Михаил НАЗАРОВ. «Целились в коммунизм, а попали в Россию»?

Глава 24 готовящегося объединенного издания томов I и II «Миссии русской эмиграции»

(предыдущие главы см. в 28–36 выпусках)

Как уже сказано, политические усилия эмиграции по свержению тоталитарного режима оказались утопичны. Но было ясно, что утопичен и сам режим. Его богоборческая идеология находилась в вопиющем противоречии с природой мира и человека, и рано или поздно он был обречен на крах. Вопрос был лишь в том, когда это произойдет и можно ли на это повлиять, чтобы его конец произошел как можно безболезненнее для народа и целостности государства.

Так что не эмигранты организовали «свержение режима» — он сам себя изжил, и разрушила его коммунистическая номенклатура своим эгоизмом. Но эти усилия эмиграции дали ценный опыт политического и духовного знания, который особенно важен сегодня. В этом заключается один из важнейших аспектов миссии русской эмиграции. Вернемся здесь к анализу ее политической деятельности, но на ином уровне: попробуем вынести из нее еще один аспект идеологического и духовного опыта в познании мира и места России в нем — в какой мировой расстановке сил это происходило.

Начнем с констатации очевидного факта: никакая активная антисоветская деятельность русского зарубежья не могла вестись без разрешения властей в странах рассеяния и без каких-то форм сотрудничества с ними. Советские пропагандисты и историки всегда упрекали и упрекают русских зарубежных антикоммунистов в том, что они были коллаборантами врагов России и «за доллары» выслуживались у кормушки ЦРУ [1]; кроме долларов, никаких целей и ценностей у эмигрантов якобы не было. Также и сегодня многие «красные патриоты», отказываясь признать главной причиной сокрушения СССР свою же прогнившую номенклатуру, охотно муссируют тезис А. Зиновьева об эмиграции: «Целились в коммунизм, а попали в Россию» [2].

Постараемся откровенно отделить правду от неправды в этом вопросе. (Весьма показательным для этого будут примеры из деятельности самой активной «махрово-антикоммунистической» эмигрантской организации НТС, в издательстве которой в 1970–1980-е гг. работал автор этих строк и которая была жупелом советской антиэмигрантской пропаганды.)

Прежде всего следует четко разделять отношение к России и СССР русской эмиграции — и отношение к России и СССР со стороны Запада. Они никогда не совпадали и часто были диаметрально противоположны.

Разумеется, существование в чужом государстве, под его защитой, неизбежно ставило политических эмигрантов перед проблемой лояльности к нему и не могло противоречить законам и интересам хозяев чужого дома. Тем более что после установления дипломатических отношений западных демократий с большевицким режимом в 1920-е гг. антисоветская деятельность эмиграции в той или иной мере вступала в конфликт как с местными законодательствами, так и с нормами международного права. При этом отношение западных демократий к СССР в целом пережило два совершенно различных этапа.

Первый этап (1917–1946) состоял в финансировании Западом антирусской революции, поддержке большевицкой оккупации России (см. в главе 2), в технологическом обеспечении строек пятилеток (американский ученый Э. Саттон документально показал, что большевики провели индустриализацию 1920–1930-х годов на 95 % благодаря западной, в основном американской, технологии [3], причем именно в годы страшного геноцида русского крестьянства: коллективизации и «безбожной пятилетки»), в огромных стратегических поставках в годы советско-германской войны, без которых коммунистический режим пал бы еще в 1941 г. (без американского ленд-лиза «мы не могли формировать свои резервы и не могли бы продолжать войну», — признавал маршал Г.К. Жуков в откровенных беседах [4]). Этот период сотрудничества Запада с СССР увенчался к 1946 г. выдачей в СССР на расправу миллионов антикоммунистов — как новых эмигрантов военного времени, так и многих старых белоэмигрантов (см. в главе 12).

На втором этапе, с 1947–1948 гг. и до падения власти КПСС, дружественное отношение западных демократий к СССР сменилось на геополитическое противоборство: началась Холодная война с местными горячими конфликтами. Причиной Холодной войны стало то, что геополитическая экспансия окрепшего СССР с откровенной программой подчинения себе всего мира превысила прежнюю от него пользу для Запада, которая до тех пор заключалась в разрушении православной удерживающей России и в разгроме европейского фашизма. В Холодной войне США пытались использовать все антисоветские силы, в том числе и русскую эмиграцию в пропагандных целях для внутреннего идеологического ослабления СССР. Эмиграция же пыталась использовать Запад в целях просвещения своего народа и освобождения России.

Соответственно и возможности русской эмиграции в эти разные периоды были разными. Общее было, однако, то, что сотрудничество русской национальной эмиграции с западными силами могло происходить лишь в рамках совпадения интересов.

«Если поможете восстановиться исторической России...»

