Дмитрий ИГНАТОВ «Никаких ярлыков и условностей»

(ответы на вопросы читателей)

Вопросы Эльвиры Мирзоян, студентки 4 курса, Филиала Ставропольского государственного педагогического института в г. Ессентуки

— Чем Вы вдохновляетесь? Происходит ли это спонтанно или у Вас есть какой-то ритуал, чтобы поймать вдохновение?

— Стараюсь не думать о вдохновении. Считаю, что оно вообще вряд ли существует. Есть отсутствие идей, когда писатель почему-то хочет изложить что-то на бумаге, но пока ещё не знает что. Сидит над «белым листом». Вымучивает из себя текст... Это тот момент, когда писательство превращается в графоманию, и с ним нужно заканчивать, или просто не начинать.

Я никогда не смешиваю писательство, сочинительство и процесс печатания текста. Ни сами эти понятия, ни непосредственно процесс.

Всё начинается с идеи, которой хочется поделиться с читателем. С авторского замысла, который выражается буквально парой предложений. А сама история: её сюжет, персонажи, описания и диалоги появляются на этом скелете, как система аргументов и примеров к этому изначальному тезису. Это больше похоже на конструирование. И им я могу заниматься постоянно. При этом совершенно не важно, что я делаю: иду по улице, слушаю музыку или мою посуду. Для этого не нужны даже карандаш и бумага. Только голова.

Когда история практически готова, то я сажусь за клавиатуру. Что-то обязательно родится в процессе, но вопроса, о чём писать дальше, не возникнет ни на секунду.Всё будет определяться только желанием и обстоятельствами. Писать же зачастую мешают совершенно банальные вещи: занятость делами, плохое самочувствие — то, что не даёт сконцентрироваться и снижает работоспособность.

Конечно, всегда нужен источник чего-то нового. Научная фантастика тот жанр, который требует новых идей. Потому что это не вольное фантазирование, а скорее осмысление реальности. Поэтому я постоянно читаю научно-популярную литературу, смотрю записи научных передач, выступлений учёных, читаю статьи, чтобы держать руку на пульсе процесса познания мира. Это можно назвать источником вдохновения.

— Как Вы стали писателем? С чего всё началось?

— Первые попытки начались со старших классов школы. Полагаю, у многих было именно так. Практически все в это время писали, помимо школьных сочинений: стихи, рассказы, какие-то свои заметки. Но сочинять я стал намного раньше. Ещё в дошкольном возрасте придумывал разные истории, сказки, рассказывал их, и, разумеется, не записывал.

Когда же принялся именно писать, то просто экспериментировал с вымышленными персонажами и сюжетами. Каждый раз, когда я что-то почитывал, знакомился с очередным классическим произведением, открывал для себя новое в литературном мире, то возникало желание попробовать себя.

Так что первым толчком стало чтение, а потом — желание сделать нечто своё.

— Как написать книгу? Как Вы написали свою первую книгу?

— Думаю, что самое важное — правильно поставить задачу. Ответить самому себе на вопрос: «Зачем?». Книга — не цель, а средство. Это в равной степени касается и любой литературной формы: романа ли, повести или рассказа. Нет ничего хуже потери времени на безыдейное творчество. Разве что только воровство времени у читателя. Когда человек, прочитав книгу, не может сказать зачем он это делал, зачем она была написана. В этом смысле с рассказами риск всегда меньше.

Рождать новые идеи. Развивать новые идеи. Выражать их, не думая об объёме. В противном случае есть риск заполнения пустоты водой. Форма вторична. Что-то сложится в роман, что-то останется повестью или рассказом. Подборку малой формы можно всегда объединить в сборник. Но идея должна быть определяющей.

Именно так я писал и первый раз, и все последующие. Просто рассказывал историю, пока мне было о чём говорить. А потом ставил точку.

— Вы любите свои произведения? Какая книга любимая? Почему?

— Мне кажется странным, если автор не любит то, что пишет. Возможно, такое иногда встречается. Но я не считаю это нормой... Конечно, я люблю свои произведения. И большие, и маленькие. И не выбираю любимое. Не думаю, что автор вообще должен делать такой выбор. Он как родитель, любит всех своих детей одинаково сильно. Как и дети после рождения, рассказы живут своей независимой жизнью и каждый проявляет свои особые сильные стороны. Наиболее популярный и разошедшийся по журналам «Корабль Тесея» был написан за три с небольшим часа, как проба пера после долгого перерыва в писательстве. А «Сопляки», которых я считал проходными и драматически слабыми, оказалось, несли научно-фантастическую предсказательную силу, предугадав открытие, что аллергики имеют преимущество в борьбе с коронавирусом. Конечно, всего этого я не мог знать, когда только закончил их писать. Поэтому писатель не должен, да и не в силах делать выбор между своими произведениями. Это право и задача читателя.

