Николай ЧЕБОТАРЁВ. Воля.

…мы никогда не стеснялись воровать великие идеи…

Стив Джобс, миллиардер

Человечество бессмертно, смертен — человек. По меркам эпох жизнь индивида рассмотришь разве что в микроскоп: вчера родился, сегодня состарился, завтра забыт. Да и эта малость дается не каждому.

Дарье Степановне по нормам другого порядка — сугубо людским — выпала не последняя доля: 86 лет накапало в ее копилку бытия. А к смерти она готовилась еще год назад, когда почувствовала себя предельно плохо, — даже в покое стали преследовать одышка и сердцебиение, сделались непослушными ноги. Но в марте приехал с Кубани старший сын и, как обычно, увез ее в свой летний дом на берегу Оки. Для родных не являлось секретом, что этот дом куплен им ради матери, — в деревне, где та родилась. Постоянным же местом жительства Дарьи Степановны был Нижний Новгород. Таким образом получалось, что первенец, живущий на юге, находился при матери до семи месяцев в году — в самые «мажорные» периоды существования природы. Зимой за ней присматривал младший сын, обитающий рядом.

Первые дни по приезде Дарья Степановна коротала перед телевизором возле теплой печки; в апреле подолгу сидела на скамьях, понаделанных по участку; постепенно втянулась в привычную работу по огороду и саду, который был заложен ее трудами восемь лет назад. А когда приехали в отпуск жена сына, его дети и внуки, постаралась держаться так, чтобы никто не заметил ее мучений и старческой немощи. Усилия ее, разумеется, не могли пройти мимо внимания близких.

— Бабуля, солнышко, отдохни, — просила, например, правнучка, заметив, что она «мчится» чистить рыбу или перебирать грибы, добытые активным семейством, — мы сами управимся.

— Мам, не забудь потом дров поколоть, — улыбался сын.

— Ба-бу-шка, — чеканя слог, предупреждал внук, — не хулигань!

— Да я сейчас, мигом…

— Вот в кого я упрямая, — вздыхала внучка.

Длинный деревенский сезон пошел ей на пользу. В Нижний Дарья Степановна вернулась окрепшей, чем приятно удивила соседей. Постоянное общение с бывшими учениками, с коллегами по прежней работе в школе, раздача гостям заготовленных целебных трав позволили ей без особой тоски переключиться на замедленные «жизнепроцессы» зимы.

Новый год старая учительница встречала со старшим сыном Юрием. Он прилетел из Краснодара, чтобы скрасить матери праздник. Младший сын и его супруга практиковали отмечать пышные даты в веселой компании друзей. Причину отчужденного отношения к родным младший убедительно, на его взгляд, пояснил Юрию пятнадцать лет назад, когда тот помогал матери ухаживать за больным отцом: «Ты — пенсионер, тебе и ухаживать. А я — работаю».

На следующий день после новогоднего торжества Юрий вызвал такси, чтобы поехать на могилу отца. Низкохолмистые порядки кладбища покоились под толстым слоем снега, высокие сосны отжившей хвоей кропили его поверхность. Следуя за Юрием, Дарья Степановна с трудом добралась до памятника. «Ну, здравствуй, мой дорогой», — отстегивая верхнюю пуговицу старенькой шубы и задыхаясь сказала она. Юрий ввел мать в оградку, разложил поминальную снедь и цветы. Помолчали, думая о близком человеке: фронтовике, труженике…

—Я, мам, в этот год в апреле приеду, все же в марте еще холодно, — сказал Юрий.

— Делай, как тебе удобно, сынок.

Побыв неделю, Юрий уехал. А в конце февраля у Дарьи Степановны случился ишемический инсульт. Она не теряла сознания, продолжала двигаться по квартире, но ей стало трудно сосредотачиваться на том, что читала или смотрела по телевизору, а также нелегко подбирать слова и выполнять обычные действия, — вставать, ходить, держать ложку или ручку. Зайдя с работы, младший заметил состояние матери, позвонил в скорую.