Понятно, что в первый период предательство Белых армий западными демократиями и затем их признание большевицкой власти осложнило политическую деятельность русской эмиграции. Это породило в эмиграции патриотическое «сменовеховство» (см. в главе 9), но не умерило и иллюзий на правом фланге, что теперь-то, увидев всю бесчеловечную суть богоборцев-большевиков, угрожавших всему христианскому миру, Запад осознает свою «ошибку» и его здоровые силы придут к власти. П.Б. Струве в 1920-е гг. призывал: «Так называемый “русский вопрос” есть вопрос мировой по существу, и мы вовсе не притязаем, чтобы иностранцы (англичане, немцы, французы и т.д.) боролись с большевизмом ради нас — русских. Мы им говорим, повторяем, твердим и опять повторяем: ваше дело, ваше бытие, ваши интересы поставлены на карту» [5].

Однако интересы западных правящих кругов состояли в поиске выгоды от большевицкой власти. Их торгашеские переговоры с большевиками начались еще до окончания гражданской войны. Уже в апреле 1920 г. западные дипломаты встретились в Копенгагене с советским наркомом торговли Л.Б. Красиным. В мае этот террорист и убийца (организатор множества большевицких «экспроприаций») был приглашен для многомесячных переговоров в Лондон; английский премьер Ллойд Джордж был от него в восторге как от «интеллигентного и честного человека» [6]. Это было в разгар польско-советской войны, когда Врангель вышел из Крыма на просторы Северной Таврии, — после чего спасенное им правительство Польши предало его, заключив мирный договор с большевиками и получив от них огромные западнорусские территории...

Переговоры, напомним, продолжились на целой серии конференций 1921–1922 гг. — в Каннах, Генуе, Гааге, Лозанне. Эти конференции проходили одновременно с боями Белой армии на Дальнем Востоке, Кронштадтским мятежом и сотнями крестьянских восстаний в России, безжалостно подавлявшихся интернациональными войсками... Но, если о чем-то и были разногласия на этих конференциях, — то не о терроре большевиков, а лишь относительно размеров советской платы за признание демократиями коммунистической власти. Это стало одной из причин нэпа с предоставлением западному капиталу концессий для промышленной эксплуатации российских богатств. Именно на основании этого опыта Ленин утверждал, что капиталисты готовы продать большевикам ту веревку, на которой будут повешены (правда, теперь мы видим, что капиталисты оказались не такими простаками).

В 1922–1924 гг. коммунистический режим в России был признан главными европейскими странами, что открывало дорогу торговле. Вспомним знаменитую фразу британского премьера: «Торговать можно и с людоедами». При этом цель западного капитала, говоря словами проф. Саттона, была проста: «Тоталитарное социалистическое государство является прекрасным рынком для его захвата капиталистическими монополиями, если им удастся заключить союз с представителями социалистической власти» [7]. Американские банкиры уже в декабре 1917 г. утверждали в своем меморандуме Ллойд Джорджу о необходимости поддержки большевиков — для заполучения России как «величайшего военного трофея, который когда-либо знал мир» [8].

Поэтому ни надежды «Русской делегации» в Яссах по окончании Мировой войны («Если страны Согласия [Антанты] желают видеть новую Россию крепкой и здоровой... помощь, которую они России окажут, не должна ни опоздать, ни быть незначительной... Мы не сомневаемся в том, что союзниками уже выработан ряд мер, столь же решительных, сколько и мудрых, для устранения язвы большевизма» [9] — см. в главе 2), ни последующие такие обращения русской эмиграции западными властями услышаны не были. Напомним всё же главные из них.

I Всезарубежный Собор Русской Православной Церкви за границей, проходивший с 21 ноября по 3 декабря 1921 г. в Сербии, подготовил обращение к предстоявшей в апреле-мае 1922 г. международной Генуэзской конференции с призывом осознать угрозу мирового коммунизма, который есть не русское, а опаснейшее интернациональное разрушительное явление, и поэтому Запад должен поддержать белую эмиграцию ради своей же безопасности.

Послание Мировой Конференции от имени Русского Всезаграничного Церковного Собора

«Среди множества народов, которые получили право голоса на Генуэзской конференции, не будет только представительствовать двухсотмиллионный народ русский, потому что невозможно же назвать его представителями, и притом единственными, его же поработителей... Если бы вожди большевиков и не были инородцами и иноверцами, то и тогда какая же логика может признать право народного представительства за теми, кто поставил себе целью совершенно уничтожить народную культуру, т. е. прежде всего то, чем народ жил почти тысячу лет — его религию...?

Однако такого общего голоса не лишена трехмиллионная русская эмиграция, которая тоже есть подлинный народ русский, выступивший в свое время с оружием в руках на защиту своего отечества на всех его окраинах в рядах Добровольческих Армий... Вот эта-то эмиграция, в которой воплотились и интеллект и активная воля русского народа, объединилась за границей ... на церковном Соборе в Сербии в Сремских Карловцах...

Собор этот единогласно уполномочил свой президиум обратиться к Мировой Конференции с мольбой о спасении того народа, который в продолжении почти двух веков с рыцарским самоотвержением бросался в середину международных драм на защиту угнетенных, на защиту права и человечности, не ища ничего для себя, а выполняя свое призвание служить всему человечеству. Мы не говорим уже о всей самоотверженной многовековой работе русских, избавивших от рабства и религиозного гонения христиан Балканского полуострова и славян Восточной Европы, а просим припомнить 1814–1815 годы, 1848 и 1877–1878, когда военные подвиги наших армий водворили в Европе законность и мир, а нам не дали ничего, кроме потерь и страданий.

