Александр НЕКРАСОВ. Приходящий вовремя. Рассказ.

Я не умею опаздывать. Это одно из того немногого, чего я не умею. Когда-то, до перехода к Свету Через Тоннель, я не умел очень многого — не  мог дважды входить в одну и ту же  реку,  преодолевать боль, злость, усталость, сдерживать слезы и смех, не мог мыслить со скоростью двух десятков тысяч операций в минуту. А теперь я все это могу... но уже не испытываю ни боли, ни радости, ни печали, ни сомнений, ни ненависти. Все это осталось в первой жизни, где и составляло ее  смысл. Ныне у моей жизни другой смысл. И самое главное в ней именно это — не опаздывать. Так определил мою жизнь Тот, Кто выше меня — Вершитель Судьбы.

Вот и сейчас я появился вовремя, именно в ту секунду, когда должен был появиться. Мальчик в сереньком, запыленном школьном костюмчике еще даже не успел упасть, он еще стоит у токарного станка, к которому несколько минут назад его одноклассник тайком подвел электрический провод, а потом оголенный конец  засунул в розетку. Сейчас виновник этого бессмысленного убийства  как ни в чем ни бывало слоняется неподалеку от этой школьной мастерской. Но о нем после.

Тринадцатилетний мальчик в эту секунду уже мертв для той жизни, в которой он появился на свет в семье пьющего рабочего строительного участка и скромной кассирши из автопредприятия. Он уже испытал страшный, ослепительно-черный удар по всему своему существу, уже промчался к Свету Через Тоннель, он уже не видит своих немногочисленных  одноклассников, которые только что  недоуменно обернулись на его короткий, но странный и жуткий вскрик, не видит и пожилого, какого-то потертого, лысоватого учителя труда, начинающего понимать трагический для всех них (и для него — в немалой степени) смысл случившегося. Если бы мне было оставлено умение жалеть, я бы пожалел этого замученного жизнью и ближними человека, которого эти ближние вскоре затаскают по новым мукам, как будто в этой истории можно еще что-то изменить и исправить. Но умения жалеть — такого, какое дается нам в той, первой жизни, мне не оставлено. Здесь и теперь нам дано более высокое умение.

Теперь мальчик видит только меня. Пройдя через ужасную боль, через беззащитное непонимание того, что с ним случилось, даже пройдя уже через Тоннель, он еще не остыл к той жизни. На его бледном, с потемнением от электрического удара, лице явственно проступили рыжие конопушки, а в блекло-голубых глазах застыли слезинки страха и боли. Иди сюда, маленький, не бойся. Все, что было тебе суждено испытать, уже позади. Ты не вернешься  назад. Ничего не смогут сделать ни школьная медичка, ни врач  «скорой помощи».

Я протягиваю вперед руки — мои руки, которые видим только мы с ним в этой пыльной, с пробивающимися через грязные стекла лучами полуденного солнца мастерской, он и я. Происходит волнующий — о, если бы я мог волноваться! — момент отделения сокровенного тела от тела смертного, которое есть всего лишь тленная  материальная оболочка. Мертвое,  ненужное уже  тело мальчика с негромким шумом падает назад, затылком и спиной ударяясь о грязный деревянный пол. Сейчас, если бы кто и захотел что-нибудь увидеть, то  не увидит  — все внимание окружающих устремлено на это вдруг рухнувшее тело. А сокровенное тело, до мельчайших деталей копирующее тело материальное, — только гораздо более бледное, еле различимое даже для моего зрения, —  уже попало в мои надежные объятия. Я заботливо усмиряю его легкую дрожь, согреваю — ведь оно все еще так потрясено. Ничего, оно успокоится. А вот в материальном теле в самое ближайшее время начнутся необратимые процессы. Если бы я мог проявить нетерпение, то поторопил бы их — эта оболочка должна скорее исчезнуть, так лучше... Но это не моя забота. Я уже могу уходить со своим спутником, ухожу я тоже всегда вовремя. В этом месте других жертв жизни, полной опасностей и несчастий, еще долго не будет!