Если случается инсульт, больного отвозят в больницу. В отношении Дарьи Степановны прибывшие медики отступили от правила, мотивируя решение — оставить больную дома — преклонным возрастом пациентки, посоветовали назавтра вызвать участкового терапевта и невролога. Да и сама Дарья Степановна бодрилась, отвечая на расспросы врача, поскольку не отдавала отчета серьезности заболевания: «У меня все хорошо», «Я — дома», «Это — мой сын». Затруднилась всего лишь определить текущий месяц и день недели: встревожено отмолчалась.

Вечером, полулежа в постели, она смотрела на отблески автомобильных лучей, бегущих по потолку. Из прихожей доносился голос сына, говорящего по телефону: «Оставили дома», «Конечно, отпрошусь», «Можешь не успеть», — долетали обрывки фраз. Неясный смысл слов беспокоил ее, вызывал желание предпринять какие-то действия, которые развеяли бы путаницу в голове. Когда сын заглянул в темную спальню, она резво опустила ноги на пол.

— Сынок, надо…

— Что, мам?

— Надо… — она напряженно смотрела в дверной проем, силясь дать объяснение своему порыву.

— Отдыхай, мам. Не переживай. Все сделаем… — услышала утешительный совет.

Юрий приехал на следующий день, и не один. Тонкий слух Дарьи Степановны уловил шум в прихожей, затем зычное предупреждение внука Владимира: «Бабушка, не пугайся, — это мы». Она засуетилась, поднялась и предстала перед дорогими гостями в длинной ночной сорочке, — худенькая, сгорбленная, на дрожащих ногах.

А еще вчера была она девчонкой, Дашей, красивой, пышущей румянцем. Одежда — ватник, ватные штаны, валенки, солдатская ушанка: такой наряд выдали мобилизованным рыть окопы студенткам педучилища. Оружие — лом да лопата, плюс настырный комсомольский напор.

Расцеловав старушку, сын и внук приступили к работе. Первым делом Юрий выкупал мать и перенес ее постель на диван. С нового ложа она наблюдала, как Владимир моет пол, а Юрий хлопочет на кухне. После помывки Дарья Степановна чувствовала себя хорошо, но какие-то темные и досадные провалы сознания мешали собраться с мыслями: вдруг показалось, что Владимир — ее бывший ученик. Она стала рассказывать ему о внуке, который живет и работает в Москве, кандидат наук, и скоро должен защищать докторскую. «Бабушка, так это я, — выпрямил спину Владимир. — Отец прилетел в Домодедово, я встретил и привез его на своей машине». Равным образом она удивилась: «Да я знаю, что это ты».

В середине дня пришла врач. От поликлиники прислали известного в городе специалиста. Оценив условия содержания больной, докторша дала понять, что предпочла бы оставить старушку дома. Уверенной рукой выписала рецепты, дала рекомендации.

— Вам надо сегодня же найти приходящую медсестру, чтобы делать уколы, — поднимаясь, сказала она.

— Уколы я делаю сам, — заметил Юрий.

— Медик?

— Навыки службы.

Владимир уехал ночью, чтобы успеть на лекции в университет. Утром Юрию позвонил брат, предупредил, что уезжает в командировку. Рассчитывая планы на ближайшие дни и недели, Юрий подсел к матери на диван.

— Как ты, мам?

— Да ничего.

— Я отлучусь на полчасика в магазин и аптеку, ты побудешь одна?

— Побуду.

Слово «одна» застучало в виски Дарье Степановне, едва за Юрием закрылась дверь. Следом представилась родная деревня, пустой дом. «Как он там будет один?», — без какой-либо связи с настоящим толкнулась в груди забота о сыне. Телефонный звонок оторвал ее от неслаженных дум. Спрашивали Юрия. Голос был знаком, но образ и имя его обладателя вспомнить она не могла. Теряясь и путаясь в болезненных миражах, она ответила, что Юрий уехал в деревню, положила трубку. Как выяснилось позже, она ввела в заблуждение известного семье человека, товарища сына со школьных лет. Юрий предпочел не рассказывать матери о ее невольной ошибке.

