Юрий ПАВЛОВ .Евгений Евтушенко: Путь в бездну

В 2004 году Е. Евтушенко написал стихотворение «Прогулка по карнизу». В нём даётся авторская версия собственного писательского пути, называется его жизнетворческое кредо, определившее этот путь. Через анализ стихотворения и идеологического контекста всего творчества Е. Евтушенко выясним, насколько самооценки писателя соответствуют его жизненным и поэтическим реалиям.

В первом же предложении стихотворения поэт задаёт глобальный вопрос: «Как в годы сталинские я выжил?». И тут же на него отвечает: «…потому что когда-то (позже уточняется: в “году усатом, пятидесятом”. — Ю.П.) вышел в окно девятого этажа» и гулял по карнизу межировского дома со стопкой водки в руке

Лев Аннинский, верный своему кредо (выражать себя через чужой текст, интересный ему только этим), создаёт параллельную евтушенковскому стихотворению реальность. Оказывается, поэт «идёт по крышам и ощущает надёжную, спасительную твёрдость карниза», к тому же идёт мысленно — «от Солянки до Лубянки» [1, с.44]. Однако ни по каким крышам даже мысленно Евтушенко не гулял, а приведённые названия улиц возникают в стихотворении в таком контексте:

Здесь от Солянки и до Лубянки
такие были тогда «влюблянки»!
Любить! — не пьянствовать ради пьянки
мы пробирались в чердак хитро [9, с.101]

Символично, конечно, что Лев Аннинский — мифотворец от критики, написал вступительную статью к собранию сочинений Евгения Евтушенко — мифотворцу от стиха, прозы, публицистики.

Илья Фаликов, автор книги о Евтушенко в «ЖЗЛ», в прогулке поэта по карнизу видит «риск из любви к риску», желание «доказать собственное бесстрашие» [10, c. 141]. Думаем, не случайно Фаликов цитирует только первую часть стихотворения, таким образом сознательно игнорируя главную — идеологическую — суть поступка. Для Евтушенко прогулка по карнизу — это поступок «против правил», политических прежде всего, поведение, позволяющее прорваться к свободе: к «крышам и Рима, и крышам Парижа» через «казарменный коммунизм».

Как видим, и в 2004 году «умудрённый» жизнью и знаниями поэт использует, как и всегда, примитивно-расхожие штампы типа «казарменного коммунизма». Только если в 1940-х — первой половине 1980-х годов они были советские, то теперь — антисоветские, либеральные.

Очевидно и другое: бытовая жизнь «против правил» не гарантирует подлинность и духовную высоту чувств, поступков, творчества. Об этом свидетельствует первый сборник Евтушенко «Разведчики грядущего» (1952). В «Преждевременной Автобиографии» поэт точно оценил его как неудачу, сделав упор, вслед за Семёном Кирсановым, на своём увлечении формализмом. Здесь же Евтушенко мимоходом заявляет, что «пресса встретила книгу весьма похвально», не уточняя при этом, чем была вызвана такая реакция. А вызвана она была только одним — идеологическим соответствием творчества Евтушенко времени. Характерно, что в рецензиях на эту книгу подчёркивалось данное качество, именуемое в советском литературоведении, — партийностью.

Возвращаясь к стихотворению 2004 года, подчеркнём: прогулка по карнизу, чердачные «влюблянки» и подобные явления, названные автором жизнью «против правил», не сказались на мировоззренческо-творческой «неправильности» Евтушенко. Самое убедительное тому подтверждение — огромное количество произведений советского периода (особенно стихотворений 1949-1953 гг.), которые Евтушенко по политическим причинам или не включил в свой девятитомник 2014-2018 гг., или опубликовал в новой редакции. Андрей Вознесенский, главный друг-соперник Евтушенко, при издании своего шеститомника 2000-2003 гг. по этому пути выстраивания приглаженно-отредактированной творческой биографии не пошёл.

Вероятно, в таком поведении Евтушенко проявился один из уроков Межирова, о котором не говорится в его тексте «Автор стихотворения “Коммунисты, вперёд!”» (1994). Как известно, современники называли учителя Евгения Александровича «лгуном»: он постоянно сочинял самые невероятные истории о себе и других. И в этом умении Евтушенко несомненно превзошёл Межирова. На протяжении большей части жизни он последовательно и упорно создавал собственную автобиографию-биографию, не совпадающую в главном с реальной жизнью Евтушенко, человека и поэта.