Или, может быть, ХХ век не признает ни благодарности, ни справедливости, ни выполнения союзнических обязательств, а только выгоду и борьбу за существование... Но, если бы нашлись среди членов [конференции] такие голоса, которые бы настаивали на полном исключении из международных отношений всякого нравственного начала, ограничивая их борьбой за существование и за выгоды, то мы бы просили их обратить внимание вот на какую сторону дела...

Пусть подумают вершители судеб человечества, какое гибельное оружие дают они в руки всех преступных, аморальных и безрелигиозных элементов своего населения, если Всемирная Конференция, заменившая теперь совет королей и папы, введет в свою среду убийц и цареубийц, предателей своего отечества...

Союз держав с большевиками поселит в сердцах русского народа неизгладимое чувство оскорбления и жажду мести, хотя и не похвальную, но весьма естественную, даже для русской доброй души. Уже и в настоящее время на сердце русского народа лежит тяжелый камень огорчения заброшенного друзьями, отданного на истребление внутренним врагам узника.

Впрочем, наш народ незлопамятен — он все прощает людям за исправление их вины. Ему неведома вековая международная вражда.

Народы Европы! Народы Мира! Пожалейте наш добрый, открытый, благородный по сердцу народ русский, попавший в руки мировых злодеев! Не поддерживайте их, не укрепляйте их против Ваших детей и внуков! А лучше помогите честным русским гражданам. Дайте им в руки оружие, дайте им своих добровольцев и помогите изгнать большевизм — этот культ убийства, грабежа и богохульства из России и всего мира. Пожалейте бедных русских беженцев, которые за свой патриотический подвиг обречены среди Вас на голод и холод, на самые черные работы... Они в лице доброй своей половины офицеров, генералов и солдат готовы взяться за оружие и идти походом в Россию, чтобы выручить ее из цепей постыдного рабства разбойников. Помогите им осуществить свой патриотический долг, не дайте погибнуть вашей верной союзнице — России, которая никогда не забывала своих друзей и от души прощала тех, кто временно был ее врагом.

Если поможете восстановиться исторической России, то скоро исчезнут те, пока не разрешимые политические и экономические затруднения, которые по всему миру сделали жизнь столь тяжелой; тогда только возвратится на землю “желанный для всех людей мир” (Эфес. 8, 13).

Председатель Высшего Русского Церковного Управления Заграницей Антоний, митрополит Киевский и Галицкий» [10] (курсив наш. — М.Н.).

Более резким был протест Высшего Монархического Совета — самого авторитетного тогда идеологического органа русской эмиграции.

Протест Высшего Монархического Cовета против Генуэзской конференции

«На глазах у всего мира и при ближайшем участии всех главнейших европейских правительств подготовляется зрелище, невиданное еще в истории Европы и казавшееся невозможным еще немного лет тому назад: первые государственные люди и важнейшие дипломаты-представители различных держав ... готовы сесть за один стол, для общих переговоров с посланцами шайки интернациональных фанатиков и злодеев, грубым насилием захвативших власть в России и еще недавно считавшихся исключенными из правового общения с цивилизованными правительствами.

Горестно пораженный таковой перспективою, Высший Монархический Совет как центральный орган всех русских объединенных монархистов — в твердом убеждении, что ему хорошо известны подлинные чаяния подлинного русского народа, с нетерпением ждущего восстановления законной народной Монархии и не могущего лишь, под пятой насильников, свободно поднять свой голос в настоящее время, — берет на себя смелость и считает своим долгом, от имени этой будущей освобожденной России, заявить свой громкий протест, перед лицом всего цивилизованного мира, против этой безнравственной, беззаконной и бесцельной попытки говорить о восстановлении России — с самими ее разрушителями!

Эта попытка безнравственна, — потому что западные державы ни на минуту не должны были бы забывать, что они решаются теперь подать руку как сотрудникам в общем деле палачам русского народа и злейшим ненавистникам всей многовековой христианской цивилизации. Россия разорена ими... ее вера поругана, святыни осквернены, тысячи верных сынов Церкви и служителей Алтаря, как в первые годы христианства, замучены и убиты за свою веру...

Попытка договариваться с большевиками не только безнравственна, но и несправедлива, беззаконна... потому, что самая власть, которая лицемерно принимается теперь за правительство, якобы представляющее Россию и русский народ, — власть незаконная, чуждая этому народу и ему ненавистная.

Конференция, конечно, знает, что у этой власти отсутствует какое бы то ни было внутреннее, народное, — а до сих пор также и внешнее, международное — признание. Конференции не может не быть известным, также, что власть эта принадлежит большей частью инородцам, а осуществляется, среди них, в значительной степени тяжкими уголовными преступниками...

