Николай ЧЕБОТАРЕВ. Федины письма
Бывает и так: человеку дается не одна жизнь. Мне довелось прожить две, а недавно замечательные краснодарские хирурги подарили третью. Первая, по воле мечты, едва ли не полностью отдана авиации; вторая, по зову рассудка и сердца, посвящена семье и отчасти литературе; последняя, вследствие медицинского заключения, пока на «якоре». Озадачить, однако, успела.
Дело в том, что после возвращения «оттуда», жизнь вокруг представилась по-другому, — убогой и зыбкой, неряшливой и суетливой. Эти пыльные хвосты деревьев… эти шпротные банки автомобилей на конвейере дорог. Зачем вернулся из космического торжества белого покоя, из первородного единства вещества, в котором действительность не обременена тиранией времени?
Следующий момент. Напрочь пропала охота к литературному труду: данный «писк» — напоследок. Да напиши хоть о камне, что летит к земле, а он летит, чтобы разбить ее вдребезги, кого сие обеспокоит? Хрюканье, визг у «корыта» разве что трубный глас заглушит (прости, Господи, — навеял-таки ВВЖ образ). Около индивидуальной кормушки, правда, несколько тише, более чинно. Прочел недавно в газете, что некто неказистый зарабатывает по 4,5 млн рублей в день. Так и представился завтрак трудяги: несут ему жареного бычка, пару ведер черной икры…
Итак, чем займусь? Поехал бы защищать Новороссию, но кровная связь с Украиной тормозит принятие жесткого решения. Насилую разум надеждой — авось образумится братский народ.
Заботливая судьба, между тем, не дремлет: на днях получил «повестку». «Почитай, — сказал дальний родственник, передавая старый потертый конверт. — Письма Митина Феди, моего дяди. Бабушка, потом мама — хранили». На конверте карандашом: «Федины письма».
Прочитал; перечитываю, пока есть время; пытаюсь дословно разобрать ветхие тексты. И слышу голос самостоятельной драгоценной субстанции, которой нет еще имени в человеческом языке.
— Здравствуйте, мамочка и сестренки!! Посылаю вам, дорогие мои, горячий привет и наилучшие пожелания из села, только что отбитого у немцев. Спешу сообщить вам, мои милые, что я жив, здоров, чего и вам от всей души желаю. Много расписывать — некогда, нужно садиться за рацию, дежурить, давать связь. Сейчас вся связь возложена исключительно на нас, на радистов. Так что работы хоть отбавляй. Жарко! Эх и дали жизни фрицам! Драпают вовсю. Ну, пока. Передавайте привет всем-всем!!! Целую. Федя. 16.7.43.
— Милый мальчик… Душа моя… — начинает звенеть во мне чуткая струна. А «связь» продолжает работать.
— Здравствуйте, мамочка, Галочка, Леночка! Я жив, здоров, чувствую себя замечательно, чего и вам от всей души желаю, дорогие мои. Простите меня, что долго не писал. Нет времени — не до писем. Можете поздравить меня с получением правительственной награды — медали «За отвагу». Теперь я уже младший сержант. Ну, вот пока и все. Передавайте мой горячий привет всем-всем. Пишите. Целую. Ваш Федя. 24.10.43.
Всего посланий с фронта 35; большинство — сообщения «жив-здоров»; местожительство получателей — г. Баку, координаты отправителя — полевая почта 45997 или 45997Д. На письмах-треугольниках, почтовых карточках помимо штемпелей почты стоят штампы просмотра военной цензурой. Ей же, очевидно, вымараны по нескольку слов на отдельных листках, скорее всего названия населенных пунктов.
Среди первых весточек родным от бойца есть стихотворные:
Сегодня год, как я расстался с вами,
Мои родные, милые мои!
Не верится, что он уж за плечами.
Суровый год. Тяжелый год войны.
Слова просты, чувства святы. Бегут перед глазами узловые точки из рифмованных строк: «Я помню, как мы жили и трудились…», «Двадцатый стукнул…», «Покончим с немцами, и время повернется…». И как накат зимней стужи: «16.1.43».
Судя по всему, январь 2015 года в Новороссии будет тоже суровым. Снова на русской земле беда: свирепствуют «паны», точнее — отребье холопье, наследники психологии нацистских прихвостней.
При анализе действий карателей приходит на ум единственное определение: «уголовщина». Как-то довелось услышать от одного «авторитетного»: «Никто не убедит меня, что воровать — плохо». По жесткому прищуру глаз понял: упрям, паскуда. Такого не вылечишь, пожалеть разве что. Пулей.
