Михаил НАЗАРОВ. «Во имя восстановления Удерживающего»

Глава 21 готовящегося объединенного издания томов I и II «Миссии русской эмиграции»

(предыдущие главы см. в 28–33 выпусках)

В описанных в предыдущей главе разных богословских направлениях («правда о земле» и «правда о небе») заключалось также и самое важное разногласие разных частей зарубежного Православия в вопросе монархии. Если в либерально-демократической «ветви» зарубежного Православия монархия считалась невозможной в наше время как изжившее себя и даже вредное «мракобесие», то в РПЦЗ царская власть рассматривалась как необходимое условие не только для восстановления православной России, но и — именно в наше время — для сопротивления уже близкому антихристу. Еще св. Иоанн Златоуст учил, как и другие свв. отцы, что «царская власть... есть именно то начало, которое удерживает пришествие в мир антихриста»[1], — напоминал архиепископ Серафим (Соболев). Причем архиепископ имеет в виду именно «удерживающую» власть Царя Российской Империи в смысле известных слов апостола Павла: «Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего» (2 Фес. 2: 7–8).

Об «удерживающем» призвании исторической России

По наиболее утвердившемуся толкованию, «Святые Отцы под “удерживающим” понимали Римскую Империю, а под “держащим” — римских императоров; в широком смысле слова под этими выражениями понимались законный государственный правопорядок на земле и представители его — законные государи, как обуздывающее на земле проявления зла. Великие отцы и угодники Божии нашей Российской Церкви понимали под этим Российское Государство и Российских Государей, как законных правопреемников Римской, а потом Византийской Империи (“МОСКВА — ТРЕТИЙ РИМ”)»[2], — это постоянно подчеркивал архиепископ Аверкий (Таушев).

Сразу отметим, что встречается и иное толкование этих слов про «удерживающего», под которым понимали Св. Дух. (Например, это в полемике с авторами РПЦЗ утверждал архиепископ Иоанн (Шаховской) в брошюре «Православие в Америке»[3].) Однако если бы апостол имел в виду Святаго Духа, он так бы и сказал, не прибегая к иносказанию и к намеку на то, что он ранее уже говорил об этом фессалоникийцам, «находясь у них». Св. Иоанн Златоуст считал, что апостол здесь использовал иносказание именно потому, что опасался вызвать гнев римских властей — они могли обвинить христиан в предрекании конца римской «удерживающей» власти, что апостол, видимо, не хотел говорить прямо.

Ясно, что мир создан и удерживается от разрушения Божественною силою, Святым Духом. Это высший уровень удержания, о чем нет спора. Но ведь Господь Бог удерживает мир не вопреки его состоянию и воле людей, а через «удерживающие» силы в самом человечестве, ради тех, кто сопротивляется тайне беззакония, чтобы могли еще созреть и спастись все достойные (об этом свидетельствует и история с Содомом и Гоморрой, которые могли быть удержаны от разрушения ради десяти праведников). Иначе зачем это удержание нужно Богу?

То есть, в земной истории эта «удерживающая» сила действует через каких-то носителей в исторической среде. И логично полагать, что в словах апостола о «взятии удерживающего от среды» речь идет о главном таком земном носителе — точке приложения «удерживающей» силы, а не о самом Святом Духе или о Церкви как главном месте пребывания Святого Духа. Ведь Церковь, а тем самым и Святой Дух — сохранятся на земле и после взятия «удерживающего», после воцарения антихриста, до конца времен («стан святых и град возлюбленный». — Откр. 20). Видимо, не случайно слово «удерживающий» пишется в официальных изданиях Священного Писания с маленькой буквы, а не с большой, как следовало бы величать Святаго Духа. Возможно, переводчики Св. Писания чувствовали, какую букву здесь употребить, и это никем в Церкви не оспаривалось.

Во всяком случае, когда в послании апостола говорится об «удерживающем», то речь идет о чем-то властном именно на земле, что «не допускает открыться» антихристу и овладеть миром. Поскольку антихрист будет человеком, то и противоборствовать с ним на земле призвана человеческая власть: это как бы противоборство должной и недолжной человеческой организации жизни на земле. А уж Сам Святой Дух в противоборстве с антихристом победил бы его в любом случае, незачем ему было бы самоустраняться.

Итак, под «удерживающим» сначала понималась власть Римской империи, которая обеспечивала государственный порядок, не допуская произвола и разрушительного хаоса. Ее христианизация и переход «удерживающей» преемственности от первого языческого Рима к православному Второму (Константинополю) и далее к «Третьему Риму» (Москве) — объясняет веру в «удерживающую» роль России в судьбах мира. Напомним: Русь, приняв христианство от Византии, долгое время считалась его официальной провинцией, почитая своим главой Константинопольского патриарха. Был перенят нами оттуда и герб, двуглавый орел как символ симфонии церковной и государственной властей. Эта преемственность прослеживается и в династических связях (Креститель Руси Владимир был женат на византийской царевне Анне; Иван III — на племяннице византийского императора Софье Палеолог, унаследовавшей права на престол Второго Рима и передавшей эту преемственность Царям Третьего Рима). Так что после откола Запада от Православия в XI веке и после падения Второго Рима под ударами мусульман в XV веке осознание того, что «Москва — Третий Рим», было естественным перенятием русским православным Царством ответственности за судьбу Православия и тем самым — за судьбу мира.

Те, кто подчеркивает недостатки византийской монархии (особенно это принято на Западе) и считает, что все они унаследованы Россией — не понимает, что Византия была по отношению к Москве подготовительным этапом. Ибо в России христианство нашло небывалое ранее воплощение в жизни народа; именно народ, а не сочинители, избрал себе идеалом Святую Русь. Христос — это греческий перевод слова Мессия (Помазанник), значит христианство в обратном переводе есть не что иное, как мессианство. В этом жертвенном следовании Мессии-Христу (а не в гордой претензии на какую-либо собственную «мессианскую» роль в качестве Мессии, в чем нас упрекают малограмотные злопыхатели) и заключается вселенский мессианизм православной России в человеческой истории.

Именно в этом смысле понятие «вселенская» применимо к Российской Империи, а не в ее географической огромности. Земное величие России на одной шестой части земли было следствием не столько материальной силы, сколько вселенскости русского православного духа, и было даровано Богом русскому народу за его «удерживающее» служение. В отличие от колониальных империй Запада, Россия не унижала и не эксплуатировала народы, в земли которых вступала, а на равных правах привлекала их к добровольному служению общему благу. Многонациональная Россия — не подчинение всех русско-славянскому племени, а взаимовыгодное подчинение справедливой «удерживающей» власти, которая имеет вселенский (общечеловеческий) смысл.

К сожалению, «удерживающая» идеология Третьего Рима была в России практически утрачена после западнических реформ Петра I, и в правящем слое идеал Святой Руси стал заменяться земным идеалом Великой России. Этим идеалом руководствуются крупнейшие российские историки XIX в. (Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев), не осмысляя ни русскую историю, ни свою эпоху с духовной точки зрения Третьего Рима. Даже спор между западниками и славянофилами шел еще в несколько приземленных категориях культурно-исторических типов (такова и книга Н.Я. Данилевского «Россия и Европа» об особой роли всего славянства). Как уже сказано, славянофилы и Достоевский видели всемирное призвание России (русскую идею) весьма оптимистично: сказать «новое слово миру», «снять все противоречия европейской цивилизации» и т.п. Последователи славянофилов в конце ХIХ века уже острее почувствовали пагубность ширившегося либерально-эгалитарного прогресса (Катков, Леонтьев, Победоносцев) и видели спасение России в укреплении монархии, правда, скорее в утилитарно-политическом плане, например, Леонтьев находил удерживающее от «прогресса» начало и в мусульманских деспотиях, и во властном католицизме с его папской «непогрешимостью». По тем же соображениям B.C. Соловьев в своих прокатолических симпатиях трактовал русское самосознание Третьего Рима как гордыню.

Почитание монархии у многих военных и чиновников основывалось на ее обосновании прагматической пользой и традицией, дисциплинарной верностью присяге, Церковь аргументировала сыновним послушанием Помазаннику Божию.

Святитель Филарет Московский учил: «Царь, тем более Царь-Богопомазанник, дан Богом всем служителям Бога вместо Себя. Посему ... мысль наша естественно обращается к жизни общества и целого Государства. Здесь же она первее всего встречается с божественным происхождением верховной, или Царской, Власти. Что богодарованная Власть отца в каждой семье, то от Бога же Власть Царя во всенародной, или Государственной, семье. И как не отец сам сочинил себе Власть в отношении к детям и не дети дали или предоставили ему эту Власть, но Бог, но Творец всех, вместе с сотворением человека благословивший его отцовскою Властью над детьми: так и верховная, Царская Власть — Божие дарование и Божие благословение»[4].

Очень немногие, как святитель Феофан Затворник, прямо говорили об «удерживающем» значении царской власти (в значении слов апостола Павла): надо «под Римским царством разуметь царскую власть вообще... царская власть, имея в своих руках способы удерживать движения народные и держась сама христианских начал, не попустит народу уклониться от них, будет его сдерживать. Как антихрист главным делом своим будет иметь отвлечь всех от Христа, то и не явится, пока будет в силе царская власть. Она не даст ему развернуться, будет мешать ему действовать в своем духе. Вот это и есть удерживающее. Когда же царская власть падет и народы всюду заведут самоуправство (республики, демократии), тогда антихристу действовать будет просторно... Некому будет сказать вето властное. Смиренное же заявление веры и слушать не станут. И так, когда заведутся всюду такие порядки, благоприятные раскрытию антихристовских стремлений, тогда и антихрист явится»[5].

Л.А. Тихомиров (еще один бывший революционер и эмигрант, хотя и дореволюционной эпохи, познавший Запад и благодаря этому ставший проницательным русским мыслителем) отмечал особое значение именно Русского Царя:

«Значение Русского Царя усиливается его положением в мировых задачах христианства. ...Русскому Царю дано особое значение, отличающее его от других властителей мира. Он не только государь своей страны и вождь своего народа — он Богом поставленный блюститель и хранитель Православной церкви, которая не знает над собою земного наместника Христова и отреклась от всякого действия, кроме духовного» (предоставляя все земные заботы Царю). «Русский Царь есть более чем наследник своих предков: он преемник кесарей восточного Рима, устроителей церкви и ее соборов, установивших самый символ христианской веры. С падением Византии поднялась Москва и началось величие России. Вот где тайна той глубокой особенности, которою Россия отличается среди других народов мира»[6].