Потянулись похожие друг на друга дни. Уход за больным при инсульте приносит удовлетворение, радость, когда восстановление происходит быстро. Чем больше времени сохраняются признаки заболевания, тем меньше шансов на полную реабилитацию. Наступила весна; в состоянии Дарьи Степановны заметного улучшения не произошло; более того, появились стойкие нарушения тех или иных функций, которые внесли дополнительные сложности в обиход. В результате прогрессирующего тромбофлебита возникли плотные болезненные тяжи на внутренней поверхности голеней, кожа левой конечности приобрела красновато-синюшный цвет… Смертен человек.

Тикали часы; теплые токи солнечного цунами вливались в окна; делались уколы; готовилась пища; день-деньской что-то стиралось, — для старой учительницы весь этот, скажем, антураж почти не существовал, мерк под наплывами боли и постоянным ощущением беспомощности. Но она надеялась жить: свидетель имелся рядом — Юрий. Как-то за обедом он подложил ей добавку. Мать подняла на сына мертвые глаза: «Это — лишнее. Жизнь дороже». Надеялась, потому что вокруг были родные и близкие люди, нуждались в ее участии, помощи и молитве.

Мир: кому — Вселенная, кому — собачья конура. Иной бобик лоснится, прорва денег, хороший дом и, даже, — яхта. На деле пошл, как сытое брюхо. Избыток пищи наводит одурь на ум, золотая цепь — порчу на характер.

К этой «породе» еще вернемся…

Дарья Степановна прожила свой век по-советски (был такой период в истории России — советский, высокопробный в плане построения справедливого общества, погибший от заражения дурными болезнями прошлых формаций). Имела награды и звания, не была тщеславна. Самой значительной оценкой своего труда полагала признание учеников. И оно однажды приняло неожиданные и трогательные формы: на ее 70-летие бывшие воспитанники — выпускники разных лет, объединив усилия, сняли ресторан, — получился незабываемый праздник.

А спустя год она потеряла мужа. Не только ранения, полученные на фронтах ВОВ, не столько ответственная работа в мирное время сократили ветерану век: распад СССР, гибель социалистической системы общественного, государственного устройства страны стали для него трагедией. Уж он-то понимал, что в результате развала Россия стала в разы слабее (не одной же площадью страны меряется ее мощь?!). Не сбылась мечта героя — разбить бутылку на голове ренегата Горбачева (скромная, ограниченная в своих действиях Немезида стерегла, оказывается, предателя в Омске, где мерзавец схлопотал-таки смачную оплеуху от некой боевой старушки).

Так чем являлась для фронтовика и труженика и, разумеется, его жены Советская власть? Обойдемся без высоких слов. Итак: 7 000 000 000 — количество живущих ныне на Земле людей. Каков на сегодня жизненный идеал у подавляющего большинства этой массы? Побольше денег, т.е. повысить уровень потребления. Продукты потребления человек получает от природы, ресурсы которой далеко не безграничны, поскольку «замкнуты» на определенную «производительность» сложных биохимических циклов планеты. Не подлежит сомнению, что в настоящее время мировое сообщество живет не по средствам. По подсчетам ученых, порог потребления «неистощимых» ресурсов Земли превышен на 20%. Конечно, не катастрофа, если верить в бессмертие. И еще одна, осязаемая множеством голодных, «тоска» статистики: 10% «породистых» (бобиков) потребляют 90% «энергетического бюджета» (материальных благ) окружающего мира. «Где деньги, Зин?». А вожделенного их количества для большинства не будет никогда. Образно говоря, океан не выдержит несколько миллиардов личных яхт.

При Советской власти жизненный уровень людей был примерно одинаков. Что из личных богатств оставил после себя Сталин? Пару стоптанных сапог, пару комплектов одежды да шинель Генералиссимуса. Дарье Степановне повседневный синий костюм в белую полосочку прослужил 40 лет. Нет, не горело тогда синим пламенем общее достояние в двигателях личных самолетов, не транжирилось на пышных приемах кучками богатеев. Серая жизнь? Не было «свободы»? Да, свободу как крайнюю степень выражения эгоизма Советская власть старательно уничтожала. Была воля. Воля праведно жить. А праведная жизнь всегда немного голодна. Удивительные слова незадолго до своей кончины сказал ветеран жене: «Знаешь, Даша, боюсь, что скоро люди начнут пожирать друг друга». Вывод? Советская власть была для супругов способом борьбы с привилегиями, которые используются во вред всему на Земле. Как выразился Станислав Ежи Лец: «Если людоед пользуется ножом и вилкой — это прогресс?».