Все мы любим детей. В жизни потомков видим продолжение своей, а поведение существ, желающих прекращения рода, считаем аномальным. Следуя логике данных основ, надо признать, что какая-то часть украинцев впала в состояние социальной апатии, перемежаемой поразительным скачкообразным («кто не скачет…») буйством. Как не взять в толк, что, стремясь в Европу, страна домогается «зоны» цивилизации, где «хозяевами жизни» всерьез поставлен вопрос о необходимости сокращения населения. Новые технологии, автоматизация и роботизация производственных мощностей, грядущий дефицит природных ресурсов и, разумеется, власть делают множество лиц в «заповеднике» просто не нужными.
«Боже, как тихо. Луна за окном; город спит…» — спотыкаюсь вдруг на разбеге напрасной проповеди.
— Прости, Федя, — включаюсь в «прослушку», — отвлекся малость.
— Здравствуйте, мамочка, Галочка, Леночка!!! — слышу «на тех же частотах». — Сегодня, мамочка, получил письмо, написанное тобой 9.1.44, за которое тебя горячо благодарю и спешу немедленно ответить. Оказывается, я наделал делов этим словом — «эскулапы». Я думал, что тебе будет понятно, а оказывается — нет. В Древней Греции эскулапами называли ученых-медиков. А теперь так в шутку называют врачей. Так что, я думаю, теперь тебе понятно, из чьих рук я вырвался.
Сейчас я живу в одной белорусской деревеньке на берегу Днепра. Отсюда хорошо виден замерзший Днепр и вся та сторона, где сидит немец. Я живу по-прежнему хорошо. Нового у меня нет ничего.
Сегодня 27.1.44. Два года и 11 дней назад я расстался с родным, дорогим Баку. Как незаметно пролетело время! Ведь два года! Даже не верится!
Мамочка, ты спрашиваешь, в чем я нуждаюсь. Абсолютно ни в чем. Разве только птичьего молока нет. Даже ром и шампанское бывают (конечно, немецкие), не говоря уже о нашей русской самогонке… Нас, фронтовиков, снабжают замечательно. Но ведь в наши руки попадает все то, что оставляют немцы во время бегства. А они бросают буквально все, лишь бы унести ноги, а зачастую и ноги остаются. Так что присылать посылку не нужно. Если бы прислала ваши фотокарточки, то это было бы замечательно. Уж очень хочется посмотреть, какие стали теперь мои сестренки и ты, мамочка. Ну, кажется, на сегодня хватит. Передавайте всем-всем мой горячий привет. Пишите. Целую. Федя. 27.1.44.
Каждый день приносит какие-то мелкие хлопоты. Вчерашний провел в больнице. Диагноз подтвердился: пациент будет жить. В свободное время сажусь за рабочий стол:
— Здравствуй, Федя!
— Здравствуйте, мамочка, Галочка, Леночка!!! — веет теплыми токами буквенная вязь; теплом руки, что творила ее. — Несмотря ни на что, я все-таки, пока что, жив, здоров, чувствую себя замечательно, настроение хорошее, чего и вам от всей души желаю, дорогие мои.
На днях мы прорвали сильно укрепленную оборонительную полосу немцев, форсировали Днепр, угнали немцев далеко на запад и заняли много населенных пунктов, в том числе город Рогачев. Теперь наша часть, по приказу Сталина, пишется «Рогачевской». Это вкратце. Подробнее напишу завтра-послезавтра, когда хоть немного очухаюсь. Передавайте мой горячий чистосердечный привет всем-всем. Пишите. Я жду. Обнимаю и целую. Ваш Федя. 25.2.44.
«Батюшки, опять дополуночнился…Все окна в 16-этажках темные. Нет, десятка полтора горят. Писатели, наверное, не спят».
— А где то письмо? А, вот… нашлось.
— Здравствуйте, мамочка, Галочка, Леночка! Спешу сообщить вам, мои милые, о том, что я жив, здоров, чувствую себя замечательно, настроение хорошее, чего я вам от всей души желаю, дорогие мои.
Можете поздравить меня. Сегодня я получил еще одну правительственную награду — орден «Красная Звезда». Сегодня же я получил партбилет.
Мамочка, вчера я выслал переводом по почте шестьсот рублей. Как получишь, то сообщи мне. Ну, вот, пока как будто все. Передавайте мой горячий привет всем-всем. Пишите. Я жду. Обнимаю и целую. Ваш Федя. 10.3.44.