Однако Тихомиров со своей выдающейся книгой уже выглядел «анахронизмом» в тогдашнем российском обществе. Понятие «удерживающего» Третьего Рима даже в церковной среде не сохранилось в должной мере. Например, профессор Московской духовной академии А.Д. Беляев в двухтомнике «О безбожии и антихристе» (1898) писал:

«Большинство отцов и учителей Церкви и церковных писателей под удерживающим разумели Римскую империю, a под взятием держащего от среды — раздробление и разрушение ее, имеющее произойти при антихристе, или перед антихристом... Это мнение об удерживающем и держай в древности было самым распространенным и казалось если не несомненным, то наиболее вероятным из всех мнений. Но время показало его несостоятельность. По крайней мере в том виде, какой оно имело у древних, защищать его в настоящее время весьма затруднительно, если не невозможно. Сначала, и притом очень скоро, под ударами варварских народов пала Западная Римская империя, а потом и Восточная. Правда, титул так называемой Священной Римской империи в средние века, еще раньше падения Восточной Римской империи, в 800 году, перешел к основанной Карлом Великим франкской или немецкой монархии, и государи этой империи сначала ездили даже в Рим короноваться железною короною. Но в 1806 году эта империя была раздроблена и уничтожена Наполеоном... В старину иные русские Москву и Россию называли третьим Римом; но это название не привилось. В настоящее время никто из ученых не употребляет этого названия, а народу оно даже совсем не известно. Да и действительно, что общего у православной России с Римом?..»[7].

Так постепенно, даже на уровне высших архиереев, утрачивалось и понимание преемственной «удерживающей» сути Русской православной монархии (что наглядно проявилось в их поведении в Февральской революции), его, разумеется, не было и у большинства деятелей «религиозного возрождения начала ХХ века», искавших «правды о земле» без учета православной эсхатологии.

Еще одним выдающимся «анахронизмом» был в это время св. прав. Иоанн Кронштадтский, который говорил в «Слове на день Рождения Государя Императора Николая Александровича 6 мая 1902 года»: «Да, чрез посредство Державных Лиц Господь блюдет благо Царств земных и особенно блюдет благо мира Церкви Своей, не допуская безбожным учениям, ересям и расколам обуревать её, — и величайший злодей мира, который явится в последнее время, — антихрист не может появиться среди нас по причине самодержавной власти, сдерживающей бесчинное шатание и нелепое учение безбожников. Апостол говорит, что дотоле не явится на земле антихрист, доколе будет существовать самодержавная власть»[8]. Причем св. отец Иоанн предрекал, что при развитии апостасийных процессов в обществе русское самодержавие падет очень скоро и власть захватят инородцы и враги Христа...

Когда к началу ХХ века бурное экономическое и гражданское развитие снизило духовное самосознание общества, увлекшегося западными идеями либерализма — православная монархия стала терять и свое религиозное обоснование. «Великая Россия заслоняет Святую Русь! ... Это ведь и обусловило крушение России Исторической — утратившей самое оправдание своего бытия в мире...»[9], — горестно заключал архимандрит Константин (Зайцев). В чаемой «свободной России» Царь становился «лишним» — при том, что именно в облике Государя Николая II Россия имела удивительное по чистоте воплощение монархического служения народу и Богу. Решения Императора, диктуемые чуткой совестью Помазанника, часто не находили понимания высших кругов Империи и трактовались как «недальновидность», «некомпетентность», «упрямство» (например, это было в таких судьбоносных вопросах, как ограничение антихристианского иудаизма, проблема восстановления патриаршества в Церкви «взамен Царя», православный долг защиты Сербии с риском войны). Государь чувствовал духовное опустошение общества, чем объясняется и его нежелание ограничивать свое самодержавие конституцией западного типа (это он воспринимал как измену своему служению), и сдержанное отношение к прагматичным реформам Столыпина с их социально-экономическими плюсами и духовными минусами, и само отречение от престола без сопротивления, ибо вокруг него образовалась предательская пустота («Кругом измена и трусость, и обман»). Россия оказалась недостойна своего Царя.

Покаянное понимание этого, как мы уже отметили в главе 19, возникло в эмиграции даже у многих февралистов — однако прежде всего в личном плане. Тем более это было очевидно правым монархистам в РПЦЗ — уже применительно к необходимому покаянию всего русского народа. Так, князь Н.Д. Жевахов (товарищ Обер-прокурора Святейшего Синода накануне Февраля, затем видный деятель РПЦЗ) четко отмечал в 1928 г. и духовную причину, и духовное значение происшедшего:

«Государственная дума обвиняла Царя в нежелании даровать ответственное министерство, иначе — в нежелании Государя Императора сложить с себя свои обязанности Царя и Помазанника Божия и тем нарушить данные Богу при священном миропомазании обеты. Ожидовленная общественность, устами своих передовых людей, давно уже кричала о том, что Самодержавие как форма правления устарело и что уровень “культурного” развития русского народа давно уже перерос эту форму как пережиток восточного деспотизма и абсолютизма... В соответствии с таким пониманием, Самодержец стал рассматриваться как заурядный носитель верховной власти и к нему начали предъявляться самые разнообразные требования, отражавшие абсолютное непонимание его священной миссии Помазанника Божия, связанного обетами к Богу и призванного творить волю Божию, а не “волю народа”, обычно выражающую собою волю злонамеренных единиц...

В этом непонимании русскими людьми природы Самодержавия и сущности Царского служения и выразилось главное преступление русской мысли, попавшей в жидо-масонские сети, и настолько глубоко проникшее в ее толщу, что не изжито даже до сих пор... Другое преступление русского народа выразилось в непонимании самой России и ее задач. Царь и Россия — неотделимы друг от друга. Нет Царя — нет и России, и Русское государство неизбежно сойдет с пути, предуказанного Богом... Задачи Русского Царя, Промыслом Божиим на него возложенные, выходят далеко за пределы задач верховного носителя государственной власти. Это — не глава государства, избираемый народом и угождающий народу, которым назначен и от которого зависит. Русский Царь помазан на Царство Богом и предназначается быть Образом Божиим на земле: его дело — творить дела Божии, быть выразителем воли Божией, носителем и хранителем общехристианского идеала земной жизни.

Соответственно сему и задачи Русского Царя, выходя далеко за пределы России, обнимали собою весь мир. Русский Царь устанавливал мировое равновесие в отношениях между народами обоих полушарий. Он был защитником слабых и угнетенных, объединял своим верховным авторитетом разноплеменные народы, стоял на страже христианской цивилизации и культуры, был тем “держащим”, на которого указывал апостол Павел в своем 2-м Послании к Фессалоникийцам... Вот в чем заключается миссия Русского Православного Самодержавного Царя!..

И пока Русские люди не уразумеют миссии Самодержавного Русского Царя, пока не сознают, в чем заключались и должны заключаться задачи Самодержавия и Богопомазанничества и не дадут обета Богу помогать Царю в осуществлении этих задач, до тех пор благодать Божия не вернется в Россию, до тех пор не будет мира на земле»[10] (курсив наш).

Именно процесс утраты ощущения «удерживающего» призвания России российским обществом привел к западнической демократической Февральской революции. Ведущий слой русского общества не понял тогда масштаба происшедшей в Феврале катастрофы, приветствуя ее в образе «свободы». Поначалу не понимало масштаба борьбы и Белое движение, не смогшее своевременно освободиться от доминирования февралистов и их западных покровителей. Последний дальневосточный период Белого движения с монархической идеологией под влиянием образовавшейся в Сербии РПЦЗ был уже фактически связан с миссией русской эмиграции.

Приамурский Земский Собор

До сих пор в нашей книге (т. I) давались лишь краткие сведения о дальневосточной эмиграции — поскольку она была отдалена от основных политических событий (в Европе). Однако в данной главе нельзя обойти вниманием событие 1922 г. именно на Дальнем Востоке, которое стало важной вехой в осознании эмиграцией историософии смутного времени.

Речь идет о Приамурском Земском Соборе 10–28 июля (ст. ст.) 1922 г. во Владивостоке, проведение которого пришлось на последний год вооруженной Белой борьбы на территории России и одновременно это был важный этап формировавшейся тогда же Зарубежной России под духовным руководством Русской Зарубежной Церкви, архиереи которой осуществляли и духовное руководство Приамурским Земским Собором.

Собор был созван по инициативе белого генерала М.К. Дитерихса с целью создать на Дальнем Востоке хотя бы небольшой плацдарм исторической русской православной государственности для продолжения Белой борьбы. Это также был последний, наиболее зрелый и выстраданный этап Белого движения в его духовном преодолении последствий Февральской революции. В Соборе приняли участие все дальневосточные епископы — Владивостокский, Харбинский, Камчатский (находившиеся в это время в юрисдикции РПЦЗ, образованной в конце 1921 г. с центром в Сербии), а также представители Старообрядческой Церкви. Делегаты избирались от всех сословий, общин, различных организаций — за исключением февралистов, социалистов и коммунистов. Всего — 276 делегатов.

Собор признал причиной революции грехи русского народа, призвал к покаянию и провозгласил единственным путем спасения России — восстановление законной православной власти. Собор постановил, что права на осуществление Верховной власти в России принадлежат династии Дома Романовых. То есть, впервые в истории Белого движения, Собор признал Династию Романовых царствующей несмотря на смуту и на краткое время восстановил в Приамурье Основные законы Российской империи (на основе которых Приморье жило до окончательного завоевания края красными).

Соответственно было решено, что свободное от большевиков Приамурское государственное образование должно быть возглавлено представителем Династии Романовых. Однако самозванно выпущенное Великим Князем Кириллом Владимировичем именно в последние дни Собора объявление себя Блюстителем престола (26.7/8.8.1922) было демонстративно проигнорировано; обращения Собором были направлены Великому Князю Николаю Николаевичу (Верховному Главнокомандующему Русской армии в зарубежье) и вдовствующей Императрице Марии Феодоровне (она прислала Собору ответную приветственную телеграмму). На переходное же время Правителем края был избран генерал-лейтенант М.К. Дитерихс. Почетным председателем Собора был единогласно избран находившийся в Москве Патриарх Тихон.