— Какие рекомендации Вы можете дать начинающим писателям?

— Давать совет — последнее дело. У каждого свой путь. Но в качестве первого шага я бы перестал называть себя начинающим. С одной стороны, в этом есть что-то от неуверенности, даже нечто унизительное. Я, мол, не волшебник, а только учусь. Не бейте слишком сильно. А с другой стороны «начинающий» — это совершенно бессмысленное прилагательное. Если существует начинающий писатель, то есть и его противоположность — не признанный, не опытный, не успешный, а «заканчивающий». Звучит уже не так притягательно, чтобы к этому стремиться, правда? Или другая не менее глупая условность — «молодой литератор», каким я считался до 35 лет, а после мгновенно стал, по всей видимости, «старым литератором». Время никого не щадит... Смешно. Так что для начала — никаких ярлыков и условностей для себя любимого, кроме интригующих, звучных и ничего не говорящих — «одиозный писатель», «широко известный в узких кругах писатель», но никаких «молодых» и «начинающих».

Уверенность. Она просто должна быть. Если её нет, то её следует взращивать. Если писатель начинает писать, значит, у него уже есть, что сказать этому миру. И сомнения неуместны. Если же сказать нечего, то и писать не стоит.

И ничто так не подрывает уверенности, как чужие советы и бесконечные сравнения себя с другими. Наш цифровой мир стал очень тесным и информационно связанным. Может сложиться впечатление, что наряду с инструкцией «как поменять колесо на велике», есть и такой же пошаговый мануал «как написать роман». Стоит только забить вопрос в поисковик. И многие этим пользуются. Но, по моему мнению, выгоду в итоге получают только сами авторы бесконечных бестселлеров на тему «как создать бестселлер». Инфоцыганство освоило не только курсы успешного бизнеса, инвестирования и проч., но и писательскую деятельность. И помимо продажи мифического «секрета успеха» эксплуатируется ещё и наивная вера в неких «единомышленников». Почему-то многие писатели (чуть сам не сказал «начинающие») полагают, что им жизненно необходимо общение с себе подобными. Якобы от него они получат эмоциональную и интеллектуальную поддержку, конструктивную критику или даже полезный опыт. Это спорно, как минимум потому, что писателю совершенно противопоказано становиться кому-то подобным. Кому нужно ЛитО из одних сплошных Буниных или Толстых, но без единого Лимонова? Да и если бы так... Но ведь такое творческое общение скорее взаимно усредняет, нежели обоюдно развивает. В итоге возникает замкнутый сам в себе междусобойчик, где каждая кукушка хвалит петуха. И даже с этим можно было бы смириться, если не вспомнить, что писатель в принципе не должен писать для других писателей. В первую очередь он творит для читателя. Именно к читателю нужно искать выход из этого замкнутого круга бесконечных литературных кружков.

Только читатель даст понять, кто и чего стоит. Тот, кто не найдёт эту дорожку вовремя, останется в тёплом и уютном лагере туристов, где на пологом склоне стоят палатки, пьют чай и поют под гитару у костра. Но рано или поздно отпуск окончится, компания соберётся и так же дружно поплетётся вниз, унося с собой лишь тёплые воспоминания. Тот же, кто отыщет тропинку к читателю, уже не сможет остановиться. Он станет карабкаться всё выше, увлекаемый жаждой тщеславия, согреваемый кратковременными искрами успеха и в итоге окажется на вершине. А на вершине всегда холодно и одиноко. Но только так внутри остаётся нечто, что уже никому не в силах ни отнять, ни повторить. Своё персональное покорение. Поэтому закончу тем, с чего начал. Давать советы — последнее дело. У каждого свой путь.

— Какие три книги Вы бы посоветовали прочитать каждому человеку?

— Очень сложно сделать выбор из такого огромного разнообразия. Особенно, если речь о художественной литературе, потому что тут всё определяется личными вкусами и пристрастиями. Наверное, самый главный совет — какие бы три книги Вы не выбрали, не останавливаться на них.

Что же касается научно-популярной литературы, которую я сейчас в основном и читаю, то есть три книги, производящие после прочтения эффект добротной художественной литературы, но при этом посвящённые не вымыслу, а нашей реальности.

Это «Слепой часовщик» Ричарда Докинза, раскрывающий законы возникновения и  развития жизни на Земле. «Мир в ореховой скорлупке» Стивена Хокинга, который в своём богато иллюстрированном варианте становится настоящим букварём по космологии и окружающей Вселенной и дарит массу интереснейших идей. И «Свобода воли, которой не существует» Сэма Харриса — совсем маленькая книжка, эссе, изданное в формате покет-бука, которая при этом призывает задуматься о том, что стоит за человеческими поступками и решениями, и насколько мы сами контролируем нашу жизнь.

