Александр КОСТЕРЕВ. Знакомство с автором
1. Расскажите, что явилось причиной Вашего обращения к литературному творчеству? Какими были первые опыты?
ЛИТО — Ленинградский городской клуб песни, возглавляемый композитором Борисом Потемкиным, на известной всему Питеру улице Рубинштейна в Доме народного творчества (позднее там же нашел «крышу над головой» Ленинградский рок-клуб), — в конце 70-ых как магнитом притягивал самодеятельных авторов и исполнителей своей творческой демократичной обстановкой, доброжелательностью обсуждения опусов начинающих. Сегодня мало кто вспомнит песню «Наш сосед», сочиненную в 1964 году Борисом Потемкиным — инженером, так и не принятым в Союз композиторов, — блистательно и искрометно исполненную Эдитой Пьехой, мгновенно ставшую мегахитом СССР. В 70-ых я с удовольствием участвовал в концертах авторов клуба песни, а в 80-ых после окончания музыкального училища, был принят на работу в Дирекцию музыкальных ансамблей Объединения «Ленконцерт». В это же время в Риге были записаны первые песни на мои стихи с музыкой известного латвийского гитариста-виртуоза Вячеслава Митрохина, работавшего в группе композитора Раймонда Паулса.
2. Кого можете назвать своими литературными учителями?
Я всегда смотрел в сторону от модных писателей, на тех, кто в настоящий момент является непризнанным, не современным, и в этом смысле оригинальным. Если быть в тренде, то творчество скорее всего будет носить оттенок вторичности, важнее —предугадывать тенденцию: когда страна взахлеб читала стихи советских поэтов, я с неподдельным восхищением открывал для себя литературную смелость и новаторство эмигрировавшего Бродского, когда стал доступен и начал издаваться Глеб Горбовский, мне посчастливилось ближе познакомиться с Радашкевичем, уехавшим во Францию, живой интерес вызвали стихи забытого Виктора Сосноры, покинутого всеми в Эстонии Давида Самойлова, божественные откровения Арсения Тарковского, белые стихи Юрия Левитанского, неформатные, колючие, наполненные пропусками слов, но не смысла, строки Марины Цветаевой, которую вместе с Ходасевичем критики так и не смогли никуда «приткнуть».
3. В каких жанрах Вы пробовали себя?
Ответ прост и предельно лаконичен — в коротких. Мне близка формула «живой» газеты «Синяя блуза» за 1927 год: «РОМАНЫ ПИСАТЬ ОТОШЕЛ СРОК, — ПИШИ НЕ БОЛЕЕ СТА СТРОК», поскольку если автор не может быть убедительным в малом, то вряд ли это у него получится в крупных формах.
4. Как бы Вы могли обозначить сферу своих литературных интересов?
«Там, где вожди ведут за собой толпу направо, мы идем налево: там, где они указывают цель, мы отворачиваемся от нее; мы торопимся к тому, от чего они предостерегают», — полностью согласен с декларацией движения экспрессионизма «Синий всадник».
5. Какого автора, на Ваш взгляд, следует изъять из школьной программы, а какого — включить в нее?
Русская философская мысль XIX века в школьной программе представлена великими Толстым и Достоевским, однако полностью отсутствуют не только творчество, но и упоминание об идеях славянофилов: Хомякова, Данилевского, Леонтьева, которые оказали существенное влияние в том числе на творчество Толстого и Достоевского. Если говорить о поэзии, дополнил бы школьную программу публицистикой и стихами Брюсова — учителя и методолога поэтов России XX века. С осторожностью бы включал в программу произведения 80-ых 90-ых годов, поскольку в этот период страна находилась на крутом переломе, когда авторы искали не только свой стиль, но и формировали мировоззренческую позицию (например, творчество И. Талькова, В. Цоя, несмотря на личное знакомство с этими неординарными поэтами, мне представляется не бесспорным).
Однозначно исключил бы из программы всех современных, особенно ультрамодных писателей XXI века, хорошая литература должна, что называется «отлежаться», хотя бы два-три десятилетия. Тогда мы сможем ощутить ее истинную ценность и возможность использования в качестве учебного материала для новых поколений.
6. Есть ли такой писатель, к творчеству которого Ваше отношение изменилось с годами кардинальным образом?
В новейшее время интереснейшим чтением представляются дневниковые записи и письма Гоголя, Толстого, Бакунина, Чехова, Куприна, Горького, Аполлона Григорьева, Константина Вагинова. За такими личными, неретушированными и неприукрашенными записями открываются образы писателей совершенно с другой стороны, не позволяющей отождествлять их частично или полностью с литературными героями.
7. Каковы Ваши предпочтения в других видах искусства (кино, музыка, живопись…)?
Музыка. Так божественно, как Василий Кандинский, я пока не могу объединить и использовать в творчестве в качестве инструмента воздействия весь комплекс выразительных средств: слово, звук и даже цвет.
8. Вы считаете литературу хобби или делом своей жизни?
