Владислав ПОПОВ. У снега в плену.

РОМАШКА

Все песенки ветра туги и воздушны,

А травы шуршат, на ветру подсыхая,

И только ромашка, случайно живая,

Белеет, встопорщив подмёрзшее ушко.

И всё хорошо, и жить, слава Богу,

До первого снега ещё три недели,

И небо по-прежнему будто высо́ко.

Деревья как будто ещё не старели.

И всё для неё так легко и понятно:

Оттаяли лужицы в полдень горячий,

И шмель одинокий вперёд и обратно

Над лужицей скачет, как маленький мячик.

И эти недели как целая вечность!

Тепла не убудет у бабьего лета.

Ромашка белеет — какая беспечность!

Ещё три недели надежды и света.

В ОСЕННИЙ ЧАС

В осенний час твои следы

В снегу размякшем в вечер нежный

Хочу любить за то, что ты

Здесь пробежала тропкой снежной.

Как легкомыслен каблучок!

В цепочке ставит запятую,

Потом тире и вдруг — скачок

Через канавку ледяную.

О как догадлив следопыт!

Ему смеяться или плакать?

Зачем с наивностью любить

Следов её и синь и слякоть?

Зачем печалиться о том?

Но с мукой нежной представляю,

Что это мы вдвоём идём,

И что сказать тебе, не знаю…

Куда бегут её следы?

Куда торопятся? Свиданье?

И я ревную, с кем же ты,

Мой милый ангел безымянный?..

***

Всё мне видится, слышится прежнее:

Шум осенних озябших берёз

И в дожде твоё платьице нежное

На аллейке, промокшей до слёз.

Всё мне видится, слышится, помнится,

Ничего я забыть не смогу,

Когда солнце осеннее клонится

В золотую незрелую мглу.

Когда ветер, с полей прилетающий,

Мягко вздует рубашки рукав,

Когда дремлет вокруг угасающий

Запах лета и тлеющих трав.

Всё мне видится, слышится, помнится,

И в тумане предзимних ночей,

Ах, зачем эта боль и бессонница?

Я грущу, словно плачу о ней…

МОЖЕТ БЫТЬ, ТАК НАДО

Может быть, так надо,

Может быть, так проще,

Чтоб в кольцо сплетались

Наши руки в роще,

Чтоб секло дорогу

Синеватым градом

И дышало утро

На ноябрьский ладан.

Трепетные встречи —

В горькое прощанье,

Между ними только

Сосуществованье…

В эту осень рано

Снег мело и било.

Ничего не жалко,

Ничего не мило.

Обмирали руки,

И душа — на части:

Твое сердце близко,

Под рукой — как счастье…

Как они сплетались,

Как они просились!

За рекою к небу

Вьюги уносились.

Как метёт повсюду:

И в окно и в двери,

Но не слышат руки

Голоса́ метелей.

Может быть, так надо,

Может быть, так проще,

Чтоб в кольцо сплетались

Наши руки в роще.

Чтобы нам казалось,

Где-то там за мглою

Будешь ты со мною,

Буду я с тобою…

***

Лес опадал, и острый запах

До окон тёплых долетал.

Шиповник плакал, плакал, плакал

И пламенел, и дозревал.

Оса последняя жужжала.

Пушистым венчиком трава

В окно раскрытое кивала.

Кружилась слабо голова.

И всё казалось тёмным, тёмным.

Чадили рощи, и во мгле

Порою вспыхивал неровный

Огонь в пузырчатом стекле.

А дом вздыхал и бредил, бредил,

И волочили тучи дождь,

И гасла лампа у соседей,

И дом нырял в глухую ночь.

И жизнь как будто бы сжималась

До круга лампы на столе,

И с тишиной соединялась

Душа на сумрачной земле.

ОСЕННЯЯ ЗЕМЛЯ

Земля раскрыта резвым плугом,

Вся наизнанку, до корней.

Она глядит почти с испугом

На звёзды первых зимних дней.

Она глядит, едва ли дышит,

И небо галочье над ней,

Когда умолкнет, станет ближе,

Понятней, проще и родней.

Потом подмёрзнет. На развалах

Синеет утренний мороз,

И лед хрустит под клювом галок,

Клюющих вымерзший овёс…

***

Всё хочется думать о чём-то простом.

Тепло запоздало. Продрогшие сосны.

В простор голубой окунается дом

И светится синим, осенним и росным.

Смородины мерзнут. Пластиночки льда

Синеют, и глина сама отливает

Зеленым и синим. Синей, чем вода,

Морозная пыль на отвале мерцает.

Оттаяли кровли. По краю копясь,

Горошины капель, набухнув, свисают.

Минута, другая — в осеннюю грязь

Смородины рыжим листом зарыдают.

***

Поздняя осень уже разделяет

Душу и тело замёрзших берёз,

И ветер листву из-под ног не взвивает,

И в окнах цветёт белой цвелью овёс.

Рассвет подкрадётся и, выпятив окна,

К оконным прильнёт полыньям,

И тихо, и горестно, нерасторопно

Потянется снег по полям.

Дороги печально зовут уже к небу,

В глухой колее защемив тишину,

И заячьих лапок прерывистый слепок

Застынет печально у снега в плену…

ЗИМА

Осунулись рощи и вот — почернели,

И вытреб* до нитки пустой березняк,

И солнце сгорело — за две ли недели?

И снегом измаян бессонный чердак.

И бронзовых куколок тусклые стёки*,

И бабочки бледной и пыльной крыло

Сюда, в заоконье, за тёмные слоги*,

В последние склоки судьбой занесло…

Придавлены крыши заснеженным небом,

И сажей сорит, поперхнувшись, труба —

Так вот же зима, и встречай её хлебом,

За вьюги, за снеги, за солнце любя.

За то, что ты будешь, любимая, рядом —

Рукой и во сне, поцелуем и взглядом…

*Вытреб — износился.

*Стёки — застывшие капли вытянутой формы.

*Слоги — чердачный переруб со стороны окна.

СНЕГ

Снег подвалит, впорхнёт за порог,

Заструится в дверях, закружится.

Дом сенями пустыми продрог,

Он молчит, побледневший — не спится…

Голубое к востоку окно

Снегом тает, всё в капельках пота.

Как промытое небом пшено,

Липнет снег к голубым переплетам.

А на западе, в пятнах огня,

Конопатые, в солнечных мушках,

Золотые окно и стена

Тонут в белых лохматых подушках.

Через край, в золотой окаём,

Снег летит с вышины, и навстречу

Тень от снега летит за стеклом —

Тонет дом в этой вьюге по плечи.

И в вечерней кружась глубине

И любуясь своим отраженьем,

Падал снег в полусне, в тишине

И захватывал сердце круженьем…

***

На окраине неба оттаяли первые звёзды.

Словно вербный барашек, от стайки отбилась луна.

Ветер бродит в полях одинокий, хмельной и морозный.

И звенят провода, и качается тень у окна.

Где же друг мой единственный,

Милый, желанный и дальний?

Так мне грустно сейчас, что я места себе не найду.

И по синему льду я до ночи морозной и ранней,

Сам не зная куда, за позёмкой пустой забреду…

И всё чудятся, чудятся ломкие, нежные руки.

Свет весенний мне чудится в нежных раскосых глазах.

И не слышится ветра, не видится снега и вьюги,

Только вербный барашек за мною бредёт в небесах.