Павел КАЛИНИН, Наталья ФЕДЧЕНКО. Символизация образа в прозе Леонида Бородина как средство выражения авторской мысли
Одним из средств раскрытия авторской идеи в произведении является символизация образа, позволяющая создателю художественного текста внести в его трактовку новый подтекст.
Как отмечает Алексей Лосев, «всякий символ есть обязательно символ чего-нибудь, то есть какого-то бытия, какой-то реальности, какой-то действительности», «символ вещей или событий, являясь их выражением, вовсе не есть простое их выражение»[1]. При этом «сама идейная образность в символе вовсе не требует такого уж буквального понимания» [1].
Символ может наполняться содержанием, подлежащим расшифровке исключительно в контексте произведений данного автора (так, например, прочитывается в прозе Олега Павлова образ собаки, образ, сопровождающий практически все тексты писателя и получающий собственное, лишенное каких бы то ни было мифологических корней толкование — это человеческая совесть, это светлая, возможная, но не случившаяся, уничтоженная самим человеком сторона его жизни) или же смысл, выводящий на бытийный уровень осознания. Как нам видится, именно так должно подходить к раскрытию символического понятия рыбалки, возникающего в прозе Леонида Бородина.
Тема рыбалки появляется еще в ранних текстах писателя. Порой она приобретает смысловые оттенки, с нею буквально не соотносимые («Рыбалка в Южной Англии»). В «Годе чуда и печали» приглашение на рыбалку знаменует признание приехавшего в байкальский поселок мальчика местными ребятами, а в «Повести странного времени» на рыбалке было суждено состояться разговору, переломившему детство четырнадцатилетнего героя. В «Ловушке для Адама» встреча Адама с преданным им погибшим Петром происходит именно на привидевшейся рыбалке. В более позднем произведении, рассказе «Ради деток», Семен Кусков на рыбалке убивает давнего недруга Матвея Чирова.
В повести «Третья правда» уже проступают черты символизации, и тема рыбалки начинает превращаться в образ. Тайком «отстреливающий» пришедшую на Чехардак новую власть, Андриан Селиванов сравнивает себя с непойманной «мелкой рыбешкой», которую «в крупный невод как ни заводи — все пусто» [2]. Пока данное выстраивание символа еще не соотносится с тем, что появится позже, но знаковость темы рыбалки для прозы писателя — определенна.
По утверждению Сергея Аверинцева, «категория символ делает акцент… на выхождении образа за собственные пределы, на присутствии некоего смысла, интимно слитого с образом, но ему не тождественного» [3].
Если трактовать с подобных позиций символ, встречаемый в прозе Бородина, то мы выйдем на непрямое, не буквальное, но при этом обращенное к глубокому смыслу и поддерживаемое художественной логикой произведения толкование создаваемого писателем символа.
Символическое значение рыбалки присутствует в художественном пространстве таких произведений Леонида Ивановича как роман «Трики, или Хроника злобы дней», повести «Бесиво», «Хорошие люди».
Какое наполнение приобретает этот образ?
Существование рыбы становится выражением истинной, создаваемой не по человеческому эгоистическому разумению, а по своей логике извечного бытия жизни. Герой повести «Бесиво» Мишка Рудакин от своего разумного «чудения», противного и природной, и человеческой мудрости, решает перегородить «мелководную и чернодонную» деревенскую речку, чтобы завести собственным, а не природным умением рыбу. Когда же затея не удается, Рудакин, не способный что-либо противопоставить шипулинской «нищете да суете» [4], утрачивает смысл жизни и погибает.
Но задумка его не забывается. Строящий свое «разумное» существование Андрюха однажды вспоминает, что мечта отца о населенной карасями запруде обернулась вонючим «озерцем», наполненным стоками колхозной фермы. И Андрей Рудакин задумывает преобразить не мелкую никчемную речку, а раскинувшееся за задами его огородов болото. Таким болотом ему видится все деревенское и — шире — национальное бытие, из которого его упорно выталкивает собственная гордыня: «…И мы в своем болоте по-пустому не квакаем... Сказал про болото... Потом еще что-то говорил недолго, а в мозгах уже напрочь одно — болото!» [4]. Позже у сугубо материального прагматичного плана — «карпов разводить на продажу» — появится и еще одно предназначение. Прудом намеревается Андрюха привязать к деревне беспутного брата, повернуть стихийную мечту Саньки о море в крестьянское, а точнее — в фермерское — русло.
