Ольга КОРЗОВА. Страница неба

***

Живое проявляется на срезе.

Пугает боль, но если б не излом,

Душа, наверно, продолжала грезить

До старости о чём-то о своём,

В уединенье, по заветам предков,

Не ведая ни дыма, ни огня.

Но чей-то нож коснулся нежной ветки,

И стон её донёсся до меня.

И я, подобно веткам краснотала,

Хранящим до поры речной покой,

Далёким листьям в лад затрепетала

На берегу над северной рекой,

Как будто и моя открылась рана,

И надо мной взметнулось вороньё,

И стрелы украинского майдана

Летят сквозь сердце русское моё.

***

Засинела река.

          День-другой — и отправится лёд

ко студёному морю

          от лежбищ привычных и сонных.

И когда-нибудь вслед

          за весенними льдами уйдёт,

из тяжёлого тела

          рванувшись к светлеющим кронам,

сквозь которые —

верю! —

вот-вот, и пробьётся рассвет,

и согреет скворца,

          прикорнувшего в старой скворешне,

быстрокрылая жизнь.

          — Да была ли ты, милая, нет? —

Или морок напал

          в стороне невесёлой, нездешней…

ВЕСЕННЕЕ ПОСВЯЩЕНИЕ ДОМУ

Словно старое платье,

          внезапно становится мал.

Задыхаешься в нём,

          торопясь поскорее покинуть.

Ни звонок, ни письмо,

          ни любимый зимою журнал

не удержат тебя,

          и глядит укоризненно в спину,

удручённо качая

          щелястым окном чердака

и вздыхая по-дедовски

          каждой своей половицей.

…Если б видел твой дом,

          как сияет весною река,

если б мог заглянуть

          одуванчикам в нежные лица...

***

Всё пошло, как водится, с молотка.

Что не надо — отдано просто так.

И остались реки да облака,

Да за дальней далью — Иван-дурак.

Шлёт ко мне он весточки каждый день,

Только этих весточек нет грустней.

Sms-ки щёлкают — трень да брень,

Да не пишет он, как живётся с ней.

И пустынна утром моя изба,

И лежат — не тают весною льды.

Если мне Иванушка не судьба,

Может, вовсе нет у меня судьбы?

***

В первый раз без моей защиты,

Без тревожных, прощальных слов.

Сталактиты и сталагмиты

Там, где раньше была любовь.

По привычке ещё сочится —

Но не хлынет, не захлестнёт.

Из живых родников водица

Превращается в горький лёд.

Неожиданный и суровый —

Не пробить, не найти исток.

И, на росстани зрея, слово

Молча смотрит на даль дорог.

***

А всё-таки — да здравствует полёт! —

В апрельский воздух вырваться из клетки!

Пусть пёрышком на землю упадёт

Страх высоты, томительный и едкий.

Пускай внизу останутся края,

И полочки, и рамки, и лекала —

Вся, без остатка, опытность моя,

Которая хранила и мешала,

Пропитывая ядом каждый час,

Перебивая вкус воды и хлеба.

Открытая, как будто в первый раз,

Зовёт меня к себе страница неба…

ЗАПАХ БЕДЫ

А старухи опять

          запасаются мылом и солью.

Запах близкой беды

          им доподлинно с детства знаком.

И молчит напряжённо

          пустынное русское поле,

а с окраины тянет

          и порохом, и табаком,

да не тем, заграничным,

          с тягучим густым ароматом,

а махоркой простой,

          будто старый встряхнули кафтан.

И уснуть я не в силах,

          как будто бы впрямь виновата

в том, что плачут старухи

          и смотрят с тоской на экран.

МОЛИТВА О СЕБЕ

Это худое женское,

глупое естество

плачет порой и молится,

просит пустить на волю.

Только не слушай, Господи,

Ты никогда его.

Да и куда же выпустишь? —

Лишь на реку да в поле.

Разве сумеет дурочка

жить на другом краю

даже своей деревни,

не то что чужого мира?

Вряд ли неделю вытерпит

и у Тебя в раю,

хоть и не привередница,

пусть назовут придира —

всё же не к быту, Господи, —

хлеба и молока

хватит ей, чтоб насытиться

и не желать иного,

видеть из окон реки,

церковь да облака,

да иногда рождалось бы

и трепетало Слово…