Далеко уносят Федины письма. И обещание «пискнуть» забыл. А что, собственно, собирался «отчеканить»? Правду о Советском Союзе, закрытую от молодежи дымовыми завесами лжи. Правду о современной России, которая «глаза колет».
Несколько лет назад «разразился» стихами:
«Ржавею», «покрываюсь солью»,
Как брошенный корабль на мель.
И умираю горькой болью,
Не лечит сон, не нужен хмель.
Россия, Храм Земли нетленный,
Уходишь в тень, уходишь в ночь.
А я твой пахарь, раб твой верный
Не знаю, чем тебе помочь.
Наследники позорной славы
Сегодня снова на коне:
С народом торг ведут кровавый,
И это значит — быть войне.
А тут еще другое горе
(мне ясен весь расклад сполна):
Отчизне вновь из Забугорья
Грозят чужие племена.
Придут умножить наши раны…
Что сделаю на случай сей?
Уйду, конечно, в партизаны
И прихвачу с собой друзей.
Теперь думаю: стоит ли «суетиться», когда дело идет к рукопашной? «Воевать нужно!» — вспоминаю из Фединого наказа сестре и «включаю» повтор.
— Здравствуй, Галочка!!! Получил твое письмо, которое ты написала 29.2.44. Вот это мне нравится. Молодец, что стала чаще писать. Только смотри, не сдавай темпов. Ведь ты, наверное, прекрасно знаешь, с какой радостью встречаем мы, фронтовики, письма из тыла, от дорогих родных и друзей.
Из писем, которые я получаю из Баку, я вижу, что таких девушек, как Вера, девушек, которым «делать нечего», в Баку немало. Очень много девушек сейчас, в такое время, повыходили замуж. И о чем только думают они своими котелками?! Ведь этим самым они связывают себя по рукам и ногам. Тратят драгоценное время. Отрываются от выполнения нашей общей задачи (какой, конечно, понимаешь). Сейчас нужно работать и работать. Воевать нужно! Да, воевать, а не с пеленками возиться! Не детский сад разводить, а у станка ковать победу над коричневой чумой! А они… Так, я надеюсь, Галина, ты свое слово выполнишь — фотокарточку на днях пришлешь. А Юру не обижай, пиши ему, не забывай. То, что ты комсорг, — это хорошо. А вот то, что твоим комсомольцам приходится тебя затаскивать в кино и т.п., это никуда не годится. Наоборот, ты должна быть организатором этого дела. Учти. А маме скажи, чтобы вторую галошу не потеряла, а то ведь совсем без галош останется. Тогда еще больше смеху будет. Сегодня, кажется, весь лист со всех сторон исписал. Уже и писать негде, так что на этом придется закончить. Передавай мой горячий привет всем-всем. Пиши. Я жду. Обнимаю и крепко целую. Твой брат Федя. 16.3.44.
— Ты, Федя, отстаивал родную землю, а я? Скукожили мою державу внутренние и внешние вороги. Хотя… барахтался. В 1989 году потерял «членство» за идею снятия генсека ЦК КПСС с должности.
«Да как вы смеете?! — орали на меня «однопартийцы» на собрании. — Наш дорогой! Михал Сергеич! Да он…»
— Здравствуйте, милые мои!!! Мои дорогие, что такое, почему уж около трех недель я не получаю ни одного письма? Я даже не знаю, чем это объяснить и начинаю, кажется, немножко беспокоиться. Правда, говоря по совести, беспокойство — в полном смысле этого слова — появляется у меня только в трудные минуты жаркого боя, в случае, когда одна из раций моей сети внезапно прекращает работу и очень долго не появляется в эфире. Вот тогда-то у меня появляется настоящее беспокойство, беспокойство за ребят (за замечательных ребят!), которые работают со мной, за радиостанцию, а главное, за связь, — потому что будет связь — будет все! Да, ребята действительно замечательные, даже этого мало сказать. Взять хотя бы орловских Василия Железнова, Евгения Николаева, Петра Зайцева, горьковчанина Павла Лыщева, бакинцев Георгия Сунясова, Ивана Кривцука, Григория Серикова и др. Это же орлы, с которыми не пропадешь! С ними мы ломали и ломаем все преграды, встречающиеся на нашем пути. Не останавливаясь ни перед чем, прокладываем путь к победе. На груди у каждого из моих боевых друзей сияют правительственные награды. Вчера и сегодня у нас поистине праздничные дни. Даже природа, улыбаясь, помогает отпраздновать праздник. И сейчас — замечательная тихая ночь, освещаемая лишь луной и множеством звезд. Даже самый паршивый фриц не смеет нарушить торжественную тишину выстрелом из винтовки, автомата или пулемета. О такой тишине говорят — тишина перед бурей. Да, это тишина перед бурей! Разыграется буря, последняя буря, в которой гнилой корабль Гитлера разобьется в щепки и займет давно уже приготовленное для него место на дне морском! Так что остается одно — пожелать ему «всего хорошего» по пути туда!!! Передавайте мой горячий привет всем-всем. Обнимаю и крепко целую. Ваш Федя. 2.5.44.