Отношение к рыбалке становится у писателя критерием отношения к жизни. Неслучайно герой повести «Бесиво» Черпаков, персонаж инфернальный, проповедует «новорусский» принцип рыбалки: «…Можно с удочкой сидеть на бережку и ждать, когда малек клюнет, а можно бредешком вдоль бережка. Принцип жизни важен» [4].В повести «Хорошие люди» «хороший человек» Коротков и духовно родственные ему участники общественного спектакля видят только плавающую в Москве-реке мертвечину. Но вот чуждый окружающей его сутолоке рыбак вопреки бесиву и смуте ловит в этой реке живую рыбу.
В том же произведении автор создает образ «приговоренной» подводной речки, которой не вырваться из московского подземья, из глухих подземных коридоров на свободу: «…Ревущий поток — еще одна из сотен московских речек-ручьев, загнанных под землю для человечьего удобства — мертвая вода, обманутая очередным уклоном — мол, авось вырвусь, прорвусь, сольюсь и обрету жизнь в себе, рыбешек всяких, пусть мелюзгу да жучков-паучков, травку донную, чтоб колыхалась» [5]. Писатель хочет поверить в то, что если не в пораженной заразой «хипежа» Москве, то хотя бы под нею живет, хранится истинное начало русских времен, — но эта надежда бесплодна.
Каков же бытийный контекст используемого писателем понятия?
Образ рыбы имеет устойчивое христианское наполнение: «С самим Спасителем связаны изображения рыбы как своеобразной отсылки к имени Христа» [6]; «дополнительной отсылкой ко Христу могла служить надпись, которая была шифрограммой Его имени Christos — ikhthus, “рыба”. Помимо простого анаграммного сходства, это слово приобретало и дополнительную символическую нагрузку: его читали как аббревиатуру фразы Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель, Iesus Christos Theu Yu Sotir» [6].
Некоторые древние авторы называют Христа «небесной рыбой». Такой образ является прямой аналогией со словами Тертуллиана: «Мы маленькие рыбки, ведомые нашим Ichthys, мы рождаемся в воде и можем спастись не иначе, как пребывая в воде» [7]. Символика рыбы связана с символикой воды и с таинством крещения.
Особое значение в истории иконографии имеют мозаики равеннской церкви Сан-Аполлинаре Нуово (святого Аполлинария Нового), которая была построена при императоре Теодорихе (около 454–526 гг.) и в 553–556 годах передана православным. Содержание повествовательных композиций составляют учение Христа, Его чудеса, последние дни Его земной жизни и Воскресение, в частности, чудесный лов рыбы и насыщение народа хлебом и рыбой. О последнем мозаичном сюжете искусствовед Эрнст Гомбрих говорит так: «Сам изобразительный строй вызывает в зрителе ощущение совершающегося чуда… Величаво неподвижная фигура Христа пребывает в центре композиции. …Облаченный в пурпурные одеяния, он простирает руки в благословляющем жесте к апостолам, которые протягивают ему хлеба и рыб, дабы совершилось чудо…Чудо, некогда свершившееся в Палестине, было для него не просто удивительным событием — это символ и знак неизбывной духовной силы Христа... Этим объясняется пристальный взгляд Иисуса, обращённый к прихожанам: это их голод хочет Он утолить…» [8]
Другая группа изображений в храме объединяет символы литургического характера. Сюда относится изображение рыбы. Так как первые последователи Иисуса Христа принадлежали к числу рыболовов, то Спаситель в своём обращении с ними, применяясь к их состоянию, называет их ловцами людей (Мф.4:19; Мк.1:17; Лк.5:10). В другой раз уподобляет Царство Небесное неводу, наполненному различного рода рыбами (Мф.13:47–48;); в третий раз проводит параллель между благами, которые даёт людям Отец Небесный, и рыбой (Мф.7:10–11). В этих сравнениях Спасителя, заимствованных из обычной жизни, заключается первый мотив для введения рыбы в круг символов христианского изобразительного искусства. Маленьких рыбок из металла, камня, перламутра или стекла христиане носили на шее подобно тому, как сегодня мы носим нательный крест. На этих рыбках встречается слово «спаси» или «да спасешь». Современные исследователи считают, «что изображение рыбки было своего рода зашифрованным исповеданием Христа, первым символом веры… Если такой знак был начертан на стене дома, христиане знали, что здесь живет единоверец, что сюда можно прийти безбоязненно и разделить с хозяином хлеб и молитву. А бывало, что, начертив на песке изображение рыбки, человек давал знать другому, что рядом с ним брат» [9].
