Геннадий ИКОННИКОВ. Это случилось не по сценарию…

«Безумству храбрых поем мы песню…»

М. Горький

Я бережно храню сувениры, привезенные из разных городов и мест. Но самые дорогие — это фотографии тех людей, с которыми я провел часть жизни, разделил вместе горе и радость и которые остались в памяти на всю жизнь. Увлечение фотографией укрепилось, когда я поступал во ВГИК. Делая альбомы, обращал внимание на композицию и эмоциональное воздействие фотоснимка. Потом фотография стала необходима мне как часть памяти, как записная книжка.

Однажды получил я задание снять сюжет о парашютистах. Приехал в Тушино. Строгий, сухощавый начальник команды не очень любезно отнесся к моим планам лететь со спортсменами. Я объяснял, что без воздушных кадров сюжета не будет. Да и не в первый раз мне бывать в этих посудинах «Ан-2». Он с неохотой согласился и передал наказ следить за мной.

Взлетели. Гляжу на парней — сидят спокойные. На летнем солнце, на ветру загорели они до черноты. Со мной рядом перворазник Костя. С час, наверное, его крутили и вертели на земле, да так, что пот лил с него в три ручья. Потом он, радостный, в новом комбинезоне, в высоких парашютных ботинках шел к самолету как цапля, высоко поднимая ноги. Теперь Костя сидит торжественный. Лицо у него крупное, неподвижное и курносое.

— Страшно? — кричу я.

— Нет, — а сам смеется.

Раздалась сирена. Парни открыли дверь, и пошли один за другим... Я так ничего и не снял. Хотел к краю подойти — лямка не пускает, меня привязали к борту еще на земле. А в иллюминатор тоже не видно, летчики круто развернулись и пошли на посадку. Стало досадно.

Когда приземлились, выскочил — и к начальнику команды.

— Дайте мне парашют, я хочу снять в воздухе.

— А прыгал раньше?

— Было дело. В парке. Раз десять с парашютной вышки, — выпалил я.

Он усмехнулся.

— А что, ребята, может, выбросим его как перворазника? — и серьезно добавил:

— Только без аппарата.

Тут же меня проинструктировали и посадили в очередной самолет.

И вот я в самолете. Круг за кругом летчики набирают высоту. Ребята отпускают шуточки в мою сторону, смеются, а я ничего не слышу, уши словно закупоренные.

Замигала лампочка, Мне открыли дверь, и выпускающий поднял руку: «Приготовиться!». Я глянул вниз: лента реки, дома, крошечные самолеты — наш аэродром. Вдруг меня стукнули. Я обернулся, увидел лицо выпускающего, он что-то кричал. Стало жутко. До боли впился пальцами в борт и подумал: «Как хорошо сейчас стоять там, на траве»...

Меня еще раз стукнули. Я позабыл про все инструкции, зажмурился и прыгнул... Открыл глаза, когда раздался хлопок. Сильно дернуло. Посмотрел наверх: там купол, а я вишу на лямках совершенно неподвижно. Успокоился и запел: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…»

— Ноги! Ноги вместе! — кричат.

Это мне. Вижу, как на меня быстро летит земля. Удар... Все обошлось благополучно. Несколько кувырков и я снова бегу к начальнику команды.

— Я же говорил, пустяки. Давайте еще разок. Теперь с камерой можно.

— Э, нет, — смеется начальник, — прыгнешь раз тысячу, тогда можно и с камерой...

Прошло много времени после этого прыжка. Мне удалось побывать многократно на тренировочных сборах и соревнованиях. Прыгал я и еще, правда, не тысячу раз. Но не об этом речь...

Со многими парашютистами я сдружился. Тема парашютного спорта и десантирования в ВДВ стала мне желанной и близкой. На международном кинофестивале военных фильмов в Бухаресте снятый мною фильм «С воздуха — в бой!» о десантниках был удостоен главного приза фестиваля — «Золотой лев». Об этих парнях — парашютистах, мужественных и щедрых сердцем, я и поведаю историю, которая случилась на одном из южных аэродромов страны. Туда съехались сильнейшие армейские парашютисты, мастера спорта — готовиться к всесоюзным соревнованиям.

Тихо и жарко… Казалось солнцем залито все — никуда от него не спрячешься. Ребята разгружают парашюты и растягивают брезентовые дорожки, так называемые «столы» для укладки парашютов. До прыжков к ним не подходи — ничего не слышат, ничего не видят, кроме того, что им нужно, конечно. За столом, у мертвого «колдуна» тренеры комплектуют полетные листы. Все готовятся к прыжкам.