Не важно, считает ли читатель себя человеком в большей степени технического или гуманитарного склада, эти книги существенно дополнят целостное представление о мире или как минимум заставят задаться новыми вопросами.

Вопросы Инны Ильясовой, студентки 4 курса, Филиала Ставропольского государственного педагогического института в г. Ессентуки

— Верите ли Вы в то, что, как из семени посаженного в землю вырастает новое растение, так и из тела человеческого погребенного в землю, после апокалипсиса возродится новый человек для жизни вечной?

— Как материалист, я не отделяю сознание человека от жизни его тела. Думать и воспринимать мир — естественная функция нашего мозга, в результате которой мы, как личности, и появляемся в этом мире. Желание отделить душу от тела вполне понятно, но это должно решаться так же технически, как отделение сердцебиения от сердца или дыхания от лёгких,ведь искусственные «сердца»  и «лёгкие» уже есть. Я верю, что когда-нибудь и эта задача будет решена людьми. И наши потомки получат возможность продлить своё осознанное существование в цифровой форме. Хотя и оно не будет вечным. По представлениям современной космологии вся окружающая вселенная в итоге перестанет существовать. Таков научный взгляд на окружающий мир. Что же касается религиозных представлений, то они вносят огромный вклад в культуру. Являются источником поэтических образов и аллегорий, обогащают литературу. Но уже давно не в состоянии объяснить и описать всю сложность окружающей реальности. Ведь она стала намного разнообразнее, увлекательнее и интереснее, чем две тысячи лет назад.

— Как Вы считаете, какие профессии будут самыми востребованными через 50 лет?

Думаю, что никуда не денутся незаменимые профессии врача и учителя. Их престижность сейчас, к сожалению, очень невысока. Боюсь, и в будущем вряд ли что-то изменится. С всё расширяющимся внедрением цифровых технологий серьёзно упадёт потребность в бухгалтерах и клерках всех мастей. Вероятно, серьёзно пострадают работники банковского и финансового сектора. Возрастёт роль различных аналитиков, умеющих грамотно обрабатывать огромные массивы сведений и делать верные выводы. Сейчас, говоря об аналитике, зачастую имеют в виду её приложение в экономике и бизнесе. Но полагаю, что такие сотрудники вскоре будут востребованы в совершенно разных областях. В том числе и в гуманитарных науках. Нам может не нравиться, куда идёт и как развивается современная культура, но делает она эта лавинообразно. Постоянно порождаются новые явления и формы. Всё это необходимо понимать, а, значит, фиксировать и изучать: в социальном, историческом, искусствоведческом смысле.
Что же касается моей любимой научной фантастики и точных наук, то уже в прошлом веке наметилась триада: ядерные технологии, робототехника и биотехнологии. В нынешнем столетии к ним уверенно присоединился искусственный интеллект. Насколько велика будет человеческая занятость в этих отраслях, сказать трудно, но совершенно точно, что в будущем они только укрепят свои позиции. Те, кто любят зловещие пророчества, теперь даже называют их «четырьмя всадниками технологического апокалипсиса». Но я бы назвал это просто суеверным страхом перед неизведанным. Вместо всадников летит вперёд гоголевская «птица-тройка». Куда? В некое далёко. А насколько оно будет прекрасным, зависит только от людей. Не только от тех технарей, кто разработает новые технологии, но и от гуманитариев, которые осмыслят их с морально-нравственной точки зрения.

Вопросы Ларины Айрапетян, студентки 4 курса, Филиала Ставропольского государственного педагогического института в г. Ессентуки.

— Как на Вас и Ваше творчество повлиял карантин?

— Никак не повлиял. Практически вся моя писательская активность происходит в Сети. Писательство для меня процесс очень личный, почти интимный, поэтому я в принципе не склонен к коллективной творческой деятельности. Особенно к окололитературной, когда разговоры о писательстве становятся уже важнее самого процесса. Поэтому вЛитО и СоюзПисах я не состою. В писательских конференциях, совещаниях и круглых столах не участвую. Часто называю особо активных любителей таких мероприятий «прозаседавшимися». Они иногда обижаются. Так что такому замкнутому и неприятному в общении писателю любой карантин нипочём. Зараза к заразе не прилипает.

Что же касается творчества, то помню, как ещё в первую волну пандемии все, как коршуны на падаль, бросились осваивать актуальную тему. Про вирусы, эпидемии, постапокалипсис тогда не писал разве что ленивый. А я всеми силами старался не поддаться такому поветрию. Однако в итоге сам всё-таки заразился и написал коротенький рассказ «Сопляки», который потом оказался самую малость пророческим. В целом же карантин не внёс никаких изменений.