— Стыдно мне, Федя. Какую страну (!) прохрюкали: «Перемен… требуют наши сердца». А требовалось-то применить суровые меры к пройдохам и паникерам, чтобы преодолеть временные невзгоды. Нет, позабыли братство и дружбу, заветы предков, великие идеи, ведущие к победам. Отшибло память — считай, что отшибло ум.
— Здравствуйте, мои дорогие!!! Мамочка, сегодня получил сразу два твоих письма, написанные тобой еще 24 и 26 мая, на которые спешу немедленно ответить. Да, дорогая моя, ничего не поделаешь, если родилась такой, если вся вина в том, что ты «не умеешь жить» (?!). А пока что стараюсь помочь, чем могу. Уже давно я послал письма военкому Дзержинского РВК, сегодня посылаю в Наркомздрав и этому паразиту Мартиросову А.Н. Не поможет — буду лезть еще выше, но своего добьюсь!!! Вот уж если останусь жив, вернусь, тогда пусть не ждут пощады все подобные Мартиросову. Паразит, засиделся там, присосался к своему кожаному креслу и «воюет» с бабами. Сюда бы его! Понюхал бы пороху, почувствовал бы около себя дыхание смерти, пожалуй, научился бы уважать людей и относиться к ним по-человечески. Сердце сжимается, когда слышишь о таких паразитах, отсиживающихся за твоей спиной. Мамочка, так я жду твоих писем с подробным описанием всего, что там у вас происходит. Пиши, не скрывая, не утаивая ничего! Понятно?
Пару слов о себе. Живем в ожидании приказа о наступлении. Ведь очередь за нами. С севера — на Ленинградском — пошли. Союзнички, наконец-то, раскачались и начали работать на западе. Еще раньше они пошли на юге Италии. Ну, а мы попрем с востока. Передавай мой привет всем-всем. Обнимаю и крепко целую. Ваш Федя. 16.6.44.
Сегодня декабрь разделился пополам. Был на прогулке: сначала бродил, потом сидел во дворе. Во время отдыха думал о Феде; казалось, что он рядом. Недалеко от «нас» играли в футбол мальчик и мама. Мяч отскочил, я поднялся, чтобы его вернуть. Когда уходил, малыш помахал мне ладошкой, — будто радужный свет пролил на мир. Живем…
— Здравствуй, Галочка! Получил письмо, а в нем фотокарточка! Молодец, Галина!
У меня пока что все в полном порядке. Что ж, работали мы в прошедших боях, кажется, неплохо. Несмотря на очень быстрое продвижение, связь была бесперебойной. За короткое время мы с боями прошли немалый путь. Достаточно сказать, что за 15 дней мы отмахали 500 километров (а если бы напрямую — только лишь 300). Теперь немцы стали более благоразумными. Они стали понимать, что лучше сдаться в плен к русским, чем попасть в «земотдел». Но есть еще такие заядлые фрицы, которые пытаются сопротивляться. Эти гады уничтожаются беспощадно. Да, дорогая сестричка, наверное, скоро, очень скоро, наступит конец. И опять весь народ вздохнет свободно, полной грудью. А тогда… Тогда увидим, что будет. А пока что передавай мой горячий привет всем-всем. Пиши. Я жду. Обнимаю и крепко целую. Твой брат Федя. 14.7.44.
«А что такое время? — ворочается где-то на периферии мозга по-стариковски неспешная мысль. — Форма, говорят. Шаровидная или квадратная? «Форма» не годится. Вечный труженик с ситом в руках: пустую породу — на свалку, ценному компоненту — новую жизнь и содержание».
— Федя, родной! Держу в руках последнее твое письмо. Знаю, что ты погиб, но в это не верю.