Я готовлю кинокамеры, у меня их две. Мысленно представляю, что буду делать. На земле все гораздо проще. Объект перед тобой, можно попросить дубль. Но мне ведь предстоит снимать ребят, прыгающих с высоты 1000 метров.

И вот, парни начали прыгать. Я стою в круге, засыпанном опилками, и смотрю, как от самолета отделяются точки, стремительно летят вниз, а потом расцветают тюльпанами в небе их яркие парашюты.

Чтобы получить отличную оценку, нужно приземлиться в самый центр круга — пятачок, размером с тарелку. Спортивный парашют имеет управление. В куполе несколько клапанов и клеванты, с помощью которых спортсмен управляет им. В полете нужно учитывать и направление ветра, и скорость его, и скорость снижения. В это время парашютист напряжен до предела и в равной степени должен быть хладнокровным.

Было много прыжков в этот день.

Тренеры бегали возбужденные. Были и рекорды! А я до того осмелел, что стою у самого пятака и ребята приземляются прямо у моих ног.

Самолет пошел на последний заход. Отделившаяся от самолета точка камнем падает вниз... Снимаю… Прошли секунды. Но что это? Над парнем вырвался бесформенный комок скрученного стропами купола. Я знаю, что это такое. Перехлест... Очень сильный перехлёст. Скорее, скорее выбрасывай запасной парашют!

Его товарищи из команды в это время укладывали парашюты на узких полосах брезента — «столах», но по привычке поглядывали в небо. На мгновение все застыли, следя за этим страшным падением.

Еще не знаю, кто это, но вижу, как он борется, стараясь расправить непослушный купол, как раскрывает и отбрасывает от себя запасной парашют. Но все тщетно: запасной не наполняется. Более того, полотнище купола и стропы окутывают его, связывают руки, накрывают голову. Кажется, что нет больше никакого спасения, и сейчас наступит, самое страшное и непоправимое.

«Стол! Скорее стол!» — вдруг раздается голос. Ребята кидаются к месту укладки и, схватив брезентовый «стол», бегут туда, куда сейчас упадет их товарищ. Земля летит нав­стречу ему со скоростью 15–16 метров в секунду. Я не знаю, как они смогли меньше, чем за полминуты пробежать метров двести. Но они пробежали, хотя каждый был в тяжелых парашютных ботинках и в комбинезоне.

Это происходит мгновенно...

Шесть парней растягивают брезент шириной в один метр и ловят своего товарища. Падение, длившееся одну минуту, было настолько сильным, что некоторых ребят повалило с ног...

Человек родился второй раз. Его спасли быстрота и самоотверженность товарищей. Никто даже не подумал о том, что удар мог быть не в «стол», а по кому-то из них.

От одного к другому передается по аэродрому:

— Жив! Спасли! Юрий Беленко жив!

Министр Обороны СССР в специальном приказе отметил мужество и отвагу семи героев-парашютистов и вручил правительственные награды. Старший лейтенант, дважды рекордсмен мира, мастер спорта Юрий Беленко был награжден орденом Красной звезды, а ребята, которые спасли его: Анатолий Чекирда, Виктор Кунчукин, Валерий Потокин, Ибрагим Фасхутдинов, Николай Накоренко и Алексей Богданов — были награждены медалями за боевые заслуги.

Спустя несколько лет я встретил Юрия Беленко на тренировочных сборах. Мы обнялись.

— Как видишь, снова прыгаю. Спасибо ребятам. На счету уже больше тысячи. Я тогда провалялся шесть месяцев, потом начал ходить. Потом тренировки. Врачи подбадривали, но не советовали возвращаться снова к прыжкам. А я не мог не прыгать.

Он улыбается, а я думаю, это стоило ему огромной силы воли и не меньшего мужества, чем тот роковой прыжок. Тяжело после такого случая побороть чувство страха...

И вот я опять вижу Юру в голубом небе. Словно огромный тюльпан, колышется над ним красный купол парашюта. Он разворачивается и подходит к кругу с подветренной стороны. Расчет точный: приземление в центр круга. Здесь же рядом приземляются и новые товарищи Юрия. Они окружают его, возбужденно говорят каждый о своем. А я в этот миг чувствую радость за этих парней.

Репортаж мой о подвиге десантников был показан по телевидению. Многие газеты и журналы опубликовали эти документальные рассказы.