При описанных условиях, переговоры с представителями большевизма не могут, наконец, оказаться и политически целесообразными, в смысле возможности достижения ими какой-нибудь великой цели, рассчитанной на сколько-нибудь продолжительное время...

Такая власть должна быть заменена — и чем скорее это случится, тем больше пользы принесет это всему миру, — властью национальною, честной и законной...

Вот почему, в заключение, по глубокому убеждению Высшего Совета русских монархистов, разбросанных в настоящее время по всему свету и тысячами нитей связанных с обреченным на безмолвие Русским народом, но идейно твердо объединенных, все, что было бы сделано в Генуе по соглашению с теперешними фактическими узурпаторами власти в России, будет юридически ничтожно, на что Высший Монархический Совет и считает своим священным долгом обратить серьезнейшее внимание Конференции...» [11] (курсив наш. — М.Н.).

Приведем также коллективное обращение 215 виднейших представителей русской эмиграции к американцам в 1930 г. в связи с экономической и политической поддержкой СССР Соединенными Штатами (политическое признание СССР Америкой последовало в 1933 г., но Уолл-стрит с самого начала успешно обходился и без этой формальности).

Гражданам свободной Америки

«Взоры страны, которая была великой, но чей народ ныне мучается в оковах рабства, обращены на вас.

Кто из вас может остаться холодным свидетелем пыток и бесчисленных казней? Кто может остаться равнодушным к преследованию религии?

Кто из вас способен одобрить лишение имущества всех граждан страны? Можете ли вы относиться равнодушно к тому факту, что тысячи людей обречены на изнурительный труд?

Можете ли вы допустить ввоз в Америку продуктов рабского труда?

Понимаете ли вы, что все это делается с целью дезорганизации экономических отношений между всеми странами, в целях нарушения равновесия мирового рынка?

Можете ли вы допустить, чтобы гнусные силы 3-го Интернационала, разрушившие Россию и распространяющие в мире идеи грабежа и предательства, получали финансовую помощь от вашей страны?

Можете ли вы симпатизировать правительству, которое называет себя «правительством крестьян и рабочих», а на самом деле является поработителем всех крестьян и рабочих страны? Вы должны знать, что за так называемым демократическим правлением, кроется деспотия, ненавидящая свободу. Хотя страна, в которой узаконено рабство, находится далеко от Америки, можете ли вы остаться безучастными к ее несчастью?

Величие, культура и богатство страны накладывают на ее граждан моральные обязательства.

Вы всегда были верны великим принципам чести, равенства и свободы. Вы не можете протягивать руку деспоту, который попирает эти принципы.

Вот почему русский народ, так тяжело страдающий, обращает свои взоры к гражданам великой свободной страны в надежде, что ваша страна не будет препятствовать русскому народу бороться за свою свободу, против своих тиранов.

Помните, что каждый, кто покупает продукты рабского труда в России, кто принимает коммунистическое правительство за подлинно русское правительство и кто оказывает ему финансовую поддержку, — поддерживает коммунистическое правительство в момент, когда оно накануне крушения.

Во имя великого прошлого и светлого будущего вашей страны — будьте другом и союзником великого русского народа, а не мучителей России.

Париж 7 ноября 1930 г.» [12]

В числе подписавших это открытое письмо:

Писатели, деятели культуры и искусства, философы, богословы, церковные деятели — М. Алданов, И. Бунаков-Фондаминский, И. Бунин, 3. Гиппиус, Б. Зайцев, В. Зеньковский, А. Карташев, А. Куприн, И. Ильин, В. Ильин, Н. Лосский, И. Лукаш, С. Мельгунов, Д. Мережковский, В. Набоков, С. Рахманинов, епископ Сергий (Чехословакия), П. Струве, протопресвитер Георгий Щавельский, архиепископ Александр (Немоловский).

Деятели Белого движения — генералы: А. Богаевский, Е. Бухановский, Г. Вдовенко, В. Витковский, Н. Головин, А. Деникин, Е. Миллер, В. Науменко, М. Репьев, М. Суворов, С. Топорков, И. Эрдели, адмирал М. Кедров.

Политические и государственные деятели добольшевицкой России — бывший российский премьер-министр граф В. Коковцов, несколько бывших министров, многие члены Государственной Думы, Временного правительства, общественных и политических организаций, видные ученые и промышленники.

Подобные идеалистические призывы русских эмигрантов могли влиять лишь на отдельных совестливых представителей западной общественности, на некоторые правые политические, культурные, общественные и христианские организации; с их помощью создавались «Общества друзей Национальной России». Такие дружественные иностранцы на Западе помогали русской эмиграции, иногда очень существенно, потому что враг, против которого вела борьбу эмиграция, действительно был интернациональным и представлял собой международную опасность: ведь просоветские компартии действовали во всех демократических странах. (Например, щедрую поддержку правым русским кругам оказывал американский автомобильный король Г. Форд, которого к этому побуждали роль евреев в «русской революции» и в создании американской компартии, разлагающее еврейское засилье в США; его книга на эту тему вышла тогда и по-русски[13].)

