Александр КОСТЕРЕВ. Кому рисуют свет и тень.

До осени за день

Какие произносятся слова 
до осени за день или за два?
Не донкихотствуй, август, вереницы 
ветров пронзают солнечные спицы,
твоей листве пригрезилась напасть 
упасть до снега, а под ним пропасть… 
А осень — лучезарная кокетка —
разденется почти до голой ветки   
и соблазнит своею наготой,
мгновеньям  лета говоря:
— Постой!
За день, за два, судьбе не прекословь  —
мы поминаем летнюю любовь,   
ведь охлажденье рыщет у порога,
а впереди — нелёгкая дорога,
которой мы проследовать должны
галдящим птичьим клином… 
До весны!  
Какие произносятся слова 
до осени за день или за два?

Вот бы

Вот бы встретить старость в добротном кресле,
не тревожась мыслью, что будет если,
в одинокий вечер не станет друга, 
и страны советов с названьем Google... 

Соловей откормлен в древесной чаще,
он не зря трудился, как настоящий,
заливаясь песней… Пропало лето — 
в проходящий поезд полно билетов...

Нас учили книги, вожди, эпоха:
завтра будет лучше, не всё так плохо...
Пирожков пожарим на старом масле, 
мы по жизни — деды, но ходим в ясли...

В лучший мир несёмся шестеркой цугом,  
согрешивший сам да отыщет угол...
Где проспали душу, копаясь в теле? 
И не стали лучше...
А так хотели...

Мало ли что случится

Мало ли что случится — не исчезай до срока:
молния постучится в черную гладь окна,
мавры уедут к морю, передохнув в Марокко,
ляжет на спящий город мёртвая тишина…
В Летнем саду Эвтерпу ночью разденет ветер,
в горечи расставаний нету ничьей вины,
помню твое дыханье, сколько живу на свете,
верю, что ты на небе сладкие видишь сны.
Мало ли что случится, не оцифруешь даже,
мы на земле расставшись, встретимся вновь и вновь,
словно атланты встанем в портике Эрмитажа,
чтобы держать на пальцах нашу с тобой любовь…
В клетке моей каморки тягостно и тревожно,
будь неизменно рядом, не зажигай огня…
Старому Буратино было бы не возможно
жить, если б там, на небе, ты не ждала меня …

Молчание

Слова раздражают уши — 
молчанье не может лгать … 
Мне нравится больше слушать —
тебе, как всегда, молчать….  

И в этой тиши вселенской  
бормочет по крыше дождь:
— Молчание неизменно,
когда ничего не ждёшь…

В подполье скребутся мыши, 
в окно заползает свет…
Мне кажется, я услышу,
Что ты промолчишь в ответ… 

Небо

Путь подстреленных птиц не всегда одинаков:
как удержишь судьбу в искалеченных лапах?
Но смирение в клетке немногим по нраву:
проще с неба о землю! И вечная слава?

А поэты, как птицы — паденья и взлеты —
(подниматься и падать — такая работа),
быть мишенью насмешек (не только казаться),
быть поверженным ниц, но опять подниматься…

И мечтают поэты о сущем и вечном,
о вселенской любви (неземной бесконечной),
и, конечно, о маме в домишке убогом,
да, пожалуй, о том, с чем предстать перед Богом…

Среди стольких ушедших,
парящим над нами
лучше видно дорогу…
Взлетевших — помянем…

Блюзовое

Ты лучевой ожог — не остановишь боль,
мой затяжной прыжок, выпитый алкоголь;
рушатся города, странствуют корабли…
Мне без тебя нельзя, даже на край земли.
Что от любви? Зола, угли в печи пустой, 
мне без тебя нельзя, тошно, хоть волком вой, 
знаю, приворожишь — только не в этом суть, 
Богом прошу, малыш,  вечно со мною будь. 
Призрак из бытия, словно недобрый знак.
Мне без тебя — нельзя,

рядом с тобой — никак… 

Качели

Скрип качелей: 
— Не мы, не мы…
В опустевшем саду заброшенном… 
Так натужно: 
— Всего хорошего!
Расставание до весны…
Через лужиц зеркальный наст,
звук шагов возвращает в прошлое…
На прощанье: 
— Всего хорошего! 
Ясно слышится: 
— Бог подаст…
Не ноябрь, а наяд наряд,  
с голью гоголь, скрипит качелями
о любви, в которую верили  
в сверх прозрачности ноября …
Сгинь, стыдливая нагота! 
Подбираю слова корявые,
а качели губами ржавыми    
всё скрипели: 
— Не та, не та…
 

Не параллельное

В параллельных мирах мы летим — горделивые птицы,
в параллельных мирах, где не встретиться и не проститься,
в параллельных мирах, постигая вселенский простор…
Параллельность миров разделяют заборы и стены,
сохранив свое «Я» — мы возводим преграды из тлена:
ни звонка, ни письма, ни привета, ни взгляда в упор…
Наш учитель — Евклид, для души — Лобачевский и Риман,
только первое: «Ма!» от прощального неотличимо,
мы не ценим счастливых мгновений до крайней поры…
Параллельны миры… Мы как линии в них одиноки,
не транжирьте любовь: быстротечны улыбки и вздохи,
и, пожалуйста, будьте добры, берегите миры!
 

Помилуй Бог…

Помилуй... 
Бог в улыбке и руке,
а не в иконах в красном уголке,
Он безусловно прячется повсюду: 
помоет губкой грязную посуду,
под вечер шьет и штопает носки,
а что Его шаги — они легки,
касания Его подобны чуду... 

У тихих вод заросшего пруда
желтеет одуванчик придорожный,
он тоже — Бог, и жизнь его проста,
а мы с тобой, выдумывая сложность,
ей воздвигаем гордый пьедестал...
А сколько жить — полгода ли, полста?

Под гнетом гирь торопятся часы...
Недолог век у капельки росы,
И по тропинке за крутым холмом
мы к первозданной тишине бредём...
Для грешника такая благодать
со стороны за Богом наблюдать...

СонНет

Кому рисуют свет и тень 
(за пару слёз оплывшей свечки)
дрова за дверцей старой печки? 
Наш пляжик у прохладной речки 
всё также жив… Садовый пень  
пророс и нанизал на прутик 
всю эту горе-дребедень…

Забыв про красного коня,
тебя лохматую и злую
во сне сотру, и нарисую
какой? 
Хотел бы видеть вновь
свою вчерашнюю  любовь,
я так бессмысленно ревную,
ко всем, кто были до меня…

В тоске по безмятежным дням,
когда так откровенно спится,
и не взлететь, не опуститься, 
мы — не пернатые… 
Ведь птица 
с потерей неба не смирится,
и нам бы вместе к небесам! 

Прости, бродяга Дон-Кихот, 
по нарисованным  аллеям,
где солнце круглое алеет, 
я поскачу за Дульсинеей,  
с годами замедляя ход…

У сказок дел — невпроворот,
веками шелестят  страницы,
часам пора остепениться, 
не подавать свой страшный знак:
тик – так… 
тик – так… 
тик – так…