В приказе № 1 генерал Дитерихс писал:

«По грехам нашим против Помазанника Божия, мученически убиенного советской властью Императора Николая II со всей Семьею, ужасная смута постигла народ Русский, и Святая Русь подверглась величайшему разорению, расхищению, истязанию и рабству безбожных русских и иноплеменных воров и грабителей, руководимых изуверами из еврейского племени, отрекшихся и от своей иудейской веры... Здесь, на краю земли Русской, в Приамурье, вложил Господь в сердца и мысль всех людей, собравшихся на Земский Собор, едину мысль и едину веру: России Великой не быть без Государя, не быть без преемственно наследственного Помазанника Божия. И перед собравшимися здесь, в маленьком телом, но сильном верой и национальным духом Приамурском [государственном] объединении, последними людьми земли Русской стоит задача, долг и благой крест направить все служение свое к уготованию пути Ему — нашему будущему Боговидцу». (Из указа № 1 от 8.8.1922).

А вот строки из последнего указа генерала Дитерихса от 17.10.1922 перед уходом из России под натиском красных: «Я верю, что Россия вернется к России Христа, России — Помазанника Божия, но что мы были недостойны еще этой милости Всевышнего Творца» [11].

Приамурский Земский Собор был исключительным с духовной точки зрения (хотя и запоздалым) событием в истории гражданской войны и в становлении русской эмиграции. На далеком последнем краешке свободной Русской земли Собор сформулировал выводы, которые поныне имеют огромное значение для всех русских людей, стремящихся к восстановлению нашей легитимной исторической государственности.

Именно дальневосточная эмиграция оказалась наименее апостасийно-февралистской и наиболее «русской» — из-за чего, видимо, ей мало уделялось внимания как зарубежной славистикой, так и эмигрантской доминировавшей «культурологией».

Никакая иная Россия Богу не нужна...

Таким образом, подлинную оценку поискам русского пути нашей эмиграцией можно дать лишь на основе религиозного осознания Русской Зарубежной Церковью значения православной России в мировой истории. Именно в консервативных кругах РПЦЗ оно приобрело четкие апокалипсические черты: оставлены были розовые надежды на излечение европейской цивилизации и мира; значение Российской монархии все более понималось в ее последней роли «удерживающего», которого не стало в мире...

Архиепископ Аверкий (Таушев), читая «Посмертные вещания преподобного Нила Мироточивого Афонского», указывал на точное соответствие нашего времени пророчеству святого о греховных последних временах: «...все, о чем говорится в этом пророчестве, приняло такие необыкновенно грандиозные размеры во всем мире только за последнее полстолетия, — как раз с того времени, когда рухнула наша Православная Россия с тем “Удерживающим” во главе, который, по словам наших духоносных светильников Епископа Феофана Вышенского и св. прав. Иоанна Кронштадтского, сдерживал бесчинное шатание и нелепое учение безбожников" и не давал явиться антихристу. Теперь противодействовать явлению антихриста больше некому...» [12].

Вот пример из работы еще одного видного деятеля РПЦЗ, князя П.С. Лопухина: «Святая Русь любит Царя и Царское служение и радуется, когда Он, в чине коронации, облеченный силой и славой, падает ниц перед Богом и Божией Церковью, принося эту силу на служение Богу и правде Его. Митрополит Антоний говорил, что этот момент, когда Россия сливается со Святой Русью, момент подлинного духовного ликования, как на Пасху. Это радость победы Добра, или вот на глазах всего народа создается “Удерживающий” зло, для спасения многих... Христианская Царская власть в России была не мечта или идея, а подлинная сила. Огромная мировая сила! И вот — нет Царя, и нет мира в мире. Это была сила “Удерживающего” зло, и потому-то для того, чтобы убить Царя, нужно было поднять богоборческую революцию. Когда народ в своем огромном большинстве, хоть на время, потерял Веру и Бога, Царь остался одинок и беззащитен... Доколе жив человек — жива душа его, и она упорно любит идею Христианской власти. Душа наша знает, что Правда государства — в Христианской власти. Святая Русь всегда верна Правде. Сыны Святой Руси или те, кто надеется быть сыном ее, стоят за Царя, Царское служение, потому что, как Святая Русь, они не знают иного способа установления Христианской власти»[13] (курсив наш).

Подобные слова об «удерживающей» миссии русского Царя можно найти у епископа Нектария (Концевича) Сеатлийского[14], епископа Нафанаила (Львова) Венского[15] и Австрийского, у третьего декана Свято-Троицкой духовной семинарии в Джорданвиле Е.Е. Алферьева[16] и многих других авторов РПЦЗ.

Именно в этом смысле в кругах Зарубежной Церкви рассматривалась проблема покаяния за Февраль и восстановления монархии в России — как необходимость осознания Замысла Божия об «удерживающей» России, что важно для всего мира. Этим русский монархизм в эмиграции обрел свой подлинный, историософский (а не утилитарно-политический) смысл.

Русская монархическая эмиграция покаянно осознала, что падение православной России произошло вследствие утраты ею оправдания своего «удерживающего» бытия, и это было воспринято как предвестие конца всего мира. Однако для православных верность исторической России остается нравственным императивом, также и в надежде, что Господь попустил революцию для нашего вразумления от обратного, и еще возможно восстановление Русской Православной монархии хотя бы на некоторое время перед концом времен.

Архимандрит Константин (Зайцев) писал об этом в связи с явлениями Божией Матери в португальском селении Фатима в течение всего периода между Февралем и Октябрем 1917 г. «Если Фатимская Божия Матерь открыла Западному христианскому миру, что Русский народ пал в своем промыслительном назначении хранить мир, и призывала этот остающийся еще свободным мир к покаянию, открывая, однако, ему, что только “обращение” России способно спасти мир от гибели, то в России было явление Державной Божьей Матери, Которая засвидетельствовала, что под Ея покровом продолжает оставаться Русский народ и что, следовательно, как бы на весу остаются судьбы мира...»[17].

(Разумеется, Ватикан вместо помощи русскому народу для его возвращения на свой исторический путь перетолковал призыв Богородицы по-своему: как необходимость «обращения» России в католицизм и с этой целью пытался даже заключить договор с большевиками. На Генуэзской конференции (апрель-май 1922) Ватикан оказал дипломатическую поддержку богоборческому режиму, который еще вел гражданскую войну против Белой армии на Дальнем востоке и не был признан никем на Западе. После признания СССР ведущими западноевропейскими демократиями (1924) в 1925 г. в Москву приехал кардинал-иезуит Мишель д’Эрбиньи для переговоров о заключении «конкордата»: мол, Ватикан окажет дальнейшее содействие международному признанию большевицкого режима взамен на свободу деятельности в советской России по окатоличиванию православных и добиванию реакционной Православной Церкви. Этот план не удался лишь потому, что богоборцам-антихристианам было неприемлемо и католичество. Ватиканом предпринимались немалые усилия и по окатоличиванию русской эмиграции через благотворительность, стипендии учащейся молодежи, предоставление помещений для богослужений, при ордене иезуитов в Риме был создан так называемый Восточный институт «Руссикум» с целью подготовки католических проповедников с русским языком, — но результат оказался невелик.)

Явление иконы Державной Божьей Матери произошло в подмосковном селе Коломенском 2 марта 1917 г., в судьбоносный день насильственного отрешения от власти Государя Николая II. Богородица восседает на царском престоле в красной порфире и с венцом на голове, с регалиями царской власти — скипетром и державой в руках, и с благословляющим Богомладенцем на коленях — православным народом в России это было воспринято как знак заступничества и милости Божией.

И.М. Андреев (член Катакомбной Церкви, после войны профессор Джорданвильской духовной семинарии) передает это такими словами: «Зная исключительную силу веры и молитвы Государя Николая Второго и Его особенное благоговейное почитание Божией Матери, ... мы можем не сомневаться в том, что это Он умолил Царицу Небесную взять на Себя Верховную Царскую власть над народом, отвергшим своего Царя-Помазанника. И Владычица пришла в уготованный Ей всей русской историей “Дом Богородицы” в самый тяжкий момент жизни богоизбранного народа, в момент его величайшего духовного падения, и приняла на Себя преемство власти державы Российской, когда сама идея Православно-Самодержавной народной власти была попрана во имя самовластия сатаны. Потому строг, и суров, и скорбен взгляд Ее дивных очей, наполненных слезами гнева Божественной и материнской любви; потому и пропитана мученической русской кровью Ее царская порфира и алмазные слезы русских невинных мучеников украшают Ее корону. Символ этой иконы ясен для духовных очей: через неисчислимые страдания, кровь и слезы, после покаяния, русский народ будет прощен и Царская власть, сохраненная Самой Царицей Небесной, будет России несомненно возвращена. Иначе зачем же Пресвятой Богородице сохранять эту власть?»[18]...

Архимандрит Константин (Зайцев) также видел в этом знак, что «не Господь убрал Удерживающего, сочтя мир созревшим для конца, фаталистически предопределенного. Господь попустил падение Удерживающего — со всеми отсюда вытекающими последствиями, чем не упразднена возможность восстановления Исторической России, а тем самым и продления жизни мира»[19]. «Русский Царь был Удерживающим, наличием которого в мире определялась связанность Сатаны, а с падением которого открылась эра Апостасии, открывающей прямой путь к Антихристу. Вот какова помазанность Исторической России!.. С отречением и умучением Императора Николая II пало, в этой своей единственности, Русское Православное Царство. Началось страшное время Апостасии. Это чудесно явила одновременно и у нас и в инославном мире Матерь Божия. В Своей Державности явила Она Себя у нас, принимая на Себя охрану осиротевшего Своего Дома. А в Фатимском явлении, так потом искаженном латинством, открыла она инославному миру, в самый момент падения Русского Православного Царства, что началось нечто предельно страшное для всего мира, и повторно, все с большей силой чудесности, звала к покаянию — общему! — и к молитве об обращении России: если оно не совершится — гибель грозит всем...»[20].

Иеромонах Серафим (Роуз) в 1970-е гг. напоминал, что уже в начале революции были известны предсказания о будущем восстановлении православной России — из уст старца Алексия Зосимовского, Анатолия и Нектария Оптинских, Варнавы из Гефсиманского скита, схииеромонаха Аристоклия Афонского и других подвижников. «Все пророчества этих Богом вдохновленных людей в начале нашего столетия говорят об ожидании восстановления Святой Руси и даже православного Царя незадолго до пришествия Антихриста и конца мира. Но это событие будет носить характер скорее необычно-чудесного, а не обыкновенного исторического события. И в то же время оно будет в какой-то мере зависеть и от самого русского народа, так как Бог здесь действует через свободную волю человека»[21].

