Ольга КОРЗОВА. Знакомство с автором.
1.Расскажите, что стало причиной Вашего прихода в литературу? Какими были первые опыты?
Рифмовала я с детства, но не серьёзно. Первый раз отправила стихи в свою районную газету в 1986 г., когда увидела, что там появилось литературное приложение «Прионежье». Стихи были напечатаны. Я понимала, что они ещё очень слабые, маялась от их несовершенства. Когда впервые видишь свои творения опубликованными, всегда возникает разочарование (понимаешь, что ты натворил!). У кого-то — в печатном издании, у кого-то — в себе.
В 1987-м году была отправлена на литературный семинар в Архангельск. Только-только «перешла» первую тетрадь стихов, понимала, что пишу ерунду, мучилась от неумения выразить чувства и мысли, переполнявшие меня. Хотелось не литературного общения, а понимания и учёбы.
Мне повезло, что определили меня в группу для начинающих. Если бы в то время я услышала резкую критику, вероятно, засохла бы на корню, т.к. находилась в том периоде молодости, когда краснеешь от каждого слова, обращённого к тебе, а от каждой колкости хочется моментально исчезнуть с лица земли.
Итогом первого семинара стал сборник «Молодые голоса Севера», куда вошло несколько моих стихотворений. В 1991 г. состоялась и первая моя прозаическая публикация в журнале «Север». Но в том же 1991-м я отложила перо в сторону, став директором школы, и взяла его снова лишь в 1994-м, распрощавшись с директорством. Можно было и оставаться на посту, но стихи снились по ночам, а записывать их не было сил, поэтому я выбрала стихи и добилась своей отставки.
В 1995-м пережила второй семинар, куда ехала, прежде всего, как прозаик. Но Д. Ушаков, руководитель семинара для прозаиков, разнёс в пух и прах мой рассказ, как, впрочем, и произведения остальных членов группы. Раздосадованные, мы разбрелись кто куда. Меня занесло на семинар поэзии, которым руководил А. Михайлов. С рукописью я запоздала, но Александр Алексеевич, когда я подошла к нему, чтобы спросить, попала ли вообще моя рукопись к нему, неожиданно сказал: «А о Ваших стихах я хотел бы поговорить». Он отметил несколько моих стихотворений, но пожурил: «Почему так неровно Вы пишете? Почему?» Я промолчала, хотя знала ответ: потому, что редко и мало, от случая к случаю. Ушла с семинара я окрылённой: напоследок Михайлов, обратившись к женской аудитории семинара, сказал: «Посмотрите! Вы ещё на каблучках ходите, а она уже босиком по сырой земле». Этого мне было достаточно, чтобы стать счастливой.
В 1997 мои стихи были посланы в писательскую организацию, и вскоре я получила резкую отповедь за отсутствие гражданственности в стихах, хотя даже в той подборке у меня были стихи о Родине. Тем не менее, часть стихов была опубликована, о чём я узнала впоследствии.
В 2007-м, отправляясь на очередной литературный семинар, я испытывала двойственное чувство: мне было неудобно уезжать из дома, т.к. нездоровилось моей маме, новых стихов у меня почти не было, рукопись, которую я везла с собой, надо было ещё дорабатывать. Ехать хотелось лишь потому, что томила замкнутость, почти полное отсутствие общения. Последние годы, с 2001 по 2007, я безотлучно проводила дома, и, хотя, по возвращении на Родину, начала регулярно публиковаться в журнале «Двина», мне всё-таки не хватало живого общения, обсуждения, деятельности.
Семинар внешне сложился для меня неудачно: Сергей Куняев, оценивая мои произведения, процитировал слова А. Блока о Г. Иванове: «Вроде бы стихи, но они никого не согреют, никого не заставят заплакать…» Вместе с тем он сказал, что профессиональных претензий у него к моим стихам нет. На семинаре долго спорили о том, правильным ли путём я иду, говорили о депрессивности моего творчества, об отсутствии оптимизма.
Всё это потрясло меня, заставило задуматься о многом.
Что же касается неудачи, то впоследствии я всё переоценила: удача тогда для меня не была своевременной. Получи я её в тот период, многих вещей я бы не написала или написала бы не так, слабее, упрощённее.
Всему в жизни есть своё время. Семинар в Каргополе внутренне научил меня тому, что каждое поражение даётся как испытание. Надо учиться справляться с собой, надо искать новые пути, не надо бояться критики. Надо идти и идти вперёд.
2.Кого можете назвать своими литературными учителями?
Если иметь в виду литературные ориентиры, то это, прежде всего, А. С. Пушкин, А. А. Блок, А. А. Ахматова, И. А. Бунин.
Если тех людей, которые помогали в моём литературном становлении, то это ныне покойный писатель Адольф Степанович Клочев, редактировавший когда-то «Прионежье», куда я пришла с первыми стихами, терпеливо учивший меня в беседах и письмах, а я была капризной, это было нелегко. Теперь я понимаю, чем я обязана этому человеку.
Михаил Константинович Попов, прозаик, редактор журнала «Двина». Он многих из нас «вывел в люди», я часто советуюсь с ним и сейчас, очень люблю наши беседы. Он чаще всего первый ценитель мною написанного. Далеко не всегда гладит по голове, что я очень ценю, даже если обижаюсь сначала.