Хобби, ставшим делом жизни.
9. Что считаете непременным условием настоящего творчества?
1. Конструктивный уровень авторского текста, включающий: традиционный и оригинальный словарь, постоянное пополнение словесных хранилищ выразительными, редкими, изобретенными, обновленными, производными и другими словами.
2. Лексическая свобода: развитые навыки и приемы обработки слов, бесконечно индивидуальные, приходящие лишь с годами ежедневной работы, системы рифмовки, построения размерных рядов, принципов использования аллитераций, образов, в том числе их графических начертаний.
3. Наличие задачи в обществе, разрешение которой мыслимо только поэтическим языком. Социальный заказ, целевая установка, даже сверхзадача, которая зарождается у художника в виде системы образов и полностью непереводима в какой-либо понятийный ряд, поэтому возможно и востребовано ее множественное толкование.
10. Что кажется Вам неприемлемым в художественном творчестве?
Творчество должно обязательно иметь гуманистическую направленность, возможно неочевидную, в этом случае для творчества не нужны рамки и ограничения. Но результаты творческого процесса должны оцениваться обществом исходя из значимых для социума приоритетов. Можно увлекаться Ницше, русскими идеями Владимира Соловьева, сделанными в Ватикане, и так далее, но самым важным приобретением будут верные выводы из этой глубокой литературы.
Мне близка позиция В. Кандинского, который отрицал и называл жалким обучение в «мастерских без руководителя», полагая, что опыт умного, не насильничающего наставника избавляет учащихся от многих заблуждений, ошибок и разочарований, через которые они неминуемо пройдут, ища путей на удачу.
11. Расскажите читателям «Паруса» какой-нибудь эпизод своей творческой биографии, который можно назвать значительным или о котором никто не знает.
В конце 80-ых я познакомился с композитором потрясающего мелодического дарования — Александром Сергеевичем Зацепиным. В стихи для альбома «Рождество» — плод нашей совместной работы для блистательной певицы Марины Кирсновой (Полтевой), — я вложил весь неистраченный запас лиризма и любовных «страстей» 30 летнего советского Дон Жуана. Однако на стыке глобальных потрясений начала 90-ых наметившаяся общественная тенденция не была мною услышана, понята и прочувствована. За коротких полгода, пока мы сочиняли и записывали альбом, за окном сменилась целая эпоха, и только что записанные песни к моменту выхода пластинки, уже оказались неактуальными и невостребованными.
12. Каким Вам видится идеальный литературный критик?
Для меня прототип идеального критика — автор теории органической критики Аполлон Григорьев, который утверждал «преимущество мысли сердечной перед головною», искренне веря в то, что сознание может разъяснять прошедшее, но только настоящее творчество позволяет увидеть будущее. Не только любовь есть дочь познания, обратная формула так же верна, поэтому у Григорьева нет критических статей отрицательного характера. Григорьев был чужд самому живучему и неумирающему типу литературной критики: развенчание и высмеивание личности автора, поиск стилистических и логических ошибок и противоречий, систематическое выставление дурных оценок писателям.
13.Каким Вам видится будущее русской литературы?
Мне видятся в русской литературе две противоборствующие тенденции: многократное увеличение количества писателей — это отрадно (в том смысле, что каждый писатель, слава Богу, в тоже время чей-то читатель), снижение читательского интереса к современной массовой литературе — это тревожный сигнал, говорящий, о ее низком качестве. Современной литературе катастрофически не хватает как ярких самобытных личностей, так и масштабных идей. Однако вспомним, сколько литературных течений возникло и успешно соседствовало друг с другом в первой четверти XX века: символизм, акмеизм, футуризм, имажинизм, экспрессионизм, биокосмизм, люминизм, ничевоки, форм-либризм, классицизм, фуизм, «серапионовы братья», конструктивизм и другие. А в результате человечество запомнило и надолго сохранило знаковые, неподражаемые имена, а не школы, и по достоинству оценило их творчество. На мой взгляд, литература будущего — все-таки литература имен.
14. Есть ли у Вас рекомендации для студентов-филологов?
Отвечу словами Маяковского из замечательной (обязательной, по моему мнению, для изучения филологами статьи «Как делать стихи», опубликованной в 1927 году): «Вы вправе требовать от поэтов, чтобы они не уносили с собой в гроб секреты своего ремесла. Вы хотите писать, и хотите знать, как это делается. Почему вещь, написанную по всем правилам, с полными рифмами, ямбами и хореями, отказываются принимать за поэзию? Я не даю никаких правил для того, чтобы человек стал поэтом. Таких правил вообще нет. Поэтом называется человек, который именно и создает эти самые поэтические правила. Оговариваюсь: создание правил — это не есть сама по себе цель поэзии, иначе поэт выродится в схоласта, упражняющегося в составлении правил для несуществующих или ненужных вещей и положений».
15. Каковы Ваши пожелания читателям «Паруса»?
Думающих писателей и внимательных читателей!