Видимо, на основании этих предсказаний архиепископ Феофан (Быстров), в прошлом духовник Царской Семьи, писал Елене Концевич в начале 1930-х годов в личной переписке: «Я не сам от себя говорю, а сообщаю откровение старцев. А они передавали мне следующее: пришествие антихриста приближается и оно очень близко... Но до пришествия антихриста Россия должна еще восстановиться, конечно, на короткое время. И в России должен быть Царь, предъизбранный Самим Господом. Он будет человеком пламенной веры, великого ума и железной воли. Так о нем открыто. Будем ожидать исполнения открытого... если только по грехам нашим Господь Бог — не отменит и не изменит обещанного. По свидетельству слова Божия и это бывает»[22]. Архиепископ Аверкий (Таушев) подтвердил, что это опубликованное Еленой Концевич предсказание «почти дословно отвечает тому, что мы лично слышали из уст самого Владыки Архиепископа Феофана еще в 1926 году в Болгарии, когда он проживал в здании Св. Синода Болгарской Православной Церкви в Софии»[23]. (В кругах кириллистов ныне это предсказание о грядущем Царе публикуется в ином виде с добавлением слов: «Он придет из Династии Романовых по линии матери», — имеется в виду Георгий, сын Марии Владимировны, внучки Великого Князя Кирилла Владимировича. Однако в эмигрантских источниках таких слов найти не удалось, это уже, вероятно, российское добавление[24]...)

Святитель Иоанн Шанхайский в своем докладе на II Всезарубежном Соборе в 1938 г. говорил:

«Наказывая, Господь одновременно и указывает русскому народу путь к спасению, сделав его проповедником Православия по всей вселенной. Русское рассеяние ознакомило с Православием все концы мира, ибо русская беженская масса в значительной части бессознательно является проповедницей Православия... Русским за рубежом дано по всей вселенной светить светом Православия, дабы другие народы, видя добрые дела их, прославили Отца нашего, Иже есть на небесех, и тем снискали себе спасение. Не выполняя же своего задания, даже унижая Православие своей жизнью, наше Зарубежье имеет перед собой две дороги: или обратиться на путь покаяния и, измолив у Бога себе прощение, возродившись духовно, сделаться способным возродить и страдающую нашу Родину, или быть ему окончательно отверженным Богом и оставаться в изгнании, гонимым всеми, пока постепенно оно не выродится и не исчезнет с лица земли...

Отряхните сон уныния и лености, сыны России! Воззрите на славу ее страданий и очиститесь, омойтесь от грехов ваших! Укрепитесь в вере православной, чтобы быть достойными обитать в жилище Господнем и вселиться в святую гору Его! Воспряни, воспряни, восстань, Русь, ты, которая из руки Господней выпила чашу ярости Его! Когда окончатся страдания твои, правда твоя пойдет с тобой, и слава Господня будет сопровождать тебя. Приидут народы к свету твоему, и цари — к восходящему над тобой сиянию...»[25].

Архиепископ Серафим (Соболев) также писал в 1939 г.: «Будем веровать, что момент конечной гибели нашей родины еще не настал, ибо мы имеем пророчество величайшего угодника Божиего св. Серафима Саровского о том, что Россию ради чистоты православия, ею исповедуемого, Господь помилует от всех бед и она будет существовать до скончания века как сильная и славная держава... Очевидно, Господь восстановит Россию, и она вновь сделается великой и будет самым могущественным оплотом в мире для грядущей борьбы с самим антихристом и всеми его полчищами»[26].

Архиепископ Серафим (Иванов) Чикагский и Детройтский опубликовал и очень древнее пророчество, ставшее ему известным в 1950-е гг.:

«Господь недавно во время моего первого богомолья в Палестину удостоил меня, грешного, познакомиться с некими новыми, доселе неизвестными пророчествами, которые бросают новый свет на судьбы России. Пророчества сии обнаружил случайно один ученый русский монах в старинных греческих рукописях, хранившихся в одном древнем греческом монастыре. Неизвестные Святые Отцы 8 и 9 веков, т. е. современники св. Иоанна Дамаскина, в таких, приблизительно, словах запечатлели сии пророчества: “После того, как богоизбранный еврейский народ, предав на муки и позорную смерть своего Мессию и Искупителя, потерял свое избранничество, последнее перешло к эллинам, ставшим вторым богоизбранным народом.

Могучий, пытливый ум древних греков, просветленный христианством, проник в самые глубины миропознания. Великие Восточные Отцы Церкви отточили христианские догматы и создали стройную систему христианского вероучения. В этом великая заслуга греческого народа. Однако построить гармоническую общественную и государственную жизнь на этом прочном христианском фундаменте у византийской государственности не хватает творческих сил и возможностей. Скипетр Православного Царства выпадает из слабеющих рук византийских императоров, не сумевших осуществить симфонию Церкви и государства.

Поэтому на смену одряхлевшему духовно избранному греческому народу Господь Промыслитель пошлет третий богоизбранный свой народ. Народ этот появится на Севере через сотню-другую лет (писались эти пророчества в Палестине за 150–200 лет до Крещения Руси), всем сердцем примет христианство, будет стараться жить по заповедям Христовым и искать, согласно указанию Христа Спасителя, прежде всего Царствия Божия и Правды Его. За эту ревность возлюбит сей народ Господь Бог и приложит ему все остальное — большие земельные просторы, богатство, государственное могущество и славу.

По немощи человеческой не раз будет впадать в большие грехи этот великий народ и за сие будет наказуем немалыми испытаниями. Лет через тысячу и этот богоизбранный народ поколеблется в вере и в стоянии за Правду Христову, возгордится своим земным могуществом и славою, перестанет пещись о взыскании Града грядущего и захочет рая не на небе, а на грешной земле.

Однако не весь тот народ пойдет по сему гибельному широкому пути, хотя и значительное его большинство, особенно ведущий его слой. И за это великое падение будет послано свыше на этот, презревший Божии пути, народ страшное огненное испытание. Реки крови прольются по его земле, брат будет убивать брата, голод не раз посетит эту землю и соберет свою страшную жатву, почти все храмы и другие святыни будут разрушены или осквернены, множество людей погибнет.

Часть этого народа, не желая мириться с беззаконием и неправдой, покинет родные пределы и рассеется, подобно еврейскому народу по всему миру (разве это не про нас, русских зарубежников, сказано?).

Все же не до конца прогневается Господь на свой третий избранный народ. Кровь тысяч мучеников будет вопиять к небу о помиловании. В самом народе начнется протрезвение и возврат к Богу. Минет, наконец, определенный Правосудным Судией срок очищающего испытания и вновь засияет ярким светом возрождения святое Православие в тех северных просторах.

Сей дивный свет Христов озарит оттуда и просветит все народы мира, чему поможет промыслительно посланная заранее в рассеяние часть этого народа, которая созиждет очаги Православия — храмы Божии, по всему миру.

Христианство тогда явит себя во всей своей небесной красоте и полноте. Большинство народов мира станет христианами. На некоторое время во всей подлунной воцарится благоденственное и мирное христианское житие…

А потом? Потом, когда наступит исполнение времен, начнется уже во всем мире полный упадок веры и прочее предсказанное в Св. Писании, появится антихрист и наступит, наконец, кончина мира”.

Изложены эти пророчества в разных рукописях и в разных вариантах, но, в основном, все они сходятся. Это основное я и постарался передать, как запомнил от рассказчика, может быть только более современным языком.

Напоминаю, что эти пророчества обретены в подлинных греческих рукописях 8 и 9-го веков, когда о Руси, как о государстве, и слышно ничего не было, а русскую равнину населяли разрозненные полудикие славянские племена и другие народности.

Что мне к этому прибавить? Верую, что эти пророчества относятся к нашему русскому народу и что он, таким образом, является третьим богоизбранным народом. Верую, что в этих удивительных пророчествах явлены грядущие судьбы русского народа, и все так и совершится, как в них предсказано тысячу лет тому назад»[27].

Уместно также отметить, что политические деятели эмиграции постоянно заявляли, что «СССР — не Россия», имея в виду антирусскую власть и ее политический строй, однако при этом они не имели в виду, что России и русского народа «больше нет», что они окончательно погибли, — как это в эмиграции заявляли те, кто таким образом пытался оправдать свою пассивность, а в наше время гордо хвалятся отдельные «истинно православные» фарисеи из новой (экономической) волны эмиграции, устремившиеся в зарубежные приходы РПЦЗ: «Слава Тебе, Боже, что мы не такие, как эти эмпэшные нечестивцы...».

«Где легче спасти свою душу?»

Примечательно, что архимандрит Константин (как и многие другие) саму богоборческую революцию осмыслял как целительное попущение Божие — в виде последнего остававшегося средства спасения русского народа от всемирной апостасии:

«...Грех отступления, легший на эти поколения, смягчается в огромной степени тем, что не свободно он принят: поколения эти родились в нем. Есть громадная разница между католиком от рождения и католиком-ренегатом. Еще большая разница есть между вольнодумцем добровольным и воспитанником советской действительности, от рождения его обнявшей. Вины отступления тут личной нет.

Еще важнее другое обстоятельство. Самый грех отступления под вопросом в отношении этих поколений! Взят ли он на себя? Этот вопрос в общей форме не может быть решен, но по отношению к каждому он стоит во всей своей значительности. Рожденный католик — католик. Но рожденный в советской России не обязательно “советчик”. А потому может быть даже поставлен вопрос: да распространяется ли вообще на людей, прошедших принудительную школу большевизма, этот страшный и так понятный в отношении отступления добровольного, сознательного и намеренного — закон необратимости отступления? Не находится ли, — если это так! — русский народ, за последние сорок лет вошедший в сознательную жизнь, в условиях более благоприятных для дела восстановления Исторической России, чем сходящие в гроб поколения его отцов и дедов?

И еще одно благоприятное обстоятельство должно быть отмечено. Самый железный занавес, отделяющий Россию от свободного миpa, а равно и та атмосфера неприкрытого Зла, которой дышит советчина, навалившаяся на русский народ — не является ли и это спасительным для формирования грядущих строителей России? Ведь так называемый свободный мир являет собой картину отступления, способную поспорить с советчиной в ее напряженности — только под другим знаком. Если тут нет в такой открытости противления Христу, то с тем большей силой действует прикрытое Ему противление в форме создания разных лже-христов и лже-пророков. Не страшнее ли этот льстивый соблазн того грубого натиска лжи, который имел место в России? Татарское иго сохранило Россию от соблазна латинства, а потом и западного возрождения. Не охранило ли несравненно худшее советское иго Россию от соблазнов несравненно худших?»[28].