Но здесь же проходила и граница совпадения интересов с западными официальными властями: они были готовы терпеть русскую эмиграцию лишь в той мере, в какой это было выгодно для противодействия наступлению коммунизма на их территорию. Цель освобождения исторической России от коммунистических оккупантов западные демократические правительства себе не ставили.

И.А. Ильин писал: «Да, у себя они не хотят коммунизма, но коммунизм в других странах им кажется не только не опасным, но как-то даже полезным: в одних странах он истребит национальную аристократию и тем обеспечит “демократический режим”, в других странах он подготовит расчленение государства и ликвидирует великодержавность, а впоследствии он всюду откроет пустые и голодные рынки, что так важно для... вывозной торговли...» [14].

Так что подобные русские обращения к западным властям были безуспешны именно потому, что западные демократии «полностью исключили из международных отношений всякое нравственное начало, ограничивая их борьбой за выгоды». Тем не менее эти обращения отражают принципиальную позицию русской эмиграции и для будущей возрожденной России имеют непреходящее нравственно-политическое и правовое значение: все, что было сделано «по соглашению с теперешними фактическими узурпаторами власти в России — юридически ничтожно». Высший Монархический Совет счел «своим священным долгом» заявить это «от имени будущей освобожденной России».

Как уже отмечено в первом томе, западные власти поддерживали в эмигрантской среде не ее численно преобладавшую правую антикоммунистическую часть, а лево-либеральных деятелей, в том числе с целью контроля над эмиграцией (см. в главе 6). Это изначально показано на примере того, как созданное в Париже в начале 1919 г. «Русское политическое совещание» навязывало Белым армиям «демократическую идеологию», а русскую армию в Галиполи они затем пытались распылить.

К этому времени масонами и их единомышленниками были почти все ведущие политики Запада. Рассматривая национально-авторитарные режимы в Европе как главную угрозу себе, масоны «явно предпочитают коммунизм фашизму» [15], — писал вышедший из масонства Л. Любимов, и это предпочтение можно проследить на всем протяжении существования масонско-фашистско-коммунистического треугольника сил. Поэтому у русских масонов «бывали трудности» с французскими братьями «в связи с их симпатиями к тому, что делалось в Советской России, которая многим [французским братьям. — М.Н.] начинала нравиться все больше... К этим трудностям постепенно привыкли». «...русским было внушено, что преувеличивать ужасы, происходящие на их родине, просто нетактично. Когда в 1934 г., по инициативе Кандаурова и Переверзева, было написано воззвание к французским братьям о голоде в России в связи с коллективизацией, с просьбой о помощи, оно было разослано в оба Устава. Великий Восток [т.е. ложа “Астрея”. — М.Н.], где Переверзев имел степень Досточтимого мастера, был подвергнут за этот шаг строжайшим санкциям и временно закрыт. Больше русские масоны не пытались осведомлять своих французских братьев о действиях Кремля...». Их положение было подчеркнуто подчиненным: «Во главе мирового масонства стоял Всемирный Масонский Верховный Совет», в котором «русским не было разрешено иметь свою делегацию, — они входили в него как часть делегации французской» [16]...

РОВС, Братство Русской Правды, НТСНП и другие организации для своей подрывной работы против СССР нуждались как минимум в политической терпимости со стороны властей соответствующих государств и хотя бы в некоторой поддержке со стороны дружественных или заинтересованных иностранных сил в рамках совпадения интересов. В частности, эти эмигрантские организации при переходе советской границы получали поддержку со стороны спецслужб в государствах-лимитрофах (Польша, Румыния, Финляндия — см. в главе 9), где многие офицеры ранее служили в царской армии и были настроены антикоммунистически. Интерес этих спецслужб заключался в сборе информации о советских пограничных укреплениях и т.п., но и только.

Лишь с развитием в Европе фашизма и созданием в 1930-е гг. Антикоминтерна оживились надежды на обретение русской эмиграцией союзника (см. в главе 10). Приход в те же годы к власти во Франции левого (масонско-коммунистического) «народного фронта» и его репрессии против активных русских эмигрантов заставили многих переместиться в Германию. На Дальнем Востоке (в русской Маньчжурии) укрепилось сотрудничество эмигрантских организаций с Японией, в том числе в переходах через советскую границу. Нападение Германии на СССР породило наиболее массовую попытку русских эмигрантов использовать эту войну для возобновления гражданской войны с целью освобождения Отечества (см. в главах 11–12).

В.Д. Поремский (председатель НТС в 1955–1972 гг.) в согласии с Ильиным также объяснял, что причиной столь долгой поддержки большевицкой власти западными демократиями была их «боязнь России как таковой и вытекающее из нее недружелюбие... Великие державы боялись восстановления здоровой России и видели в большевизме ослабляющий ее на долгое время фактор» [17]. В отличие от демократий, «фашистский блок открыто объявил себя противником большевизма. Если сравнить эти две картины, — с одной стороны, неуклонное улучшение отношения свободного демократического мира к большевизму, а с другой стороны, декларация антибольшевизма стран фашистского блока, то станет ясно, почему эмиграция, которая в основе своей была антибольшевицкой, с приходом Гитлера к власти стала возлагать известные надежды на фашистский блок как на союзника... В другой части свободного мира — в стане великих демократий — голос русской эмиграции, призывавшей к борьбе против большевизма, не звучал» [18]. Вернее звучал, только его не хотели слышать...