Рыба является также в изображении известного евангельского чуда умножения хлебов. И если принять во внимание, что некоторые из древних авторов (Блаженный Августин) объясняют это чудо как прообраз Евхаристии, то можно допустить, что и в этих изображениях есть намёк на Евхаристию.
На христианский подтекст образа рыбалки в художественном тексте Бородина указывает синонимично-антонимичное окружение символа. В повествовании «Без выбора» писатель рассказывает, как оказался перед штурмуемым Белым Домом. В общей картине что-то утверждавших и отрицавших политиков он заметил кружок людей, «услышал и увидел»: «…Поют “Отче наш”, поют тихо, и это не хор — словно каждый сам по себе, в руках иконы Божьей Матери, но лишь у нескольких, у большинства — портреты последнего русского царя.…Выражение лица… спокойная скорбь...» [10]. Тот же образ создается писателем и в романе «Трики, или Хроника злобы дней», к этим людям собирается лирический автобиографический герой Виктор Крутов: «Ну вот! Ну, слава Богу, определился! Довольно мудрствовать лукаво. Эти, с иконами и царскими портретами за спиной краснознаменных, — они в любом случае правы...» [11], — собирается, получая два наставления одного из группы молящихся, наставления, перекликающиеся друг с другом в контексте авторской трактовки рассматриваемого образа-символа: «Да как на рыбалку по-зимнему...»; [возьми] «если есть, иконку намоленную» [11].
Рыбалка противопоставляется человеческой смуте, как истина противопоставляется бессмысленному столкновению человеческих правд. В уходе от смуты лирический герой «Бесива» видит возможность чуда духовного прозрения и человека, и превращаемого в население народа, того чуда, которое всегда «понятие нравственное»: приехавший в Шипулино «по рыбачьим делам», он надеется поймать хотя бы «бычка», чтобы тотчас короновать его в «золотую рыбку». В этом — и с детства сохранившаяся вера в чудо, и нечто иное, большее. Через аллюзию — обращение к образу Христа — звучит уверенность в том, что без веры, вне ее русское бытие немыслимо: «Россия, возрожденная без Православия, будет уже не Россией» [12].
Использованная литература:
1.Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. Электронный ресурс. Режим доступа: http://losevaf.narod.ru/losev-problemasimvola.htm
2.Бородин Л. Третья правда. Электронный ресурс. Режим доступа: http://lib.rus.ec/b/183609
3.Аверинцев С. Символ. По изд.: Аверинцев С.С. София-Логос. Словарь. 2-е, испр. изд. — К.: Дух i Лiтера, 2001, с.155–161. Электронный ресурс. Режим доступа: http://ec-dejavu.ru/s-2/Symbol.html
4.Бородин Л. Бесиво. Электронный ресурс. Режим доступа: http://lib.rus.ec/b/184281
5.Бородин Л. Хорошие люди. Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.moskvam.ru/publications/publication_356.html
6.Древнехристианская изобразительная символика. Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.pravoslavie.ru/archiv/simvolika/simvol.htm
7.Цит. по: Успенский Л.А. Богословие иконы православной церкви. Изд-во западно-европейского экзархата. — М.П., 1989. — с.40–41.
8.Гомбрих Э. История искусства. — М.: ООО «Изд-во АСТ», 1998. — с.136.
9.Языкова И. Тайна христианских символов. Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.vcc.ru/about/
10.Бородин Л. Без выбора. Электронный ресурс. Режим доступа: http://modernlib.ru/books/borodin_leonid_ivanovich/bez_vibora/
11.Бородин Л. Трики, или Хроника злобы дней. // Москва. — 1998. — №№ 11, 12. — № 11. — с.72.
12.Бородин Л. В смутное время нужно делать ставку на идею. Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.pravoslavie.ru/guest/29933.htm