«Если сопоставить мир, живущий под господством Сатанократии советской, и мир свободный, то можно так сказать: мир свободный свободно идет по пути гибели, употребляя данный человеку дар свободы во зло — уходя от Бога и ставя себя на службу Зла; мир, подневольный Сатанократии, действием всех возможных способов принуждения и соблазна насильственно лишается возможности употреблять свою жизнь во спасение и буквально загоняется во власть силам зла.

Где легче спасти свою душу? Ответ не может вызывать сомнения! Отсюда заключение. Свершившееся над нашим отечеством есть не отвержение его Богом, а, напротив, есть проявление того же избранничества, которое лежало на челе России во все ея историческое существование, Господь, снимая всякий покров обманный и престительный с сатаны, открывает максимально благоприятные возможности для спасения»[29] (курсив наш).

Так считал и известный теперь в России подвижник РПЦЗ брат Иосиф Муньос, испанец по происхождению, который за его благочестие получил от Божией Матери чудотворную мироточивую икону Иверскую. Он, будучи иностранцем, полюбил историческую Россию и говорил:

«Россия была великая империя, самая большая, могучая, она дала миру несравненную ни с чем красоту... У нее симфония между Церковью и государством была настоящей, и поэтому ее разрушили. Думаю, что Господь допустил страдания при коммунизме отчасти для того, чтобы русские не погибли в ужасном материализме. Россия должна воскреснуть сильной духовно, потому что нет ни одного уголка в России, который остался бы не омытый кровью мучеников. Кровь мучеников — семя христианства. Эти семена дадут всходы, Россия воскреснет и своим светом будет освещать весь мир, потому что нет ни одного народа, который так пострадал за Христа, как русский... Когда Россия воскреснет, она действительно заслужит звание Святой Руси, Дома Пресвятой Богородицы». О чуде мироточивой иконы Иосиф привел объяснение одной благочестивой девушки: «Как мироносицы помазали тело Спасителя до Его Воскресения, так и Божия Матерь теперь помазывает русский народ перед воскресением России»[30] (курсив наш).

М.В. Зызыкин тоже отмечал значение Новомучеников Российских: «В истории гонения на христианство Москва явилась действительно Третьим Римом, и страдания Русской Церкви получили Вселенское значение по своему масштабу и внутреннему смыслу... На Русскую Москву обрушились самые страшные удары воинствующего безбожия с претензией на мировое владычество»[31].

Именно жертвенный подвиг Новомучеников Российских вселяет в нас ныне надежду на возрождение православной России, вся земля которой освящена их кровью. Она не могла быть пролита без воздействия на судьбу нашего народа. Ведь наш народ един в пространстве и времени, и как разъяснял в 1918 г. прот. Иоанн Восторгов: «Грех требует искупления и покаяния. А для искупления прегрешений народа и для пробуждения его к покаянию всегда требуется жертва. А в жертву всегда избирается лучшее, а не худшее. Вот где тайна мученичества...».

Архиепископ Аверкий (Таушев) также писал:

«Люди неверующие, маловерующие и далекие от Церкви не могут и представить себе, в какой лучезарной красе сияет пред нашим мысленным взором бесчисленный лик Святых, в Земле Российской просиявших. Ведь эти святые — плоть от плоти и кость от костей нашего православного русского народа, сыны и дщери его. Это — благоуханная жертва Богу от русской земли, благоговевшей пред подвигами святости.

Не было бы у нас этого дивного лика святых угодников Божиих, если бы Русь не была Святой!

Но и теперь еще не все погибло. Всегда остается возможность покаяния и обращения к Богу. Надо только захотеть — искренно захотеть возстановления Святой Руси! Ведь даже в годы этого страшного кровавого лихолетья сколько дала наша Родина новых мучеников за веру, “имже несть числа”. И все они, конечно, умоляют Господа о спасении их земного отечества и об обращении на путь истинной веры — веры православно-христианской — их страждущих под игом лютого безбожия сородичей и о нас, в изгнании и раcсеянии сущих»[32].

«...Мы верим, что не до конца оставил Господь русский народ, безумно поддавшийся вражьему искушению и впадший чрез это в такое страшное кровавое испытание. Есть еще малый “остаток” сохранивших верность Господу и Спасителю нашему русских людей, скрывающихся в катакомбах, которые и смогут, с благодатной помощью Божиею, внести духовное оздоровление в массы отступивших от Бога русских людей, и воскресить Святую Русь, как малая закваска, которая по слову Христову, квасит все тесто (Mф. 13, 33; Луки 13, 21).

Верим мы и в то, что наш дивный сонм “Всех Святых, в Земле Российской просиявших” не престает умолять Бога о спасении своего земного отечества и об обращении ко Христу всех несчастных заблудших русских людей и что, когда исполнятся предопределенные Богом сроки, молитва их будет услышана.

Лишь бы и мы, в изгнании и раcсеянии сущие, которых тоже, в большей или меньшей степени, коснулась эта диавольская порча, хоть и живем мы будто бы на свободе, не оказались “за бортом”, не отстали бы от этого постепенно растущего духовного возрождения, начальные признаки которого в последнее время наблюдаются. А отстать нам легко, если мы забудем наше высокое звание сынов и дщерей Святой Руси и продадим свое первородство за чечевичную похлебку чужеземных благ, слившись с иностранцами и иноверцами, среди коих живем.

Мир идет к явной погибели, но, как утешительно гласят многие предсказания духоносных мужей, Святая Русь еще должна воскреснуть на “малое время” — на апокалиптические “полчаса” (Апокал. 8, 1).

Где мы будем тогда и что будет с нами?»[33]

Брат Иосиф в указанной беседе напомнил, что именно после прославления в 1981 г. Новомучеников Русской Зарубежной Церковью была явлена Иверская чудотворная икона и в СССР начался процесс освобождения от коммунизма. Причем почитание Новомучеников в современной России ширится снизу вопреки конформизму церковной власти.

И брат Иосиф, и о. Серафим (Роуз), и владыка Аверкий основывали свои надежды на заметном религиозном возрождении в СССР, начавшемся в 1970–1980-е гг.: «Православие, наше сокровище, пылающая вера, которую мы не должны стыдиться исповедовать, в наши дни находится в полном упадке. Однако, благодаря неисповедимым путям Провидения и известной иронии судьбы, Россия, в которой Православие как будто отошло на задний план, сделалась ведущей силой в мире. Поэтому все, что там происходит, невольно привлекает внимание всего мира. ... то, что сейчас происходит в Советском Союзе, в какой-то степени касается жизни именно старой России, Православной России, можно добавить при этом, что Православное возрождение там в какой-то мере связано и с будущим Русской земли»[34].

Русская эмиграция и «религиозное возрождение» в СССР

Заметим, что нередко катакомбниками в СССР советский богоборческий режим с очевидным господством в нем евреев трактовался как уже наступившее царство мошиаха-антихриста. Такие черты у жидобольшевиков, несомненно, были, особенно в первые два десятилетия их власти. Однако, как мы теперь знаем, прослеживая всю историю этого режима вплоть до его нынешнего крушения, СССР был лишь прообразом царства антихриста, но еще не самим этим «царством». И надежды на то, что именно богоборческая власть «от обратного» может побудить русский народ к религиозному возрождению, всегда были живы в эмиграции.

Особенно заметно это стало в 1970–1980-е годы в связи с возникшим в СССР религиозным флангом «правозащитного» движения (борьба за открытие храмов[35], Христианский комитет защиты прав верующих), православно-патриотическим самиздатом (сборник «Из-под глыб», журналы «Вече», «Земля» и др.), а также деятельностью так называемой «Русской партии», в которой писатели и деятели культуры при поддержке отдельных русских националистов в партаппарате, боролись за сохранение исторических памятников, национальной культуры и природы, за реабилитацию дореволюционной России и ее выдающихся православных деятелей[36].

В пробуждении этого скрытого русского потенциала, подавлявшегося марксистским режимом, можно видеть некую «пунктирную линию» возможного восстановления национального развития России наряду с господствующей линией идеологии КПСС и поначалу без явной оппозиции к ней, хотя по сути это русское движение в своей основе продолжало то «черносотенное» сопротивление революции и ее антирусским силам, которое боролось до революции, затем в Белом движении и в правой русской эмиграции.

В мае 1964 г. под влиянием этих литературных, художественных и историко-искусствоведческих кругов создается клуб «Родина» в защиту памятников старины, положивший начало целому движению. Его стремительный рост начинается после серии таких статей, как, например: «Берегите святыню нашу» Л.М. Леонова, П.Д. Корина и С.Т. Коненкова в журнале «Молодая гвардия»[37]. Этот журнал под редакцией А.В. Никонова становится оплотом русских патриотов, пытающихся расширять границы дозволенного. В 1966 г. оформляется Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК), его лидером был П.Д. Барановский, архитектор с дореволюционным стажем; активное участие приняли архитектор М.П. Кудрявцев, искусствовед В.А. Десятников, художники И.С. Глазунов и П.Д. Корин, писатели В.А. Солоухин[38] и О.В. Волков, академики Б.А. Рыбаков (историк) и И.В. Петрянов-Соколов (химик), журналист В. Песков, певец И.С. Козловский и десятки других известных всей стране деятелей. Через пять лет Общество охраны памятников насчитывало 6 миллионов членов и имело активные группы по всей стране.

Важное значение к этому времени приобрели писатели-«деревенщики», нанесшие удар по мировоззренческим основам марксистской системы, тогда как «оттепельные» произведения затрагивали лишь ее последствия. Они, в отличие от шестидесятников-западников, старались не только разоблачать преступления партии, но и восстанавливать русские культурные традиции, а тем самым и христианские нормы нравственности: например, Ф.А. Абрамов (трилогия «Пряслины», 1958–1973), В.И. Белов («Привычное дело», 1966; «Плотницкие рассказы», 1968; «Кануны», 1972–1976; «Лад», 1979–1981), В.А. Солоухин («Письма из Русского музея», 1966; «Черные доски», 1969), В.Г. Распутин («Деньги для Марии», 1967; «Последний срок», 1970; «Живи и помни», 1975; «Прощание с Матерой», 1976), Д.М. Балашов (начавший с 1975 года печатать исторические романы под общим названием «Государи Московские»)[39], В.А. Чивилихин (роман-эссе «Память», 1978–1984) и др.