Но и это в конечном итоге лишь подтвердило простую истину, что в иностранном мире друзей у исторической России нет. Фашизм во главе с гитлеровской Германией потерпел поражение в поначалу успешной войне против СССР главным образом потому, что игнорировал русский народ как союзника, к тому же Гитлер своей колонизаторской политикой настроил против себя население оккупированных советских территорий.

Пленный немецкий генерал Кестринг (родившийся и получивший образование в царской России, затем военный атташе Германии в Москве, в годы войны безуспешно пытался исправить восточную политику Гитлера) заявил на допросе американскому командованию: «Мы, немцы, из-за неразумия, ненасытности, неспособности и невежества проиграли огромный капитал, который вообще в борьбе против большевизма мог и может быть. Мы смешали с грязью облик европейской культуры в представлении бесчисленных русских... Вы сейчас не поймете меня, если я вам скажу, что вы в эти недели этот капитал во второй раз разрушили, и не только в материальном смысле, но и в душах всех тех, кто надеялся на вашу помощь и разумение, после того как они Германией были брошены на произвол судьбы. Очень легко может быть, что вы в недалеком будущем обратитесь в памяти к тому, что гибнет» [19].

Кестринг имел в виду происходившие тогда насильственные выдачи западными демократиями власовцев, русских эмигрантов и беженцев в СССР. Есть в истории редкие моменты истины, в которые приоткрывается ее суть: ее движущие силы и их нравственная направленность — и тем самым обнажается дух и смысл эпохи. Таким моментом стали эти выдачи демократами русских борцов против коммунизма их палачам, происшедшие на земле цивилизованной «христианской» Европы... Беженский казачий стан близ Лиенца англичане штурмовали танками 1 июня 1945 г., после Пасхи, во время литургии под открытым небом под тысячегласое русское пение «Отче наш»; молящихся убивали, били и священников, перевернули престол (см. в главе 12)...

Это был символический апофеоз военного союза западных демократий с коммунистами. Главным врагом демократий Гитлер был именно потому, что он объявил войну доминированию еврейства в западном финансовом мире и установленному масонами мировому порядку. В этом проявилась идеологическая реакция правых сил всей Европы на еврейско-масонскую победу в Первой мировой войне, и Вторая война стала ее логическим следствием как последний в Западной Европе акт борьбы консервативного и «прогрессивного» мировоззрений, о которой говорил глава НТСНП М. Георгиевский, сравнивая назревавшую войну с «религиозной». Интернациональная коммунистическая идеология не казалась Западу реально опасной, а была даже в чем-то полезной (мы уже выше цитировали Ильина), и в начале войны СССР еще не имел сил, чтобы посягать на мировые устои. Посягнули фашисты, многие из реформ которых, как мы уже видели (гл. 16), были разумны — и этим особенно опасны для сильных мира сего. Но своим расовым антисемитизмом Гитлер так же облегчил задачу своим западным противникам, как и своей антирусской политикой — коммунистам (и те и другие до сих пор пользуются той гитлеровской «помощью» для самоутверждения.)

Фашизм был попыткой консервативного противостояния тем и другим, и его беда состояла в том, что это противостояние мыслилось не в духовной, а в той же политической нехристианской плоскости, с применением тех же неправедных и преступных средств, вызвавших гнойник гитлеровского нацизма. В какой-то мере этот гнойник был даже выгоден сильным мира сего на Западе, ибо окончательно скомпрометировал европейские национально-консервативные ценности (они теперь — «реваншизм»). Возможно, именно этим объясняется первоначальная финансово-экономическая политика поощрения гитлеризма американскими банкирами[20]: гнойник должен был созреть — тогда его можно выдавить до конца. Но чужими руками — в данном случае русскими. Поэтому западные политики не стремились предотвратить Вторую мировую войну, а хотели лишь сделать так, чтобы очевидным виновником за ее развязывание в глазах мирового общественного мнения стала гитлеровская коалиция. В числе этих средств было и Мюнхенское соглашение, поощрявшее гитлеровскую агрессию на Востоке, и сознательное допущение правительством США бомбардировки японцами Перл-Харбора — чтобы вызвать возмущение американского населения, необходимое для вступления США в войну.

Сущность западных демократий и после войны также не изменилась, о чем свидетельствует предательство Западом православного генерала-монархиста Д. Михайловича, имя которого было символом югославского сопротивления гитлеровской оккупации. Демократии сделали ставку на коммуниста Тито, — что уже в 1943 г. пояснил У. Черчилль, указывая на поддержку Тито «дружественным» Советским Союзом. Когда американский сенатор Ф. Мэклин возразил, что это решение превратит Югославию в коммунистическую страну, глава британской политики равнодушно сказал: «А что, Вы собираетесь после войны переселяться в Югославию?» [21]... Так Запад без сопротивления отдал Сталину Восточную Европу, в которой были уничтожены православные монархии в Румынии, Болгарии, Югославии и вся она была подвергнута марксистской зачистке.