«Господи, помоги, — шептала Дарья Степановна в душную подушку ночью, когда Юрий ненадолго засыпал. — Помоги, господи!». Чудовищные гангренозные боли отступали лишь на короткое время после вкалывания обезболивающих. Неизбежность оперативного вмешательства становилась очевидной, но врачи увещевали Юрия, что ампутация ноги в 86 лет равносильна смерти, что никто не возьмет на себя такую ответственность; Бог не спешил на помощь.

Биолог по образованию, Дарья Степановна понимала тщетность обращений к Творцу. «У занятой пчелы нет времени для скорби». Хозяйство-то у него — ого, это какую немыслимую силу и ум надо, чтобы управить махину Вселенной?! «Нет, ребята, все не так…» Как же по-другому?

Выключим религиозную музыку догматики. Бог — освежающий разум сон. Дарья Степановна помнила вечерние молитвы матери всю жизнь. Особенно усердно молилась та, когда муж Степан редко-редко, исключительно в праздники, выпивал водки. Маленькая Даша слышала, как отец ворочался на кровати под страждущий шепот, вздыхал, словом, каялся за разрешенную обычаем слабость, хотя достоинств имел на «безвизовое» перемещение в рай. Действенность материнской молитвы, жажда добра роду людскому породили в душе ребенка «детскую» религиозность, которая впоследствии мирно сочеталась с благоприобретенным научным атеизмом и выражалась в виде глубокого уважения к вере предков. На определенном этапе развития вера помогала им, наивным в познаниях, держаться за путеводную нить, ведущую к гармонии сущего. Часто обстоятельства сбивают человека с пути. Такие непристойные коллизии люди зовут «кознями дьявола». Он что — стрелочник?

На майские праздники приехал Владимир. Рассказывал, присев на стул у дивана:

— Хотела, бабушка, сестра приехать, да мы с батей ее отговорили. Мне ближе. Летом увидитесь. Да и внука они ждут, скоро будет у тебя праправнучек.

— Или праправнучка, — просияла слабой улыбкой Дарья Степановна.

— Нет, будет мужик, — загустел голосом Владимир. — Рыбачок.

Четыре дня провела Дарья Степановна в некотором облегчении. Внук словно завораживал ее своими речами. «А помнишь, бабушка, как мы играли в “пляжный” футбол? Снега по колено, а мы с тобой разгоряченные, как в тропиках…» Говорил о работе, первокласснике-сыне, московских автомобильных пробках… Она слушала, не отводя от любимца строгих и, казалось, затуманенных какой-то думой глаз. В ночь накануне рабочей недели внук уехал в Москву.

Ближе к утру Юрию послышался материнский зов. Он не был обращен к слуху, его породила тревога, что долог сон. Мать сидела, сгорбившись, на диване. Юрий опустился рядом, чувствуя режущую жалость и собственное бессилие. Оба молчали, понимая без слов состояние друг друга. Дарья Степановна выпрямила спину: «Помоги мне, сыночка», — обреченно сказала она, не поворачивая головы. Юрий мгновенно понял емкость материнской просьбы. Прежде всего, мать жалела его, несущего бессменную вахту. Второе: она не склонила головы перед адским произволом черных жизненных обстоятельств и решила противопоставить им собственную волю. И третье: ампутация ноги давала крохотный шанс продолжить свое бытие на земле без непомерных страданий, без ясно видимого всеми близкого итога.

— Но это операция, мам. Ты согласна отрезать ногу? — спросил Юрий.

Мать в полной тишине с твердой решимостью преклонила скорбную голову.

— Ладно, мам, — заговорил Юрий после паузы, — проживем и так. Вон, дядя Миша наш — полвека пропрыгал на деревяшке: и работал, да еще в командировки ездил. Сколько раз к нам заезжал. Как начнут шутить с отцом — два инвалида… Проживем… Сейчас сделаем уколы, а чуть позже я поеду в поликлинику за направлением. «И пусть попробуют мне его не дать», — добавил про себя.