— Здравствуйте, мои дорогие!!! Мамочка, сегодня я получил два письма, написанные тобой, — одно 26.6.44, в котором твоя фотокарточка, другое — 13.7.44. Эти письма меня очень обрадовали, так как, во-первых, теперь я получил все три ваши фотокарточки, а во-вторых, что ты наконец-то отделалась от этого Мартиросова. На днях получу еще от Вали — моего лучшего друга, тогда будет полный порядок. Мамочка, ты пишешь, что Елена написала мне большое письмо. Но я его не получал. Где оно скитается — аллах его знает.
Пару слов о себе. Я пока что жив, здоров, все по-прежнему нормально, в полном порядке. Сегодня получил в письменном виде благодарность от нашего Верховного Главнокомандующего т. Сталина за отличные боевые действия при овладении г. Белосток. Вторую такую же благодарность я имею за прорыв обороны в июне м-це и за форсирование реки Друть. Скоро и на груди должно что-то появиться. Что — пока не знаю.
Мамочка, сегодня я выслал вам переводом по почте четыреста рублей. Больше пока не могу. Мне с ними все равно делать нечего. Ну, вот, пока все. Передавайте мой горячий привет всем-всем. Пишите. Я жду. Обнимаю и крепко целую. Ваш Федя. 29.7.44.
Отдельно лежат на столе еще два письма:
«Здравствуйте, дорогие друзья, хотя не знакомые, но очень близкие. Дорогая тетя Клава, Галочка, Леночка и все остальные родные и близкие моего друга Федуси, пишу письмо вам я, самый задушевный его товарищ по оружию и работе. Мне давят горло слезы от такого неожиданно случившегося с нами удара, который постиг нас 28.8.44 г.
Мы с Федей находились вместе на боевом посту, т.е. при продвижении вперед мы попали под артобстрел. И вдруг тут все это случилось, что Феде попал осколок в грудь, наискось прошел туловище, но не вышел наружу. Я его сразу перевязал, и совместно с санитаром мы его доставили в медсанбат, и оттуда его направили в госпиталь, и что было с ним дальше — я больше ничего не знаю. По дороге в медсанбат самочувствие его было хорошее, он просил, чтоб я ему достал вашу фотокарточку, которую он мне показывал после боев, он ее всегда хранил в левом кармане. И фотокарточку любимой Вали тоже там хранил, и показывал мне своих любимых сестер — Галю и Леночку, и вообще он от меня ничего не скрывал. Я прекрасно знаю, как вы живете и как боретесь со всеми трудностями. Да, тетя Клава, Федя от нас ушел, его вырвала смерть из наших рядов, но враги крепко заплатят за жизнь Феди. Тетя Клава, я как воин и друг Феди! Я клянусь бить врага по-сталински, без промаха. Все. Пишите, буду отвечать. До свидания. Василий Железнов».
«Привет с фронта!
Здравствуйте, Клавдия Никитична! Пишет вам совсем незнакомый, но близкий друг вашего сына Феди — Павел Лыщев. Дорогая мама, суровая война забрала у вас сына, а у нас товарища, с которым мы испытали и пережили все ужасы войны. В тяжелых боях мы потеряли много бойцов, но они навсегда остались с нами и продолжают бить немецких бандитов. В одном из таких боев, Клавдия Никитична, был ранен ваш сын Федя, и после выздоровления он снова пришел к нам в радиовзвод. И вот уже второй раз вражеский снаряд разорвался рядом с Федей, и его ранило тяжело. Мы его отправили в госпиталь, и он пожил некоторое время, а потом скончался.
Тяжело расстаться с таким хорошим товарищем, а вам с хорошим сыном, — мы все осознаем ваше непоправимое горе. Я прошу вас, Клавдия Никитична, не отчаивайтесь, меньше убивайтесь, берегите себя. Желаю вам всех наилучших благ в вашей жизни и здоровья. Товарищ Феди — Павел Лыщев и вместе со мной все бойцы нашего радиовзвода. 18 октября 1944 г.».
Что еще добавить? Знаю, что Железнов Василий Дмитриевич после войны навещал мать своего друга, помогал чем мог.
Все? Да: «оттенькал». Что же дальше? Увидим. А пока…
Сегодня снова мне не спится
Из-за безделицы:
Хочу я из ковша напиться
Большой Медведицы.
Луна желтеет оком рысьим —
Земли невольница.
Скажите, много ль в том корысти,
Когда бессонница?
Но жаль, что радость позабыта
Былой беспечности.
Не спит душа, когда омыта
Дождями вечности.