Однако после того как в военные годы в СССР были частично реабилитированы русский патриотизм и Церковь, да и сам СССР, вопреки расчетам Запада, превратился в достаточно мощное государство — демократический Запад от политики столь долгой поддержки богоборцев-большевиков впервые перешел к противостоянию с ними, но только в тех же, не зависимых от идеологии режима, геополитических целях, что и ранее против царской России.

Послевоенный период с участием российской эмиграции в Холодной войне подробно описан нами в главе 13: в основном это были пропагандные попытки американцев создать некое разношерстное «российское правительство в изгнании», что не удалось из-за отказа русских организаций признать претензии сепаратистов-националистов, на которых США сделали ставку. Однако напомним, что в послевоенное время любая малейшая антисоветская деятельность в Европе и прежде всего в Западной Германии, где сконцентрировалась политическая эмиграция, не могла уже проводиться самостоятельно, а только с разрешения оккупационных властей. Поэтому в рамках совпадения интересов русским эмигрантам в деле своей пропаганды на СССР приходилось сотрудничать с западными спецслужбами, без чего никакая серьезная деятельность эмигрантских организаций вообще была бы невозможна. Наиболее показательный пример — сотрудничество НТС с англичанами, затем с американцами. Руководитель НТС Е.Р. Романов рассказывает, как это началось в 1948–1949 гг. в английском секторе Западного Берлина, где от запрета антисоветской деятельности англичане перешли к финансированию листовочных акций НТС и издания газеты «Известия правды». Основной интерес англичан заключался, видимо, в перебежчиках из советской зоны.

«Мы открыли в Берлине Комитет [помощи советским беженцам из ГДР. — М.Н.], который открыть без оккупационных властей вообще было бы невозможно... Еще англичане давали бесплатные талоны на бензин. Можно было летать в Берлин их самолетами. Когда у них были советские перебежчики, то нас приглашали для разговоров, чтобы мы могли получить информацию, которую можно было бы использовать в наших изданиях туда. Они допрашивали перебежчика по своим военных интересам, а мы разговаривали на темы, которые пропагандно можно использовать. Правда, это не так часто бывало, потому что перебежчиков немного было... К переходу мы не призывали никогда... [Поэтому] уход англичан от сотрудничества с нами произошел... потому что оно не окупается, с их точки зрения. Они уже не занимаются чисто политической поддержкой, они интересуются информацией такого рода, какую НТС не дает» [22].

Поэтому прагматичные англичане передали свое сотрудничество с НТС американцам, для которых была важна и общая антисоветская деятельность эмиграции. Из американской оккупационной зоны группе НТС было разрешено засылать в СССР листовки воздушными шарами (в 1951–1957 гг.) и открыть радиостанцию «Свободная Россия» (работала в 1950–1972 гг.). Даже для отстройки ячеек НТС в СССР в 1950-е гг. «американцы... предоставили НТС возможность подготовки и переброски своих людей через советскую границу» (парашютированием) [23]. К сожалению, почти все они вследствие инфильтрации западных спецслужб советской агентурой были в СССР схвачены и многие расстреляны... Так что НТС пришлось прекратить столь рискованные операции. Это сотрудничество с американцами, его условия и принципы также описаны нами в главе 13 — «На фронтах Холодной войны». (Добавим только, что западные службы не всегда соблюдали джентльменское соглашение о порядочности и делали попытки перевербовать людей для своей цели, однако в НТС такое было категорически неприемлемо, за это исключали из организации[24].)

Также в 1950-е гг. председатель НТС Поремский активно занимался поездками по Европе, Америке и Азии с целью найти международную политическую и материальную поддержку борьбе с коммунистическим режимом — «борьбе не на его окраинах, а в центре коммунистического лагеря — в оккупированной интернациональным коммунизмом России». В результате это, например, дало возможность радиостанции «Свободная Россия» вести с Тайваня передачи до 1976 г.; американские конгрессмены посещали Посевские конференции. Но никакой серьезной поддержки это не дало, кроме политической известности НТС как деятельной эмигрантской организации.

Наиболее существенно и полезно для русского дела сотрудничество НТС с американцами выразилось в финансировании кадровой системы НТС (около 50–70 человек в 1960–1970-е годы) и ее ядра — «Закрытого сектора» НТС, который находился на строго конспиративном положении (теперь уже не секрет: под Майнцем, в 30 км от «Посева»), и занимался отправкой курьеров («орлов») в СССР. На это, по примерным оценкам, американцы давали не менее 100 тысяч германских марок в месяц[25], из которых также выделялись зарплаты штатным сотрудникам на уровне прожиточного минимума (таково было аскетическое правило в НТС, и всем им, особенно семейным с детьми, часто приходилось подрабатывать). «Орлов» находили в основном в среде молодежных христианских организаций в Бельгии, Италии, Франции, Норвегии. (Но не в Германии, чтобы не «подставлять» местные власти под риск дипломатических осложнений с СССР и не осложнять отношения НТС с властями. Такое правило было установлено после инцидента в 1967 г., когда с экземплярами журнала «Грани» в СССР был арестован западногерманский студент Ф. Шаффхаузер, приговоренный за это по 70 ст. УК РСФСР «Антисоветская агитация и пропаганда» к 4 годам лагеря строгого режима[26]. После двухлетнего заключения его обменяли на советского шпиона, отбывавшего в ФРГ 14-летний срок.)