Стоп! Старик меня все-таки заметил. Я вижу его остановившийся взгляд, капли холодной испарины на лысоватом лбу, крупно дрожащие руки. Ну конечно, целиком меня он  увидеть не может, заметил только  темную тень. Это Вершитель Судьбы подает мне знак. Не пройдет и двух лет, как задерганный работой, нуждой, семьей и новыми для него испытаниями учитель умрет от рака печени в городской больнице, и никакая операция его не спасет. В той, прошлой жизни я тоже имел большие проблемы с желудком и хорошо помню те тяжелые, поистине безысходные мучения, которые выматывают человека перед уходом в иной мир. Но пока судьба учителя будет продолжаться — продолжаться на самом бессмысленном  отрезке ее пути к завершению. Что ж, у каждого свой способ умирания в той жизни.

Я выхожу с мальчиком, прижавшимся к моей груди, из  убогой мастерской, стены которой никого не могут уберечь от смерти, если  Вершитель Судьбы решил смерть не останавливать. Мальчик шевельнулся у меня на руках: он увидел своего убийцу, стоящего среди других прогульщиков и двоечников за углом мастерской, на солнечном  припеке. Коренастенький, плотно сбитый паренек, вихрастый и очень подвижный, он что-то увлеченно рассказывает приятелям, размахивая руками. Но явно не о том подлом и жестоком (на языке  людей той жизни) поступке, который он совершил. Убивать мальчика он не думал, он вообще мало думает, за что и поплатится жизнью довольно скоро, а точнее говоря, всего через пять лет. Пьяненького, задравшегося по пустякам в компании таких же хулиганов, его вытолкнут из тамбура пригородной электрички  на полном ходу, при падении он переломает себе кости и проломит голову о щебенку, а потом будет в одиночестве и тяжелой агонии умирать около часа. Натечет целая лужица из его крови и мозгов. Сейчас он об этом знать не может, он не помнит уже и того, что по пустяку разъярился на свою сегодняшнюю жертву и, не удовлетворясь нанесенным ей подзатыльником, решился отомстить покруче. Его короткая дорога в той жизни тоже могла бы вызывать сожаление... если бы оно у меня было. Вершитель Судьбы — в той жизни его называют Богом — судит людей через них же самих. Иногда Он позволяет убивать их силам природы, но никогда не убивает Сам. Ведь любое убийство бессмысленно. Зачем же эти люди делают то, что и без них будет сделано кратким временем той жизни?

Я знаю, куда Вершитель Судьбы определит  мальчика, чья первая жизнь оборвалась в школьной мастерской. Я вижу, что у ребенка, находящегося в моих объятьях, нет гнева на своего погубителя. Это верный признак того, что в той жизни называют чистой и доброй душой. Значит, не понадобится нести мальчика в Хранилище Забвения — вот уж поистине скорбное место. Там долго — тысячелетиями! — пребывают те, которые в прежней жизни жили неразумно, создавая трудности, принося несчастья другим. Вернее, не те, а то, что в свернутом, обезличенном виде наполняет Хранилище... Этот материал может пробыть в таком состоянии вечно. У мальчика же другая судьба — он родится вновь, в другое время, в другом народе. Конечно, Вершитель Судьбы не оставит ему память о прошлой жизни, но иногда смутные воспоминания будут словно всплывать перед его внутренним взором, забытые ощущения будут тревожить его, он будет видеть иногда странные сны... но действительно вспомнить — или увидеть — ничего определенного не сможет.