В 1981 г. даже советская печать оценила число верующих в 25–30 % и признала: «Возросла тяга к посещению памятников старины, носящих культовый характер... Мы действительно сталкиваемся с ростом интереса к религии и церкви»[40]. Стали зарождаться и монархические антисоветские кружки (один из них, например, в 1970-е гг. существовал в московском «инъязе»). В 1978 г. большой резонанс имели выставки картин художника-монархиста Глазунова[41]. Важной вехой стало празднование 600-летия Куликовской битвы, что многими авторами было использовано как повод отметить значение преподобного Сергия Радонежского и Православной Церкви в русской истории. Стали популярны «белогвардейские песни» (из кинофильмов или сочиненные бардами: «Раздайте патроны, поручик Голицын»). Разумеется, власть, особенно при Андропове, попыталась это движение подавить, но безуспешно[42].

Русская эмиграция стремилась оказывать православно-патриотическому сопротивлению на родине информационную, издательско-просветительскую, посильную материальную поддержку, защиту гласностью от репрессий.

Разумеется, в этом движении были весьма разные составляющие: от ностальгического монархизма — до языческого фашизма и национал-большевизма, от православного благочестия — до диссидентского религиозного вольнодумства. Под общим прессом тоталитарного режима все эти разновидности «национально-религиозного возрождения» не так бросались в глаза и не конфликтовали друг с другом при наличии общего противника. С падением власти КПСС и обретением свободы вынужденная общность закончилась. Попытки патриотических объединений сейчас не удаются как из-за противодействия новой западнической власти и ее спецслужб, так и в силу политической незрелости даже православных организаций в патриотической среде. К сожалению, и церковная власть оказалась не способна к должному духовному водительству русского народа[43]...

Однако хочется надеяться, что здоровые русские силы всё же получили возможность очищаться от блужданий и изобретения велосипедов и крепнуть, в том числе обращаясь к опыту русской эмиграции. Как в самиздате, так и в последнее время уже открыто, в России переизданы многие ценные эмигрантские труды, печатаются работы современных авторов из эмиграции. Несмотря на то, что они не воспринимаются на государственном уровне, где господствуют новые разрушительные утопии, всё же наследие эмиграции оказывает влияние на формирование патриотического движения:

«Возрождение идеи православной монархии в России в значительной степени обязано русскому Зарубежью, той его части, которая через три четверти века пронесла и сохранила эту идею, осмыслив трагический опыт минувшего столетия. Никто в современной России не стал монархистом иначе, как использовав труды русских мыслителей зарубежья»[44], — пишет один из видных представителей этого движения.

Причем православно-монархическое самосознание у некоторых авторов в современной России приобретает порою более четкие свойства, чем в нынешней эмиграции, даже в РПЦЗ, постепенно теряющей прежний исповеднический дух.

Что же касается Запада, то напомним тут еще раз важные слова архимандрита Константина: «Мы можем расходиться в наших симпатиях и убеждениях, но мы солидарны в том, что жить так, как все вокруг живут, нельзя. Чтобы жизнь могла продолжаться, она должна стать иной. Если такого радикального изменения не произойдет, значит жизнь кончается. Мир идет к своему концу!» Поэтому борьба русской эмиграции должна вестись «во имя восстановления Удерживающего»[45]. Эта борьба заключается прежде всего в том, чтобы через покаяние в своем отступлении от миссии Исторической России вновь стать подлинно русскими, нести подвиг верности русскому ее историческому предназначению. «Только так можем мы оказаться годным материалом в Руках Божиих и, в потребный момент, стать точкой приложения каких-то, нам сейчас неведомых явлений, так или иначе связанных с возникновением чаемой спасительной катастрофы»[46].

На фоне большевицкого искоренения в России русской традиции при поддержке с Запада (где апостасия уже выражалась «в объединении всех носителей апостасийного начала, от католицизма до коммунизма, на предмет встречи антихриста»[47]) архимандрит Константин находил для определения этой миссии русской эмиграции соответствующие высокие слова. В статье «Подвиг Русскости пред лицом зреющей Апостасии» он писал:

«Разбросанные по всему миру чада Исторической России... мы не такие, как все. Это — не горделивое самопревознесение над остальным человечеством. Это — констатирование, часто смущенное, даже стыдливое, некоей неотменимой реальности... Это — общность несомого нами исторического послушания»[48].

«Мы люди из другого мира. Этот мир ушел, его больше нет. Окружающий нас мир находится в полной уверенности, что он ушел навсегда... То “прошлое”, которое мы воплощаем, пользуется плохим именем в сознании современного свободного мира: оно так прочно оклеветано, что правда звучит ложью в ушах тех, среди которых мы живем... Мы, однако, остаемся в этом ушедшем мире. И мы знаем, что если он, действительно, ушел, то мир идет к своему концу»[49].

Мы, эмигранты, «предельно осведомлены о том, что происходит в мире. Мы знаем все, что доступно знанию человека. Нам открыто Откровение Божие, насколько оно вообще открыто человеку. Мы знаем, что мир имел и что он потерял. Мы знаем, что мир идет к своему концу. Мы знаем, в чем спасение мира. Знаем то, что кроме нас в полной мере никто знать не может. В этом наша помазанность, возлагающая на нас “подвиг Русскости”»[50]. И не надо смущаться тем, что нас мало, что у нас нет стратегических мощностей: «спасая свои души и тем открывая Богу возможность направлять нашу деятельность на спасение других душ, а в конечном счете и на воссоздание того Великого Национально-Государственного Целого, духовный заряд которого мы тщимся, с Божией помощью, в себе сохранять и являть»[51].

Именно этим подвигом русскости в эмиграции в Русскую Зарубежную Церковь привлекались такие чуткие и благочестивые иностранцы, так о. Серафим (Роуз) и брат Иосиф Муньос, которые в духовном смысле становились более русскими, чем многие из эмигрантов-обывателей или совпатриотов.

Соответственно понималась и миссия русской эмиграции по отношению к Отечеству, как провозгласил это архимандрит Константин: речь идет о восстановлении Российского православного царства как «удерживающего». «Восстановление Российской монархии не есть проблема политическая. Парадоксально может это звучать, но в настоящее время реальным политиком может быть только тот, кто способен проникать в мистическую сущность вещей и событий... Возможно ли это новое рождение духовное? В этом — вопрос бытия России, как Исторической Личности, которая известна нам из истории и которая кончила свою внешнюю, государственно-организованную жизнь с падением Трона ее Царей. Другого пути восстановления исторической России нет. И это — проблема не только наша, русская. Это и проблема мировая, вселенская. Ибо от того или иного решения ее зависит и судьба мира, точнее говоря, зависит вопрос о возрасте мира и о близости наступления Восьмого Дня»[52].

Какой бы утопией это кому-то не казалось, — это единственно реальная цель, ибо никакая иная Россия Богу не нужна, и потому никакое иное ее политическое «возрождение» невозможно — это даже после падения коммунистического режима приведет лишь к продолжению нашей национальной трагедии в новых формах с нарастающим риском оказаться недостойными долготерпения Божия. (Именно с учетом такого вывода следует относиться и к размышлениям И.А. Ильина в «Наших задачах»[53]).

Разумеется, на фоне господствующего безбожного коммунизма в СССР и апостасийного «свободного мира», который был готов уживаться с марксизмом, но делал всё возможное для очернения исторической России и ее верных сынов в прошлом и настоящем, все эти надежды русских эмигрантов на воскресение России — это были надежды на Чудо Божие. Возражая скептикам, архимандрит Константин говорил: «Оглянемся на свою историю — она вся есть чудо!» — так он озаглавил и свой сборник статей. «Не мечтательством, однако, должно быть наше упование на чудо, коим мы себя бы ублажали в своей бездеятельности. Нет! То должна быть неустанная молитвенная устремленность к Богу, таящая в себе огромную активность, жаждущую найти себе проявление и использующую всякую возникающую к тому и сейчас возможность. Учет возможности такого чуда есть трезвая реальность, ибо чудо всегда внутренне оправдано»[54].

То есть это Чудо Господь может вновь даровать русскому народу, если мы будем готовы принять это Чудо. Если мы подготовим себя для этого четким покаянным осознанием того, что значит Россия в Божием Промысле, почему мы предали ее историческое величие своим подражательством апостасийным народам, захотев быть «как все», и что необходимо нам, блудным сынам, для ее обретения и возвращения в Отчий дом. Тогда Милостивый Господь его и восстановит, — но не ранее, чем мы будем готовы принять и удержать этот дар.

Вот такое осознание и происшедшего с Россией, и самосохранительной миссии эмиграции предлагала «узкая» Русская Зарубежная Церковь. Можно сказать, что именно она взяла на себя подвиг русскости в условиях всемирной апостасии. Эта эсхатологическая высота русского монархизма — мистическое ощущение судьбы России в масштабе общечеловеческой истории — должна быть принята во внимание независимо от политического отношения к монархии как форме правления. Именно в таком контексте следует рассматривать и прославление в 1981 г. Зарубежной Церковью Царской семьи, на ускорении которого в 1971 г. настаивал архимандрит Константин: «...единственное “Сверх-Чудо”, которое способно сделать Апостасию недействительной, связано самым непосредственным образом с таким прославлением»[55].

Не было ли в этой верности, стойкости и в молитве о спасении России — главного духовного подвига Русской Зарубежной Церкви, ее духовной помощи России в тяжелейшие для нее времена, помощи, которая взвешивается на иных весах и не зависит от физической немощи?..

В этой максималистской попытке продления для России шанса на восстановление своей «удерживающей» роли и заключался пик охранительной миссии русской эмиграции. Для этого она должна была не только изжить последствия революции 1917 года, но и критически пересмотреть плоды всего петербургского периода. Здесь же проходит и истинный водораздел между разными ее частями: конформистской западнической — и верной России. Именно западничество в его разных видах — от либерально-демократического до революционно-богоборческого — нашло свою объединенную кульминацию в антирусской революции 1917 года, к которой привели и импортированные с Запада учения, и организационно-финансовая поддержка с Запада всех революционеров и противников России, и затем предательство России Западом как в Первой мировой войне, так и во внутренней войне оккупантов-большевиков против русского народа. В сущности, революция разоблачила наше западничество как отступничество от «удерживающей» миссии России и переход на службу строителям царства антихриста.