В последнем варианте «Преждевременной Автобиографии» (в предыдущих изданиях второе слово писалось правильно — со строчной буквы) появился эпизод [6, с.255-256], отсутствующий даже в издании 2006-го года. Евтушенко длинно, вычурно-красиво рассказывает о своём состоянии, когда он трагически осознал ненужность первого сборника «Разведчики грядущего», глядя на окружающих людей с их «застенчивой добротой» и «гордым величием» (как тут не вспомнить описания простонародья в стихотворении Пастернака «На ранних поездах»).

Об искусственном происхождении данного эпизода, думаем, свидетельствуют и задним числом придуманные художественные подробности (парень «неловко обнимал девушку, сцеловывая снежинки с её волос» [6, с. 255]; «подвыпивший человек, поскрипывающий протезом, шёл, раздирая цветастые меха гармошки» [6, с. 255] и другие), и заключительный акт событий. Евтушенко бросает в Москву-реку весь гонорар за сборник — это было «освобождением от платы за неправду» [6, с. 256]. Завершает эту «рождественскую историю» заверение автора, которого также не было в издании 2006 года: «Карманам моим долго ещё суждено было оставаться пустыми» [6, с. 256].

Евтушенко, конечно, не сообщает, как долго длилось его безденежье. Но из воспоминаний Булата Окуджавы следует, что уже в 1957-м году Евтушенко был по меркам того времени богат. Поясним: на те четырнадцать тысяч рублей, которые он предлагал друзьям прогулять, можно было купить машину.

Если следовать логике последнего варианта «Преждевременной Автобиографии», то возникает вопрос: Евтушенко платили так много за правду или по-прежнему за неправду? Ответ, на наш взгляд, очевиден, так как главный вектор творчества Евтушенко не менялся до второй половины 1980-х годов. Это подтверждают главные поэмы автора: «Считайте меня коммунистом!» (1960), «Братская ГЭС» (1964), «Под кожей статуи свободы» (1968), «Казанский университет» (1970) и другие.

Однако желающие увидеть в девятитомнике эти и остальные идеологически окрашенные произведения столкнутся со следующими проблемами. Поэма «Считайте меня коммунистом!» в издании отсутствует, как отсутствуют десятки стихотворений, начиная с «од», воспевавших Сталина, до «Всё как прежде, всё как прежде в этом городе…». Это стихотворение из сборника 1966 года «Катер связи» вызвало у Евтушенко, видимо, отторжение из-за следующих срок

 Пусть в нём (в городе. — Ю.П.) вечен будет памятный семнадцатый,

пусть не будет никогда тридцать седьмого! [3, с.195]

Станислав Куняев справедливо иронизирует по поводу того, как Евтушенко изменил строки в стихотворении «Идут белые снеги…» (обязательно упоминаемого пишущими поклонниками поэта и им самим среди лучших произведений писателя). Вместо слов «её Ильича» появились — «её стариков». Однако, если не ошибаемся, никто из многих и многих, называвших этот текст классическим, не обратил внимание на резус-конфликтную однорядность Пушкина и Разина как символов России. Разин вообще — один из самых любимых исторических персонажей Евтушенко, встречающихся во многих его произведениях. Достаточно назвать главу «Братской ГЭС» «Казнь Степана Разина», которую Евтушенко до конца жизни относил к своим высшим творческим достижениям. Символично, что себя самого поэт не раз сравнивал с этим предводителем разбойников.

Сказанное, думаем, свидетельствует об интеллектуально-мыслительном и духовно-национальном уровне писателя, на протяжении всего творчества пребывавшего в плену «левых» (советских и антисоветских), антигосударственных, антихристианских мифов. Конечно, в разинском контексте вспомнят и В. Шукшина. Однако, если бы он не умер так рано, учитывая направление и скорость его мировоззренческого и духовного роста, думаем, что через относительно недолгое время Василий Макарович пришёл бы к принципиально иному пониманию личности Разина.

Вот и Юрий Кузнецов, родившийся на девять лет позже Евтушенко, уже в 1986 году поэтически выразил то, что рано или поздно должен понять любой духовно-здоровый человек. Поэт, обращаясь к живым носителям давней традиции воспринимать Разина как народного заступника, героя, категорично заявляет:

Не поминай про Стеньку Разина

И про Емельку Пугача.