Инэль Петровна Яшина. Её не стало совсем недавно. Она многие годы возглавляла региональное отделение Союза писателей в Архангельске, редактировала мою первую и единственную пока книгу. Посидев с ней над рукописью несколько вечеров, я многое стала замечать. Есть и другие люди, кому я благодарна.
3.В каких жанрах Вы пробовали себя?
Поэзия, проза, публицистика. Причём, читатели мои делятся на три категории: кто-то читает только мои стихи, кто-то воспринимает меня лишь как прозаика, а кто-то ожидает моих статей и эссе.
4.Как бы Вы могли обозначить сферу своих литературных интересов?
Если говорить, что интересует меня как читателя, то очень многое. Сфера интересов постоянно расширяется с годами. Если же о писательстве, то пишу о том, чем живу. Русская деревня, Родина, человеческие отношения, школа — то, что сейчас особенно болит…
5.Какого автора, на Ваш взгляд, следует изъять из школьной программы, а какого — включить в нее?
Я работала словесником в школе 26 лет. Слово «изъять» как-то шокирует, мы же не в 30-е годы живём. Другое дело, часто сталкиваешься с тем, что авторы учебников и программ хотят дать детям как можно больше, а получается «галопом по Европам». Порой дают преждевременно, не по возрасту. Программа должна быть гибкой.
Впрочем, и учителю надо работать творчески. С одним классом удаётся что-то, а годом позднее другие ребята уже относятся к тому же самому иначе. Надо пробиваться к их сознанию, будить мысль. Бывает, и не получается. У каждого учителя бывают и удачи, бывают и поражения.
6.Есть ли такой писатель, к творчеству которого Ваше отношение изменилось с годами кардинальным образом?
В юности я переживала бурные увлечения то одним, то другим поэтом или писателем. Сейчас отношусь ко всему более спокойно, реалистично. Отвержения чего-либо не возникло, может быть, потому что я всегда тяготела к классике. Но диапазон интересов расширился.
7.Каковы Ваши предпочтения в других видах искусства (кино, музыка, живопись…)?
Очень люблю живопись. Выезжая в город, при наличии времени стараюсь побывать на выставках. Люблю бывать в музеях. Раньше очень жалела, что не умею рисовать, теперь уже почти смирилась со своей бесталанностью в этом плане.
8.Вы считаете литературу хобби или делом своей жизни?
Нет, это, конечно, не хобби. Всё-таки значительная часть моего дня связана с тем, что я что-то читаю, пишу, обдумываю, обмениваюсь мнениями о прочитанном. Злюсь, когда за повседневной суетой мало времени остаётся на главное.
9.Что считаете непременным условием настоящего творчества?
Творчество невозможно без своего взгляда на мир, пусть наивного, но своего. Конечно, талант. Конечно, трудолюбие и умение говорить правду. Полёт души, искренность. Отсутствие зависти. Не надо жалеть себя. Пожалеешь — себя умалишь, душу свою сделаешь ущербной…
10.Что кажется Вам неприемлемым в художественном творчестве?
Не люблю натуралистических деталей, подаваемых в эпатажной манере. Не люблю стремления лишь к формальной новизне. Не люблю, когда высокомерно отвергают всё бывшее раньше. Не люблю многословия на пустом месте.
11.Расскажите читателям «Паруса» какой-нибудь эпизод своей творческой биографии, который можно назвать значительным или о котором никто не знает.
Лучше расскажу забавный. Я как-то поведала своему коллеге историю из детства.
— Брат и сестра повесили кормушку и, уходя из дому, дали мне тетрадь и велели, чтобы я сидела у окна и записывала, какие птицы слетятся к кормушке.
Только что научившаяся писать, я, преисполнившись чувства долга, прилежно контролировала процесс. Но так как за окном ничего не происходило, мне стало скучно, и я решила — была не была — сделать первую запись:
14.20. Прилетала ворона.
Потом к вороне добавился воробей, а после него сорока.
Я вошла во вкус, и через некоторое время, достав детскую энциклопедию — том «Животные и растения», нашла раздел, посвящённый птицам — и на моей кормушке появились синицы, свиристели, поползни, клесты…
— Пингвины и попугаи?
— Нет, я всё-таки и тогда тяготела к реализму. Тем не менее, брат и сестра, вернувшись, с сомнением читали мои записи.
— Ну, они же не знали, что так начинался будущий писатель, — рассмеялся коллега.
12.Каким Вам видится идеальный литературный критик?
А разве такие бывают? Да и возможен ли идеал? Но критика необходима. Даже в самой сердитой статье бывают разумные мысли.
13.Каким Вам видится будущее русской литературы?
Я не думаю, что литература сейчас в критическом состоянии, как видится многим. Конечно, живя в «глубинке», трудно следить за всем процессом, тем более что не люблю читать с экрана монитора, а новые книги порой или не достать, или денег не хватает, чтобы купить. Но и на примере нашей архангельской литературы вижу развитие, даже взлёт. Много талантливых авторов, замечательный журнал «Двина», уникальная литературная газета «Графоман». Есть чем жить.
14.Есть ли у Вас рекомендации для молодых студентов-филологов?
Творчески читать и мыслить. Какие ещё могут быть рекомендации?
15.Каковы Ваши пожелания читателям «Паруса»?
Быть неравнодушными.
