Марина СТРУКОВА. О чём говорили с грозой

***

Деревня стоит под горою.

Холодное утро. Восход.

Засыпанной снегом тропою

старуха к колодцу бредёт...

Сугробами белыми — крыши,

столбами колышется дым.

Узором серебряным вышит

ивняк над обрывом крутым.

Растаял ледок на оконце,

девчушка глядит за стеклом

на алое, алое солнце

над самым высоким холмом.

Глядит без малейшей тревоги,

привычен несказочный мир.

На грязной замёрзшей дороге

берут грузовик на буксир.

Россия... Ей горе не ново,

и тем удивительней ей,

что всё же последнее слово

опять остается за ней.

ИЗ ДЕТСТВА

Запомнился ветра могучий бросок

сквозь ярый полуденный зной.

Степной ураган нес колючий песок

и градины мутной стеной.

Пронзали светила танцующий луч

и молнии бешеный ток

лиловые космы клубящихся туч,

слетевшихся в пенный поток.

Разбойного свиста глушил перелив,

упругой окутана тьмой,

зачем я, ладонью лицо заслонив,

тогда не спешила домой?

Упал ураган в наклонившийся лес,

и градины стали росой.

И ведает только воитель небес,

о чем говорили с грозой.

***

Заглянувший в колодец, увидит икону.

Неведомо — чью.

Под торжественный хор накрывают колодец холстом

и тебя над водою. Стоишь у земли на краю,

дышит холод в лицо, и себя осеняешь крестом.

Это бабушка в детстве.

Один из рассказов о старой Руси.

Тот источник потом уничтожить Советы решат.

Он завал размывал, всё равно, сколь камней не вози,

сколько щебня не сыпь... И опять богомольцы спешат.

Вижу новое фото: лужайка лесная

в шалфейном цвету.

А над срубом — часовня резная и купола блик.

Представляю ту девочку и глубины высоту,

где сквозь воду горел, приближаясь, Владимирской лик.

***

За волной волна — травы светлые,

месяц катится в бледном зареве.

Над рекою в туманном мареве

огоньки дрожат неприветные.

Так порой на Руси случается,

волки-витязи, песни-вороны,

огляжу все четыре стороны,

а никто не ждёт, не печалится.

Нож булатный — моё сокровище,

мои сестры — мечты далекие,

мои братья — костры высокие,

слева — верной тоски чудовище,

справа — был ли храм? И не вспомнится.

Волки-витязи, песни-вороны,

не с кем, кроме вас перемолвиться.

Перемолвиться — не отчаяться,

за удачей в бою отправиться.

Наше поле врагами славится,

пусть никто не ждёт, не печалится.

…У зверей есть норы и лежбища,

у людей — дома над рекою.

Гляну в ночь и махну рукою:

поле битвы — моё убежище.

***

Чёрная птица летела,

лунное небо звало...

Где мое прежнее тело

пылью степной замело?

Серой бескрайней дорогой

я до рожденья была,

или травой у порога

в жизни прошедшей росла?

Меркнут колючие звезды,

сыплются желтым песком...

Где мои давние слезы

выросли синим цветком?

И по каким-то долинам,

прошлым невзгодам назло,

перьями птицы раскинув,

старые мысли несло?..

Травы равнина наклонит

и не ответит жнивьё...

Бьётся лишь ветром в ладони

прежнее сердце моё...

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Посреди степи да в кольце реки

на семи холмах чащи высоки,

а во тьме — луны золотистый срез.

Спи, душа моя — тёмный лес.

Лесоруб забрёл порубить дубы —

не нашёл обратно пути-судьбы,

и охотник был, и стрелу метал,

но вернулся к нему металл.

Все следы ведут в глубину твою,

а следов обратно — не узнаю.

Вот в болоте — крест, вот во мху — обрез.

Спи, душа моя — тёмный лес.

Я цветы твои как детей крещу.

Я облаву царскую не впущу.

Сторожит тебя беспощадно, верь,

волк матёрый, свобода-зверь.

На лесной заре сосны в янтаре,

золотой туман на траве-ковре.

Соловей-разбойник разбудит нас,

коли будет опасный час.

***

Спой мне песню про чёрного ворона.

Расскажи, где живая вода.

Я ушла в чужедальнюю сторону

и назад не вернусь никогда.