В стенах поликлиники Юрий провел не более часа: его аргументы оказались гораздо весомей аргументов медиков. Получив нужные бумаги, вернулся домой, подготовил мать к переезду в больницу, позвонил в скорую. Соседи помогли перенести старушку в машину.

В приемном покое больницы Юрия попросили дать письменное согласие на операцию.

— Вы понимаете, на что идете? — твердила дежурный врач.

Дарью Степановну поместили в палату, поставили капельницу.

Во все время она не проронила ни слова, не шелохнулась даже, когда медсестра кровянила ей руку, ища иглой вену; но глаза ее неотступно следили за сыном, маячившим то в коридоре, то возле спинки кровати.

Подготовка к операции длилась более двух часов. И вот тут-то появился дьявол в образе трех молодых спешащих санитарок. Санитарки грубо подхватили старушку и быстро плюхнули ее беспомощное тело на каталку. Пронзительный, тонкий крик матери толкнул Юрия вперед, он отшвырнул деваху, стоящую на пути, склонился к родному лицу. Дарья Степановна тяжело дышала и, казалось, потеряла сознание.

— Что же вы делаете, звери! — выпрямился он.

— Через 10 минут операция, — вызывающе усмехнулась самая резвая.

Смирив гнев, Юрий отошел в сторону.

Разбитная троица, стуча копытами, покатила тележку к лифту. Девахи что-то обсуждали между собой, хихикали и очень спешили. Вместе поднялись на верхний этаж, Юрий еще раз недоуменно посмотрел на санитарок: лица как лица, но чужие, презренно мертвые еще при жизни. «Дальше нельзя, — преградила ему дорогу вышедшая  навстречу медсестра. В безлюдном холле находилось несколько кресел, он примостился в одном из них.

Зачем Вечности хронометр? Ведь не измеришь, пощупаешь что… Юрий насилу дождался, когда двери операционного отделения выпустили нужного ему человека. Немолодой, полный, плавный в движениях хирург медленно водил глазами вокруг его головы:

— Вашей матери удалили голень. Она в реанимации, подключена к аппарату искусственной вентиляции легких. Вторая нога тоже… нехороша. Что делать? Посмотрим, посмотрим… очень слабое сердце. Принести? У нас все необходимое есть. Можно принести соки.

…Разновеликими и разнохарактерными порциями возвращалось к Дарье Степановне сознание. Она издала робкий стон, когда проснулась боль. Поплыл белесый туман пространства — мысль отметила колеблющиеся стены помещения. Послышались голоса, нахлынул больничный запах — вяло и беспомощно шевельнулся заторможенный спектр чувств. Она захотела подняться, но только слегка сомкнула и разъединила сухие губы: «Больно…» К ней склонилось незнакомое женское лицо: «Тихо, тихо…»; в бедро ткнулся комар. Легкие игривые волны сменили жесткое ложе, ей показалось, что тело возносится в вышину — бездушное и ненужное. В определенное время действительность напомнила о себе: рядом протукали чьи-то быстрые каблуки. Еще витая в фантомном полете, она отметила этот звуковой ориентир, стала ловить странные образы, наплывающие извне. Ей представился новый весенний день за окном, старший сын, мыкающийся возле ординаторской в ожидании врача, младший, который почему-то не в командировке, а у себя на даче — достраивает гараж.

На третий после операции день Дарья Степановна ненадолго вышла из сумерек мыслей и чувств. Яркий, но не слепящий свет истины открыл перед ней животворящую даль. Да, она пойдет туда, где ей предназначено быть, соприкоснется с родственной, неподверженной тлению силой, единственно и изначально созидающей неподдельный, объективный мир. Реальность такова, что «настоящее» действительно существует, оно просто переходит в другое качество.

Спустя несколько минут к ней подступила смерть. Редели удары сердца, по телу, вытесняя тепло, пополз покойный холод, чугунно отяжелил в первую очередь мнимую голень. Напрасно спешил к ней вызванный медсестрой врач, она слепла и глохла еще секунды — проходя рубежи неизбежности, становясь Богом.