Евразийство

На этом фоне уместно сказать еще несколько слов и о другом, антизападном уклоне от верного понимания миссии России: о евразийстве, которое только в этом масштабе и можно правильно оценить. Мы уже отмечали (т. I, гл. 9), что евразийство возникло в эмиграции в начале 1920-х годов как реакция на саморазоблачительную революцию и предательство Запада. На первый взгляд антизападное евразийство тоже можно отнести к интересным поискам «удерживающего» направления (в чем-то можно видеть перекличку с восточными симпатиями К.Н. Леонтьева). Оно объясняется надеждой вывести Россию из апостасийного круга проблем погрязшей в грехе «вырождающейся Европы» — отсюда уход к Востоку, в Азию, в опоре на который Россия и раскроет миру свою «общечеловеческую правду»... (Вспомним также, что белый генерал Р.Ф. Унгерн фон Штернберг стал в 1921 г. русским диктатором Монголии и надеялся победить мировую революцию ордами азиатов.)

Отношение евразийцев к Западу было непримиримым, поскольку он «предал христианскую Истину», и даже «понятие славянства... не оправдало тех надежд, которые возлагало на него славянофильство», — утверждали евразийцы во вступлении к первому своему программному сборнику статей. Отношение же к азиатскому Востоку было снисходительнее, поскольку он Истиной еще не обладал и, следовательно, ее не предавал. «Мы не сомневаемся, что смена западно-европейскому миру придет с Востока...»[56].

Поначалу евразийство не вызывало особой критики со стороны Церкви. Наоборот, например, митрополит Антоний (Храповицкий) отмечал:

«Я вполне присоединяюсь к их мысли, которая многим писателям покажется парадоксальной, о том, что нравственные и религиозные идеалы магометан и язычников Азии во многих отношениях ближе к русским, т.е. к чисто христианским, чем латинство или протестантство. Еще ближе к нам, чем европейцы, по своим религиозным воззрениям и религиозной жизни давно отлученные от Церкви еретики Ближнего Востока и Юга: армяно-григориане, сирийцы-несториане и евтихиане, копты и абиссинцы, отвергавшиеся нами с непростительным безучастием.

Преимущественная близость их, а равно и ортодоксальных иудеев, магометан и соседей-язычников, к православному Христианству заключается в том, что они все взирают на религию как на самоотверженный подвиг, как на аскетизм, тогда как западные наши соседи только в самое последнее время отстают от чисто утилитарного отношения к религии...

Я желал бы верить и верю, что их [евразийцев] надежда превратить врагов Христовых в Его служителей, Савлов превратить в Павлов не имеет иных внутренних оснований, кроме этого энтузиазма или, как они выражаются, пафоса. ... помоги им Господь! Возможно, что они в этом ошибутся, но их искренности я вполне верю»[57].

Конечно, митрополит Антоний в такой своей трактовке евразийства как миссионерства был не вполне точен, упуская из виду его другие стороны и цели. Тем не менее, напомним, что евразийской идеологией сначала увлеклись такие видные православные философы, как кн. Н.С. Трубецкой, В.Н. Ильин, Л.П. Карсавин, Г.В. Флоровский и др. Однако первоначальный романтический вкус новизны у многих православных улетучивался по мере того, как евразийство саморазоблачалось в своем неправославном развитии, подчиняя истину Православия «кровному и духовному родству» с Азией. «Евразийцы пытаются утвердить и некое религиозное единство Евразии, странным образом без снятия граней по вере. Они не останавливаются на правиле веротерпимости. Они торопятся под него подвести не только религиозно-нравственное, но религиозно-мистическое основание. Так слагается соблазнительная и лживая теория “потенциального Православия”[58]... Судьба евразийства — история духовной неудачи. Нельзя замалчивать евразийскую правду. Но нужно сразу и прямо сказать — это правда вопросов, не правда ответов, правда проблем, а не решений... Не от Духа, а от плоти и от земли хотят набраться они силы. Но нет там подлинной силы, и Божия правда не там»[59], — такой приговор вынес позже евразийству Георгий Флоровский, приняв вскоре после этого священный сан.

В каком-то смысле евразийство тоже стремилось дать обоснование вселенскости русской идеи, но в ограниченных духовных координатах: оно не чувствовало, что судьбы мира все-таки связаны с историей всей средиземноморской христианской цивилизации, с противоборством ее апостасийных и «удерживающих» сил, а также с глобальной мощью ее главного антихристианского противника, ждущего «иного мессию» и превратившего Запад в свой инструмент антихристианского мирового господства. В неощущении этого заключается главная ущербность евразийства: оно отказывается от причастности к главному стержню мировой истории, отходит от христианского понимания судеб мира — в географическое толкование российского призвания, то есть в провинциализм, как будто от антихриста можно спастись в географической резервации. С этой точки зрения, при некоторых политически правильных суждениях и планах, евразийство было натуралистической утопией, игнорирующей православную эсхатологию.

Бердяев тоже отмечал у евразийцев многие отрицательные стороны, в частности:

«Иногда кажется, что близко им не русское, а азиатское, восточное, татарское, монгольское в русском. Чингис Хана они явно предпочитают Св. Владимиру. Для них Московское царство есть крещеное татарское царство, московский царь — оправославленный татарский хан. И в этом близком сердцу евразийцев царстве чувствуется непреодоленное язычество азиатских племен... Магометане ближе евразийскому сердцу, чем христиане Запада. Евразийцы готовы создать единый фронт со всеми восточно-азиатскими, не христианскими вероисповеданиями против христианских вероисповеданий Запада... Евразийцы дорожат русским язычеством, которое очень сильно было в старом русском быте... Остается впечатление, что для евразийцев православие есть прежде всего этнографический факт, фольклор, центральный факт национальной культуры. Они берут православие извне, исторически, а не изнутри, не как факт духовной жизни, вселенский по своему значению...»[60].

Однако положительные стороны евразийства в оценке Бердяева были ему самому близки. «Наибольшего сочувствия заслуживают политические взгляды и настроения евразийцев. Это — единственное пореволюционное идейное направление, возникшее в эмигрантской среде, и направление очень активное. Все остальные направления, “правые” и «левые», носят дореволюционный характер и потому безнадежно лишены творческой жизни и значения в будущем. Евразийцы стоят вне обычных “правых” и “левых”. В только что вышедшей четвертой книге “Евразийского Временника” наносятся решительные удары “правым” и изобличается ложь их религиозно-православных и национально-русских претензий... Евразийцы признают, что революция произошла и с ней нужно считаться».

Неудивительно, что это «признание революции» у евразийцев вскоре дошло до сменовеховского совпатриотизма и признания «государственно-объединительной миссии» большевиков. И в этом сам Бердяев недалек от них со своим броским тезисом:

«На Третий Интернационал перешли многие черты Третьего Рима. Третий Интернационал есть тоже священное царство, и оно тоже основано на ортодоксальной вере. На Западе очень плохо понимают, что Третий Интернационал есть не Интернационал, а русская национальная идея. Это есть трансформация русского мессианизма... Западные коммунисты, примыкающие к Третьему Интернационалу… не понимают, что присоединяясь к Третьему Интернационалу, они присоединяются к русскому народу и осуществляют его мессианское призвание... Поражение советской России было бы и поражением коммунизма, поражением мировой идеи, которую возвещает русский народ»[61]...

Это была не «трансформация русского мессианизма», а его кощунственное извращение в полную противоположность: в прообраз царства антихриста — вот куда логично приводит отрицание «удерживающей» монархии. Этот свой извращенный антирусский постулат Бердяев пропагандировал с 1930-х гг. в статьях[62], а книгу тогда опубликовал на главных европейских языках (кроме русского, первое русское издание вышло в лишь в 1955 г.), чем внес свой вклад в западную русофобскую советологию, отождествляющую зверства, богоборчество и агрессию жидобольшевицкого марксистского режима с «традиционным русским варварством».

Ни западнический апостасийный космополитизм, ни бегущее от него в Азию евразийство, ни марксистский интернационализм с идеалом всемирного тоталитарного муравейника — это не всечеловечность. Это примитивизирующие виды человеческого объединения, не требующие духовных усилий, кроме скольжения вниз (в коммунизме насильственного), к упрощенному общему знаменателю (как и экуменизм на религиозном уровне). Идеал же «общечеловеческой семьи» у православных русских направлен вверх, к должному, к ощущению Замысла Божия и смысла истории, единого для всех. Россия не только Европа; но в России заключен смысл христианской Европы, включающий в себя осознание и преодоление ее соблазнов и грехов, которые прорвались в нашей европейско-интернационалистической революции.

+ + +

Таким образом, ставя себе цель воссоздания «удерживающей» исторической России, в наше время необходимо учитывать следующие аспекты:

1) Особенности русского народа и его национального идеала как преобладания духовно-нравственных ценностей над материально-юридическими. В этом прав и Бердяев: «Русский народ не может создать серединного гуманистического царства, он не хочет правового государства в европейском смысле этого слова... То, что европейскому буржуа представлялось добродетелью, то русскому человеку представлялось грехом... И не может русский человек хотеть, чтобы на место коммуниста пришел европейский буржуа»[63]. Это может привести лишь к дальнейшему разрушению России. (К сожалению, с началом горбачевской "перестройки" именно этот разрушительный курс избрала партноменклатура КПСС.)

2) Особенности сегодняшнего состояния человечества, деградирующего и отступающего от этого христианского идеала — к варваризации, атомизации, энтропии — вплоть до угрозы разрушения планеты. Этот глобальный процесс построения царства антихриста, возглавляемый мировой закулисой с ее оплотом в США, не обратить вспять. Но для сопротивления ему православной России уместно привлекать во взаимовыгодном геополитическом союзе и наиболее здоровые силы внутри Запада, и все другие народы, сопротивляющиеся американской глобализации. В таком прагматическом геополитическом понимании «евразийство» выглядит оправданным.

3) Осознание единственного пути выживания как восстановления русского православного идеала «Удерживающего» в сопротивлении мировой энтропии для создания в восстановленной России последнего прибежища для всех достойных людей из всех народов: «Стана святых и града возлюбленного» (Откр. 20), который не покорится антихристу и будет спасен Господом в Царство Небесное. Границы же этого Стана и Града будут зависеть от размаха сопротивления русского народа в четком осознании своей ответственности, которое уяснила себе русская эмиграция, что никакой другой народ на планете не способен уже взять на себя эту задачу.