А в той жизни, из которой он только что был так грубо и внезапно вырван, ничего интересного в ближайшие дни и месяцы не будет происходить. Будут похороны, на которые, как в таких случаях водится, придет много народу. Обмирающую от ужасной для нее потери, смертельно бледную, потерявшую голос и едва дышащую мать мальчика поведут за гробом под руки. Отупевший от свалившегося на семью удара и от вечных своих запоев отец будет бестолково соваться всюду, не зная, что делать и как себя вести, но не забывая, впрочем, украдкой при удобном случае принять стопку водки — «для облегчения на душе». Будут венки, будут вытянувшиеся печальные лица ребят, пересуды и причитания взрослых, надрывный вой похоронного оркестра. А потом мальчика все начнут потихоньку забывать — и его товарищи, и соседи, и учителя. Много неприятностей придется пережить директору, завучу, преподавателю предмета с неуклюжим названием «обеспечение безопасности жизнедеятельности» и, конечно,  самому крайнему виновнику случившегося — тому самому учителю, лысоватому и потертому... Но о том, как закончится этот безрадостный период его жиз­-ни — уже сказано.

Для людей той жизни все эти подробности  какое-то время интересны. Для меня же самое главное — прийти вовремя. Еще не было случая, чтобы Вершитель Судьбы отменил мой приход. Если я пришел, значит, обязательно унесу с собой спутника.  Таких, как я, у Вершителя много, но даже нам самим неинтересно знать, сколько именно. Нас не видят люди, и не должны видеть. Мы и сами не видим Вершителя, не слышим Его — мы просто мгновенно понимаем Его волю. Его воля всегда разумна.  Люди той жизни употребляют такие слова, как  «доброта», «справедливость», «мудрость»...  нам так много слов не надо. Слова часто мешают понимать происходящее на самом деле.

Мальчику, доверчиво прижавшемуся ко мне, уже хорошо. Конечно, на его похоронах будут всхлипывать и голосить о том, что слишком рано оборвалась его жизнь — дескать, ему никогда не испытать радостей любви, созидательного труда, семейного счастья и всего такого прочего. Но ведь  и горестей,  бед и потерь, связанных с той жизнью, ему тоже не придется пережить. А та человеческая жизнь устроена таким образом, что ее радости мимолетны и эфемерны, а беды невыносимо тяжки и длительны. Впрочем, на самом деле и счастье, и несчастье равны по силе и времени, но таково уж человеческое восприятие, легко забывающее  «хорошее» и крепко  помнящее «плохое»... Если бы мальчик остался в той жизни и не испытал удара электрическим током, в семнадцатилетнем возрасте он пережил бы тяжелейшую потерю своей матери, которая умрет от рака желудка, а потом  еще несколько лет мучился бы с отцом, окончательно покатившимся по наклонной...

По оживленной солнечной улице, где нас никто не видит, мы движемся не спеша. Мне не надо никого обходить или задевать. Мое существо устроено так, что люди сами обходят меня, не замечая этого. Я не тороплюсь, потому что знаю, что не опоздаю — воля Вершителя Судьбы не отдает мне нового повеления. Сейчас мы дойдем до одной из Точек Перехода — их несколько на этой улице, хотя абсолютно никто из живущих той жизнью даже понятия о них не имеет.

Однако впереди, метрах в ста от нас, на перекрестке сейчас кое-что произойдет: мимо меня промчался, подав мне приветственный знак, мой товарищ из Приходящих Вовремя. Через несколько секунд он примет в свои объятия нового подопечного, потому что тяжелый грузовик только что неосторожно вывернул на перекресток из переулка, а «жигуленку» уже не затормозить: молодой мужчина за его рулем — не очень опытный водитель, да и не в этом, в общем-то, главная причина... Неповоротливый грузовик выехал слева,  а справа — тротуар со снующими людьми; водителю «жигулей» выбора просто не оставлено. Бывают такие препятствия, которые уже не миновать, не объехать...

Бац! Так и есть. Все-таки он пытался проскочить, не выехав на тротуар, чтобы не сбить прохожих... это ему тоже зачтется в плюс. Мгновенная смерть от мощного удара в левый висок. И мой коллега уже протянул ему руки...