В низком небе луна неизвестная,

нет на родине этой луны,

и холодное, злое, бесчестное

затуманило ясные сны.

Вспомню степи да рощи сосновые,

ночь не ночь, и страна не страна.

О высокую стену дворцовую

разобью я бутылку вина.

Разлетятся осколки гремучие,

покачнётся лихая земля,

и высокие травы колючие

заплетут основанье Кремля.

Заплетут чужедальнюю сторону.

Ветер, стихни, и враг, отступи!

Спой мне песню про чёрного ворона,

словно я умираю в степи.

***

Земли Войска Донского,

свечи чертополоха

на цветочном ковре.

Земли Войска Донского

провожали в дорогу

казаков на заре.

Помнят наши станицы

как хранили границы

на имперском краю,

бунтовали, случится,

и не чтили столицу,

чтили правду свою.

Помнят наши станицы

фронтовые зарницы,

эхо грозной войны,

вдов печальные лица,

похоронок страницы,

весть победной весны...

Земли Войска Донского.

Месяц словно подкова,

солнце — око орла.

Земли Войска Донского.

Наша доля сурова,

чтоб отчизна жила.

Мы далече бывали

и в тюрьме бедовали,

по этапу брели,

но креста не срывали,

веру не забывали,

возвратиться смогли.

Мы далече бывали,

нас на пир зазывали,

было всё по уму.

Крепче мы не пивали,

краше мы не певали,

чем в родимом дому.

Земли Войска Донского,

нам с обрыва крутого

даль степная видна.

Земли Войска Донского —

дар от Господа Бога,

дар на все времена.

***

Чайка, чайка речная,

что печально кричишь,

над водой пролетая,

опускаясь в камыш?

Вольно, белая птица,

в синем небе кружить.

Есть куда возвратиться,

свои крылья сложить.

Мне куда возвратиться,

свои руки сложить,

кто захочет склониться,

надо мной затужить?

Наша слава казачья

с чужаком на ножах,

наша служба собачья

у страны в сторожах,

мы за русские грады

на границе встаем,

нам бояре не рады —

мы о воле поем,

нам родные не рады —

не воюем, так пьем,

ни хором, ни награды,

лишь небес окоем.

Срежет пуля ночная,

кровь сольётся с волной.

Вскрикнет чайка речная

на заре надо мной.

***

В синеве вечерней мути,

на исходе дня,

замер витязь на распутье,

придержав коня.

Скрылись красные рябины,

церкви — позади.

Три дороги — три судьбины

впереди в степи.

Ехать влево? Ехать вправо?

На восход? Во тьму?

На чужбине злато, слава

видятся ему.

Он назад не обернётся,

он закрыл глаза...

Конь, как птица, ввысь взовьётся,

а внизу — леса...

Там горит в осенней сини,

превращаясь в дым,

беззащитная Россия,

брошенная им.

***

Ты говоришь: здесь всё — не так,

здесь русским жизни нет.

Но знаешь, брат, каков казак,

таков и белый свет.

Иль за беспамятством времен

утрачен крови пыл?

Не помнишь даже, что рождён

в роду казачьем был.

Забыл, что прадед твой и дед

смотрели гордо вдаль,

и русских праведных побед

они ковали сталь.

Ты от безвыходности пьян

и голос властный стих.

А на полях шумел бурьян,

когда продали их.

Теперь какой-то чуженин

здесь «бизнес» свой вершит —

хозяин пахотных равнин.

А ты, казак — наймит.

Очнись, недоля — грозный знак,

чтоб стал другим в ответ.

Ведь, знаешь, брат, каков казак —

таков и белый свет.

***

Книга жизни раскрылась в небесной дали,

и просторы она озарила:

возрождайся, казачество русской земли,

боевая былинная сила.

Родовые станицы и сёла крепи,

не оставь без надёжной защиты,

плодородные пашни великой степи

чернозёмом своим знамениты.

Не забудь про душевную песню гульбы,

не запамятуй веры основы.

Пусть беспечны юнцы, но во благо судьбы

мудрецы-атаманы суровы.

Будет слово твоё безупречней клинка,

ясен взор, не запятнано имя,

а казачья мечта, озирая века,

реет вровень с орлами степными.

Не изменят лихие слова и дела

твоего справедливого нрава.

Словно солнце взошла и сердца обожгла

боевая былинная слава.