На то дороженька заказана

И не поставлена свеча.

Традиции, разрушительной для человека, народа, государства, традиции «чёрной злобы», «разрешения крови по совести» Юрий Кузнецов противопоставляет единственно-правильную альтернативу:

Трудись, душа ты окаянная!

Чтобы когда-нибудь потом

Свеча горела поминальная

Во граде Китеже святом.

Совершенно иначе выглядит ситуация, когда речь идёт о текстах в новой — поздней идеологической авторской редакции, о чём читателю не сообщается. Например, известное стихотворение Евтушенко «Сопливый фашизм», включённое в собрание сочинений как произведение 1962 года, неоднократно издавалось автором в СССР. Оно есть и в сборнике 1966 года «Катер связи», вышедшем рекордным стотысячным тиражом.

Это стихотворение в 2015 году Евтушенко комментирует, приведя слова секретаря ЦК ВЛКСМ Сергея Павлова, назвавшего поэта на многотысячном митинге героем фестиваля. Чтобы уравновесить такую оценку, Евгений Александрович тут же цитирует высказывание С. Павлова иной направленности. Правда, слова эти прозвучали на каком-то «одном собрании» и, думаем, подтвердить или опровергнуть сей факт невозможно. Главное, конечно, в другом: в издании 2015 года во второй строке вместо слов «Но — коммунизм!» появились — «Но — фестиваль!» [7, с.10]. То есть поздняя редакция выдаётся за исходных вариант 1962 года. Так своеобразно поэт, в унисон с политиками постсоветских Грузии, Украины и т.д., деидеологизирует своё творчество.

Но, конечно, самым большим переделкам в собрании сочинений Евтушенко подверглись главные его произведения советского периода — поэмы «Братская ГЭС» и «Казанский университет». Эти в высшей степени идеологически выдержанные произведения со всем основанием можно назвать классическими образцами социалистического реализма. Естественно, поэтому они изучались в советских школах и вузах, о чём мифотворец Евтушенко и почитатели его творчества не вспоминают.

Поэма «Братская ГЭС» была подвержена тотальной авторской редактуре. Полностью удалены две главы, вырезаны десятки ленинских строф (идеологически неприемлемых для «позднего» Евтушенко), являвшихся идейными и сюжетными узлами как отдельных глав, так и всего произведения. Появились строфы-имплантаты иной — в духе антисоветского времени — направленности, явно не прижившиеся к телу поэмы, большая часть которой осталась в первозданном виде.

Думаем, ампутированные автором сроки дают не меньшее (а скорее, большее) представление о Евтушенко, чем постсоветский новодел. Приведём хотя бы одну цитату из потаённого для современного читателя собрания сочинений поэта:

Твердо

           в одном

                     разобрался:

ждёт нас

                     всеобщая гибель

или

           всеобщее братство.

В минуты

                     самые страшные

верую,

           как в искупленье:

все человечество страждущее

объединит

           Ленин.

Сквозь войны,

                     сквозь преступления,

но все-таки без отступления,

идёт человечество

                     к Ленину,

идёт человечество

                     к Ленину... [4, c.497]

Эта и ей подобные многочисленные строфы, которые неловко даже цитировать, свидетельствуют об одном: то, что Евтушенко писал о Ленине (как и обо всех исторических личностях, начиная со Сталина), — это запредельно примитивная пропаганда. В ней напрочь отсутствуют живое чувство и хоть какие-то долгоиграющие смыслы, способные выдержать проверку временем.  В истории же, рассказанные Евтушенко, про его искренние заблуждения, обманутую веру и тому подобное, невозможно поверить, учитывая и качество созданных автором текстов, и их дальнейшие судьбы, с которыми писатель поступил как чистильщик.

Вспомним ту же поэму «Считайте меня коммунистом!». Уже в первой строфе её Евтушенко пафосно заявляет, что «с раннего детства // считал себя коммунистом (рекорд, достойный книги Гиннеса. — Ю.П.)». А завершаются сии вирши, уникальные по заряду открыто выраженного, продажного верноподданичества, на ещё более высокой, патетически-трагической и явно фальшивой ноте.

Не страшно, что плохо любится,

что грустен, как на беду,

но страшно, что Революцию

в чём-нибудь подведу.

И пусть,

    не в пример неискренним,

рассчитанным чьим-то словам,

«Считайте меня коммунистом!»

вся жизнь моя скажет вам [2].

