Наталья РОМАНОВА. Пекло земля пекла

ГОСТИ

Кровать-скамейка. На ней рожали…

Древесный запах заполнил дом.

Скрипели двери, будто скрижали

Писались тоненьким угольком.

Сходились гости. В руках — по стопке.

Спешили, видно, на огонёк.

Слова и Слово бросали в топку.

А на дощечке спал мотылёк.

Сражались мысли на поле битвы.

Пищали мыши на чердаке…

А к сердцу близко

          Дрожал, как листик,

Листок с молитвою в левой руке.

Гремели кружки. Горели свечки.

Смеялись люди. Им невдомёк,

Что Божий ангел достал из печки

С горячей кашею чугунок…

УХОДЯТ ДОМА…

У меня на руке — почерневшая дробь из черники.

Не растёт на лугах эта страшная спелая дробь.

Вот опять Петербург дал ночлег перехожей калике,

И Луганку мою заменила холодная топь...

Как трамваи, дома уходили и прятались в дыме.

Их съедал этот дым, как последнюю пищу иуд.

Я оттуда ушла, ведь на площади Горького ныне

Только травы, как свечи, и свечи, как травы, растут...

ВАДИМУ НЕГАТУРОВУ

Поэту, герою, который был сожжён нацистами в Доме профсоюзов в Одессе 2 мая 2014 года

Перед домом — очередь людей.

С них слетают маски, словно птицы;

Автоматный гул очередей

К нам в Луганск сегодня возвратится…

Вместо граней жизненных — гранит.

С чёрной вестью смолкли поэтессы…

Надо мной со свечкою летит

Наш поэт. Он — мученик Одессы.

Всё идёт, вылазит из ларца

Саранча в костюмах жёлто-синих…

Нет на мне тернового венца,

На глазах — седых ресничек иней.

Толпы душ, отпавших от Творца,

В ад ведут широкие дороги.

Встал Иуда в маске без лица, —

Заправляет шествием убогих.

Раскололся каменный заслон

Над моей Отчизною родною:

Кто идёт к Святыне на поклон,

Кто немецкой грезит ветчиною…

Хайль, страна! Над трупами — салют.

Все ползут на Праздник всесожженья.

Пусть поют, но пусть со страхом ждут

Майский день Святого Воскресенья.

11 мая 2014 года

ИЗНАНОЧНАЯ

В старую нашу шкатулочку

Сердце по крохам сложу.

Я — рукодельница-дурочка —

Только изнанку вяжу.

Нет, чтобы белою пряжею

Судьбы навеки скрестить!

Дурочка будет и сажевый

Свитер с изнанки носить.

Видно, вязать я обязана

Кофты, что греют в метель.

Были бы силы завязывать

Узел до сброса петель.

Выбросьте эту шкатулочку —

Я без неё не грущу.

Жизнь свою (видите — дурочка!)

Всю на людей распущу.

МАЛЕНЬКИЙ КРЫМ

Горы и горки,

     море и камни,

дымка и дым,

Кто поместил вас

     в это названье —

«Маленький Крым»?

В тесном ущелье —

     скромная келья.

Вот и приют.

Ангелы Света

     Богу из лета

песню поют.

Пламенным утром

     вижу как будто

Дом кораблей —

Царского роста

     крошечный остров

жизни моей.

КИЕВ, ЛИКУЙ!

Какой палач обезглавил тебя, мой город?

Крылья расправил и прилетел голод…

Вишню взорвал, сливу взорвал, грушу.

Киев, оставь! Слышишь, оставь душу.

Какая мать родила желторотых нищих?

Их Каин поил, и Каин вскормил пищей.

Их пушки детьми, живыми детьми стреляли.

Столица, ликуй! Свободных людей распяли.

Какое окно откроет теперь мой город?

Под стоны ветров поёт по ночам холод.

Ревёт самолёт, стирается грань с адом, —

По улицам бьёт каштановый лёд с градом...

ЗОНА АТУ

В ветках запутался мёртвый грач.

Перья его — зола.

Землю мою обошёл палач,

Сел во главе стола.

Яства готовы: вороний глаз,

Кости, трава полынь. —

Скудно и горько. А мой Донбасс

Пьёт молоко святынь.

Быстро, как птицы, взлетали ввысь

Брызги кусков стекла.

В старой духовке, не смазав лист,

Пекло земля пекла.

В печке горели среди всех зол

Мысли мои в дыму.

Новой метлою до ночи мёл

Ветер в моём дому.

Полуслепой, но, как Божий глас,

Ворон кричал в бреду,

Что на закате в родной Донбасс,

В землю его паду...