых дорог!

Верую в щедрость дорог перекрестных!

Робостью шага заслужена месть –

Вычернят душу тоской изуверы!

Верую, Господи, в то, что Ты есть!

Как бы я, Господи, выжил без веры!

Топчут и топчут, и камнями вслед...

Памятник Зверю из этих камений!

Господи! Сколько затоптанных лет!

Господи! Сколько растоптанных мнений!

Миг немоты непроснувшихся глаз

Выстучит горестно ливень осенний…

Верую, Господи, вспомнишь о нас

В радужный, радостный

     день Воскресений! (Курсив мой. – Ю.Е.).

[«Узел бессмыслиц умом не расплесть...». И. С. 51.].

Строки стихотворения отражают силу переживаний поэта, глубину его религиозного чувства. Автор говорит о тайне и мудрости, которые призваны нести в жизнь верующего «бессмыслицы», «запутанность быта», «затоптанные» годы и «растоптанные мнения», т.е. испытания, благодаря которым он может произнести: «Верую, Господи, в то, что Ты есть! / Как бы я, Господи, выжил без веры!», т.к. они помогли душе подняться по ступеням святой Лествицы.

В гармонической организации стихотворения – в ритмике, рифме, звукописи – звучит взволнованный голос глубоко верующего писателя. Следуя традициям молитвенной лирики в творчестве поэтов XIX века («Молитва» («Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…») М.Ю. Лермонтова, стихотворение В.Г. Бенедиктова «К полярной звезде», А.С. Хомякова «Вечерняя песнь»), Л.И. Бородин при создании своего стихотворения также использует дактиль с его распевным характером. Кольцевая композиция определяется обращениями к Богу: «Верую, Господи», в которых находят выражение чувства, мысли, переживания автора. Риторические восклицания усиливают эмоциональное напряжение и ставят акцент на глубокой вере в Него. Личное местоимение «Ты» указывают на сокровенность богообщения. Строфическая анафора («Верую,» / «Верю»; «Господи! Сколько» / «Господи! Сколько»), стилистически-окрашенная лексика («расплесть», «топчут», «камений», «радужный», «Воскресений») придает индивидуальность языку и создает атмосферу, передающую внутреннее состояние, глубину духовной жизни верующего человека.

Н.В. Гоголь, говоря о своеобразии национальной поэзии, об ее духовности, отмечал, что в высшем состоянии лиризма, которое присуще только «нашим поэтам», есть что-то близкое к библейскому, чуждое страстных движений, и этот «строгий лиризм»^[11] слышится везде, «где ни коснется он высоких предметов»^[12], видимых нашими поэтами сознательно или бессознательно (вследствие русской природы души) в их закономерном взаимодействии с Богом – «верховным источником лиризма»^[13]. Так, Божественные откровения о мире, спасении стали предметом художественного осмысления в произведениях русского писателя XX века. С помощью духовного наполнения слова Л.И. Бородин изображал особенность своего опыта Веры, проявлял истинное служение Господу.

В своем творчествеписатель изображал мир с позиции продолжателя христианской традиции в русской литературе. Художественное видение автора направлено на раскрытие связи земного мира с небесным.Средством создания духовной реальности в художественной картине мира писателя является христианская символика, евангельские мотивы, сакральное слово. Таким образом, православное сознание, воплощенное в слове, высокая духовность и традиционные нравственные ценности составляют художественную систему Л.И. Бородина, ориентированную на совокупный идейно-художественный опыт писателей-предшественников, на воззрения русских религиозных философов.