Итак, не смотря на то, что Е. Евтушенко по-разному идеологически «зачистил» многие свои тексты в итоговом собрании сочинений, полноценно сущностной мировоззренческой смены вех не произошло. В той же «Братской ГЭС» и в 1997 году (когда, по версии автора, появился «последний окончательный вариант поэмы») герои, созвучные автору, — это по-прежнему разрушители традиционной исторической России: Степан Разин, декабристы, петрашевцы, Н. Чернышевский, В. Маяковский…

На другом — духовно-религиозном уровне — о неизменности системы ценностей автора свидетельствуют, в частности, следующие кощунственные сроки из главы «Бал выпускников», повторяющиеся во всех изданиях поэмы:

и пляшет площадь Красная,

                               трясется и присвистывает –

не то сошел Антихрист,

                               не то Христос воскрес. [8, с. 125]

Наш анализ позволяет сделать следующие выводы. Вклад Е. Евтушенко в стихотворную политическую публицистику советского времени состоит в доведении известных идеологем до точки кипения, до абсурда, не видимого автору, но видимого любому человеку с иной духовно-религиозной системой координат. То есть, ни о каких открытиях Евтушенко на уровне смыслов в идеологически-окрашенных произведениях говорить не приходится.  Например, новаторство автора в стихотворении «Прогулка по карнизу» в осмыслении личности Сталина эквивалентно уровню нецензурной надписи на заборе.

Карниз проржавленный был веселее

и выше ленинского мавзолея,

где писал Сталин, от скуки злея,

в эмалированное ведро. [9, c.101]

Постсоветская самохарактеристика, данная автором этого стихотворения («Я шёл спасительно против правил»), к Евтушенко, человеку и поэту, не имеет никакого отношения. Он, повторим, был одним из самых политически-правильных писателей как «в годы сталинские» (о которых идёт речь в произведении), так и при всех последующих советских руководителях. И «поздние» авторские идеологические «зачистки» стихотворений и поэм ситуацию сущностно не изменили в прежней системе духовно-нравственных координат. Любимые идеи, «истины» Евтушенко, лейтмотивом проходящие через его творчество, — лишь хорошо или блестяще зарифмованные перепевы популярных левых стереотипов, политических, религиозных, творческих и других.

Собственно, главная идея стихотворения «Прогулка по карнизу» — «лишь не по правилам — не упадёшь», «иначе я не поэт» — не нова. Достаточно вспомнить М. Цветаеву и не только, конечно, её.

Жизнь и творчество писателя полноценны только тогда, когда он, прежде всего, соблюдает известные заповеди-правила… К чему ведёт их нарушение, хорошо видно на примере многих писателей от М. Цветаевой и В. Маяковского до А. Вознесенского и Е. Евтушенко. Прогулка по карнизу — это путь, неизбежно ведущий в духовно-нравственный и творческий тупик.

Список источников:

1. Аннинский Л. Небалованный // Е. Евтушенко. Собр. соч-ий. Т.1. — М.: Эксмо, 2014. — С. 5-56.

2. Евтушенко Е. Считайте меня коммунистом! [Электронный ресурс] // livejournal. — URL: https://pycckue-cka3ku.livejournal.com/3269601.html.

3. Евтушенко Е. Катер связи. — М.: Молодая гвардия, 1966. — 264 с.

4. Евтушенко Е. Братская ГЭС // Избранные произведения в 2 т. Т.1. 1952-1965. Стихотворения и поэмы. — М.: Художественная литература, 1975. — С. 395-504.

5. Евтушенко Е. Шестидесятник. Мемуарная проза. — М.: Зебра Е, 2006. — 832 с.

6. Евтушенко Е. Преждевременная Автобиография // Собр. соч-ий. Т.1. — М.: Эксмо, 2014. — С. 189-309.

7. Евтушенко Е. Сопливый фашизм // Евтушенко Е. Собр. соч-ий. Т.4. — М.: «Э», 2015. — С. 8-10.

8. Евтушенко Е. Братская ГЭС // Собр. соч-ий. Т.5. — М.: Эксмо, 2016. — С. 23-135.

9. Евтушенко Е. Прогулка по карнизу // Собр. соч-ий. Т.9. — М.: Эксмо, 2018. — С. 100-102.

10. Фаликов И. Евтушенко: Love story. — М.: Молодая гвардия, 2017. — 718 с.