Таков итог опыта русской православной эмиграции в ее служении «правде о Небе». Итог миссии русской эмиграции, ковчег которой, по образному выражению Г. Федотова, прибило на вершину горы, с которой она могла увидеть действительность, Россию и Запад и «все царства мира», без румян и прикрас, и лучше осознать всемирное значение России.

С этой эмигрантской «вершины» начнем далее в нашей книге постепенный «спуск» к некоторым другим уровням и областям эмигрантской деятельности — как следствиям, дополнениям и иллюстрациям вышесказанного. В следующей главе, о литературе в эмиграции, мы не станем специально возвращаться к описанным религиозно-философским проблемам и к русской идее, но будем их иметь в виду.

1990–1994

Примечания

1. Серафим, архиеп. Русская идеология. С.–Петербург. 1994. С. 78, 82, 94.

2. Аверкий (Таушев), архиеп. Придет ли антихрист и когда? // Современность в свете Слова Божия. Слова и речи. Джорданвиль. 1976. Т. I. С. 68–69.

3. Раскатов В. Где истина и где ложь? // Владимирский Вестник. Сан-Пауло. 1964. № 100, с. 50–55.

4. Нравственное богословие для мирян. СПб. 1901. С. 372–373.

5. Беседовательное толкование Второго Послания к Солунянам Епископа Феофана. Москва. 1873. С. 71.

6. Тихомиров Л. Монархическая государственность. Буэнос-Айрес. 1968. 313.

7. Беляев А. О безбожии и антихристе. Сергиев Посад. 1898. Т. 2. С. 507–508.

8. Сергиев И., прот. (Кронштадтский). Новые слова, произнесенные в 1902 году. 1903. С. 47.

9. Константин (Зайцев), архим. Чудо русской истории. Джорданвиль. 1970. С. 68-69, 264-302.

10. Жевахов Н., кн. Причины гибели России. Новый Сад, 1929.

11. Указы цит. по: Филимонов Б.Б. Конец белого Приморья. США. 1971. Часть 1. Гл. III–IV.

12. Аверкий (Таушев), архиеп. Непростительное легкомыслии — или...? // Современность в свете Слова Божия. Слова и речи. Джорданвиль. 1976. Т. III. С. 173.

13. Лопухин П. Святая Русь и Русское государство. Мюнхен, 1953. С. 21.

14. Мистическое значение Российских мучеников. Доклад Епископа Нектария // Русский паломник. Чико (Калифорния). 1991. № 3. С. 37.

15. Нафанаил, еп. О Петре Великом // Русское возрождение. Париж-Москва-Нью-Йорк. 1978. № 2. С. 170.

16. Алферьев Е. Император Николай II как человек сильной воли. Джорданвиль. 1983. С. 86.

17. Константин (Зайцев), архим. Чудо русской истории. С. 169.

18. Андреев И., проф. Православная жизнь. 1951.

19 Константин (Зайцев), архим. Чудо русской истории. С. 169–170.

20. Константин, архим. Что для нас есть Истина? // Православная Русь. Джорданвиль. 1962. № 21. 14 нояб. С. 2

21. Серафим (Роуз), иером. Будущее России и конец мира. Доклад на Всезарубежном съезде православной молодежи в Сан-Франциско в августе 1981 г. // Православный путь. Приложение к журналу «Православная Русь» за 1986 год. Джорданвиль. 1987. С. 4–15.

22. Концевич Е. Архиепископ Феофан Полтавский // Православная Русь, 1974, № 24. С. 7–8.

23. Аверкий (Таушев), архиеп. Судьбы России и всего мира // Современность в свете Слова Божия. Слова и речи. Джорданвиль. 1976. Т. III. С. 393.

24. В первом издании сборника-справочника «Россия перед вторым пришествием» (сост. С.В. Фомин) данное предсказание архиепископа Феофана приводится по указанному зарубежному источнику (Изд. Троице-Сергиевой Лавры, 1993. С. 322). Во 2-м издании (М. «Родник». 1994. С. 371) появляется также подстрочное примечание со словами о «линии матери» со ссылкой на российского автора, сотрудника пресс-службы митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычева): Болотин Л. Русь, грядущая навстречу Христу // Сергиев Посад. 1993. № 11. С. 7. Возможно, именно отсюда берет свое происхождение эта новая версия текста, которая уже без ссылок на источник воспроизводится в других публикациях, напр.: Ричард (Фома) Бэттс, Вячеслав Марченко. Духовник Царской Семьи. Святитель Феофан Полтавский (1874–1940). М. 1994. С. 89, 11–112. Болотин ссылается на утраченное личное письмо ему архимандрита Нектария (Чернобыля) из Иерусалима и на свидетельство В.П. Кузнецова (который ссылается на свидетельство умершего в 1994 г. схимонаха Антония (Чернова), келейника владыки Феофана). Следует отметить, что Болотин отрицает права Кирилловичей, противопоставляя Георгию Гогенцоллерну другого потомка Романовых по линии матери: Тихона Николаевича Куликовского, сына Великой Княгини Ольги Александровны, сестры Государя Николая II, от морганатического брака с Н.А. Куликовским. Однако после смерти Т.Н. Куликовского в 1993 г. эта версия предсказания стала монополией ветви Кирилловичей, не имеющих прав престолонаследия. Заметим также, что права на российский престол «по линии матери» теоретически, согласно статье 35 Основных Законов Российской Империи, могут иметь потомки всех Великих Княжен Романовых, вступивших в брак с представителями других династий, при условии удовлетворения другим требованиям престолонаследия (см. гл. 19).

25. Епископ Шанхайский Иоанн. О духовном состоянии Русского народа в рассеянии сущего // Деяния Второго Всезарубежного Собора Русской Православной Церкви заграницей. Белград, 1939. С. 147–159.

26. Серафим (Соболев), архиеп. Русская идеология. С.-Петербург. 1994. С. 117.

27. Серафим (Иванов), архиеп. Судьбы России. Чикаго. 1959. С. 24–30. — Цит. по: Россия перед вторым пришествием. Сост. С.В. Фомин. М. 1994. С. 366–367.

28. Константин (Зайцев), архим. Чудо русской истории. С. 50.

29. Константин (Зайцев), архим. Чудо русской истории. С. 173.

30. Православная Русь. 1993. № 1. С. 8.

31. Зызыкин М. Земский Собор или Учредительное Собрание // Наша страна. 1949. № 33. 10 дек. С. 7–8.

32. Аверкий (Таушев), архиеп. Была ли у нас Святая Русь?// Современность в свете Слова Божия. Слова и речи. Джорданвиль. 1976. Т. IV. С. 103.

33. Аверкий (Таушев), архиеп. Святая Русь наш идеал // Современность в свете Слова Божия. Слова и речи. Джорданвиль. 1976. Т. IV. С. 385.

34. Серафим (Роуз), иером. Будущее России и конец мира. С. 5.

35. Борьба за открытие храмов // Вече. Мюнхен. 1988. № 29.

36. Подробнее явление т.н. «Русской партии», ее становление, достижения, покровители в партаппарате и причины ее поражения, описано нами в книге «Вождю Третьего Рима» (гл. IV–7: «Русская партия» и власть). — Примечание 2014 г.

37. Молодая гвардия. М., 1965. № 5.

38. Назаров М. «Время cобирать камни» // Поcев. 1981. № 12.

39. Назаров М. О романе Д. Балашова "Ветер времени" // Вече. 1988. № 29.

40. Известия. 1981. 9 окт.; Посев. 1981. № 11. С. 7–8.

41. Назаров М. «Ставьте вопросы конкретнее». О выставке художника И. Глазунова // Посев. Франкфурт-на-Майне. 1978. № 10. С. 9–11.

42. Cлавинcкий М. За Роccию — против варваров // Поcев. 1984. № 1; Назаров М.В. «Время cобирать камни» // Поcев. 1981. № 12; Назаров М.В. Достигнет ли цели «литературное» постановление ЦК? // Посев. 1982. № 12.

43. Подробнее это описано нами в книге «Вождю Третьего Рима» (гл. VIII. Русская Православная Церковь, власть и народ). — Примечание 2014 г.

44. Тускарев А. Некоторые вопросы современного монархического движения. Рукопись. 1993. Окт.

45. Константин (Зайцев), архим. Чудо русской истории. С. 156, 162.

46. Константин (Зайцев), архим. Чудо русской истории. С. 177.

47. Константин (Зайцев), архим. Чудо русской истории. С. 153.

48. Константин (Зайцев), архим. Чудо русской истории. С. 156.

49. Константин (Зайцев), архим. Чудо русской истории. С. 182.

50. Константин (Зайцев), архим. Чудо русской истории. С. 181.

51. Константин (Зайцев), архим. Чудо русской истории. С. 186.

52. Константин (Зайцев), архим. Чудо русской истории. С. 301–302.

53. Ильин И. Наши задачи. Париж. 1956.

54. Константин (Зайцев), архим. Духовное состояние современного мира. Доклад на Архиерейском Соборе Русской Зарубежной Церкви // Православная жизнь. Джорданвиль. 1962. № 12. С. 28.

55. Константин (Зайцев), архим. Православная русскость // Православный путь. Джорданвиль. 1971. С. 19.

56. Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев. София. 1921. С. IV, VII.

57. Русский Военный Вестник. Белград. 1927. № 74. 25 дек. 1926/7 янв. 1927. — Цит. по: Никон (Рклицкий), архиеп. Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Нью-Йорк. 1962. Т. IX. С. 134.

58. Евразийство. Опыт систематического изложения. Париж, Берлин. 1926. С. 19. (Сноска Г. Флоровского)

59. Флоровский Г. Евразийский соблазн // Современные записки. Париж. 1928. № 34. — Цит. по: Новый мир. М. 1991. № 1. С. 195, 197, 206.

60. Бердяев Н. Евразийцы (Евразийский вестник. Книга Четвертая. Берлин. 1925 г.) // Путь. Париж. № 1. С. 134–139.

61. Бердяев Н. Истоки и смысл русского коммунизма. Париж. 1955. С. 117–118.

62. Напр.: Бердяев Н. Аура коммунизма // Новый град. Париж. 1936. № 11. С. 45.

63. Бердяев Н. Новое средневековье. Берлин. 1924. С. 85–87.