— Вы много пишите в жанре фантастики, но кто из фантастов Вам интересен как читателю? Как писателю?

— Сложно сказать. В детстве меня увлекал Жюль Верн. Чуть позднее — Герберт Уэллс, Станислав Лем, Беляев, Ефремов, Брэдбери, Стругацкие. Но всё это касается отдельных произведений. Не могу сказать, что есть автор, у которого мне нравилось бы всё его творчество. Кроме того, со временем я практически отказался от чтения художественной литературы. Думаю, это стоит делать каждому писателю после того, как он наберёт некую критическую массу прочитанного. Просто для того, чтобы уже не копировать, не сравнивать, не обдумывать чужое, а делать своё.

И всё же в редких случаях я возвращаюсь к прочитанному. Если назвать таких авторов, то это уже названный классический Уэллс и мрачный Харлан Эллисон. А ещё Чехов. Совсем не фантаст.

— Пыталась найти Ваши книги в формате аудио, но безуспешно. Как Вы относитесь к аудиокнигам? Видите ли свои работы в таком формате?

— К аудиокнигам отношусь очень хорошо. Перевести свои работы в аудиоформат — моя давняя мечта. Но процесс этот весьма трудоёмкий и медленный. Возможно, он шёл бы быстрее, если бы я занимался им самостоятельно, но я не вижу себя в качестве чтеца для собственных текстов. К другим же людям, наверное, отношусь слишком ревностно и требовательно. Начать хотя бы с того, что мне всегда очень трудно найти подходящий голос. В итоге есть только парочка ранних рассказов на сервисе StoryTel. Но желание продолжить остаётся и в этом смысле работа движется...

— Если бы Вам предложили экранизировать одно произведение, какое бы Вы выбрали? Почему?

— В современных реалиях самый логичный ответ: «Да, любое!». Особенно, если бы речь шла о проекте с серьёзной бюджетной поддержкой, с рекламой на центральных каналах и запланированными съёмками в космосе. Пожалуй, это самые сильные аргументы. К моему сожалению, современный российский кинематограф вообще не особенно внимателенк литературным качествам первоисточника, заложенной в него драматургии и смыслам. Кино создаёт не сценарист, не актёры и даже не режиссёр, а продюсеры. Они руководствуются только своими, зачастую не вполне очевидными, представлениями о том, что зритель будет смотреть, а что не будет. Ни о каком серьёзном художественном, историческом и прочем анализе проекта речи не идёт. Даже маркетинговые исследования очень далеки от уровня Голливуда и Нетфликс. У нас это похоже на игру в рулетку, когда все сделали ставку на свои любимые номера и ждут, куда же упадёт шарик. Только игра эта часто идёт ещё и на наши с вами деньги.

С другой стороны я сам прекрасно понимаю, что далеко не каждое произведение подходит для экранизации. Современное кино живёт по своим законам, предъявляет довольно жёсткие требования. Они касаются и общей зрелищности, и динамики сюжета, насыщенного поворотами, и ярких, часто утрированных, характеров. Так что большая часть моих рассказов для развлекательного кино просто не подходит. Разве что для авторского. А вот в качестве переложения в небольшие камерные пьесы я вижу многие из них. Пытался вести переговоры о такой возможности с несколькими театрами, но пока что не срослось.

Для экранизации же подошла бы научно-фантастическая повесть-антиутопия «Демон Пейна», выходившая в нескольких моих сборниках. Или вещи, которые я условно отношу к направлению мрачной прозы в своём творчестве. Безысходный рассказ о космосе «Настоящие пассажиры», мистический рассказ-триллер «Красные маги» или, продолжающий его, недавно завершённая хоррор-повесть «Первыми сдохнут хипстеры». В них находится место и социальным проблемам, и обсценной лексике, и насилию, и сексу. В литературе подобное может отталкивать особенно чувствительного читателя, но это те элементы, без которых современное кино всем покажется пресным, и без которых оно уже немыслимо.

— Что для Вас смерть? Есть ли что-то после нее?

— Как я уже говорил, я — убеждённый материалист. Смерть для меня — это окончание жизни. Определение без полутонов и вариантов, не оставляющее шансов на компромисс. Биологическая машина, какой я являюсь, рано или поздно придёт в негодность, остановится и разрушится, а вместе с ней исчезнет и её побочный продукт — исчезнут разум и память. Это факт, который может показаться грубым и скучным. Но он меня не пугает и не угнетает. Напротив, понимание, что каждый из нас появляется в этом мире на очень непродолжительное время, заставляет действовать. Именно конечность жизни придаёт ей по-настоящему высокую ценность. Раз уж ты появился в этом мире, то не надо растрачивать это везение впустую. Нужно потратить время с пользой. Добиться какого-то результата. Жизнь закончится, а результат останется после неё. И это прекрасно.