Под видом туристов «орлы» провозили «контактам» в СССР книги, материальную помощь и вывозили рукописи. Случалось «в среднем около 6 провалов на 100 удачных поездок. Ежегодно к концу 1960-х годов удавалось более 40 поездок» [27]. «Орлы» вывезли из СССР тысячи самиздатских материалов, публицистических и литературных произведений, запрещенных в СССР и опубликованных в «посевских» изданиях, тем самым давших жизнь важному пласту русской неподцензурной литературы (от Солженицына до Солоухина) [28]. Русской культуре и русскому сопротивлению это, несомненно, принесло пользы больше, чем американской разведке.

Поэтому повторим: не было тогда ничего предосудительного в получении финансирования от иностранных источников в пределах совпадения интересов. Главное — на каких условиях и какова от этого была польза для России. Американцы преследовали свои цели, НТС свои, не поступаясь интересами исторической России: «Союз в любой обстановке условием принятия помощи извне ставил: а) сохранение своей политической независимости, б) отказ давать какую-либо информацию разведывательного, а не политического характера» [29]. Напомним об этом наше резюме из 13-й главы: это был неравный союз тех [США], кто боролся с государством СССР как геополитическим противником, допуская в принципе применение самых разрушительных военных средств против него, и той горстки русских эмигрантов, которые стремились внутренней революцией в своем Отечестве предотвратить такую войну и спасти Россию изнутри — и это для них более всего оправдывало такой союз. Хотя утопическая цель НТС революционного свержения марксистского режима изнутри была в те годы в сущности лишь внутренним средством мобилизации и поддержания жертвенной служебной дисциплины в этой организации орденского типа. Правда, надо признать, что антисоветская пропаганда НТС в прагматических целях сравнения свободы и несвободы вольно или невольно идеализировала «свободный мир» в глазах читателей этих листовок и брошюр.

При этом, конечно, основная часть русской эмиграции, в том числе НТС, по-прежнему пыталась убедить американцев, что без поддержки русского народа США не могут победить коммунистический режим, что они совершают огромную ошибку, стремясь к расчленению исторической России («Закон о порабощенных нациях», 1959), отождествляя русский народ с «русским коммунизмом» и с богоборческим оккупационным правительством, этим только укрепляя тоталитарный режим на основе советского патриотизма. Насколько эти призывы были успешны, мы уже писали...

Напомним, как на американские попытки использовать русскую эмиграцию в своей Холодной войне реагировал И.А. Ильин (его в НТС очень уважали, и именно глава НТС Е.Р. Романов посоветовал автору данной книги прочесть «Наши задачи» Ильина как учебник и идеологический синтез опыта русской эмиграции). По этому поводу Иван Александрович не раз полемизировал с эмигрантскими политиками (имея в виду также и НТС), надеявшимися продвигать «русское дело» в американских «координационных центрах»: «Скажем прямо: кто хочет делать карьеру в эмиграции, тот должен идти к врагам России и с невинным лицом становиться в их ряды» [30]. Он и в годы Холодной войны считал антикоммунистическую политику США неискренней, лишь маскирующей давние геополитические цели Запада. Наиболее примечательным в этом отношении стал упомянутый послевоенный цикл идеологических и политических статей Ильина. Они рассылались в 1948–1954 годы Русским Обще-Воинским Союзом в виде еженедельных листков, изданных затем двухтомником в Париже в 1956 г. под общим названием «Наши задачи».

«Живя в дореволюционной России, никто из нас не учитывал, до какой степени организованное общественное мнение Запада настроено против России и против Православной Церкви. Мы посещали Западную Европу, изучали ее культуру, общались с представителями ее науки, ее религии, ее политики и наивно предполагали у них то же самое дружелюбное благодушие в отношении к нам... Ныне мы обязаны точно ответить себе на все эти вопросы... Западные народы боятся нашего числа, нашего пространства, нашего единства, нашей возрастающей мощи, нашего душевно-духовного уклада, нашей веры и Церкви, наших намерений, нашего хозяйства и нашей армии. Они боятся нас и для самоуспокоения внушают себе при помощи газет, книг, проповедей и речей, конфессиональной, дипломатической и военной разведки, закулисных и салонных нашептов, что русский народ есть народ варварский, тупой, ничтожный, привыкший к рабству и деспотизму…».

«Русская история, видите ли, была сплошным потоком унижения и рабства. Именно поэтому русский, как раб, ищет себе компенсации в виде завоевания мира: этому рабу снится сон о всемирной деспотии и эксплуатации других народов. Агрессивность сидит в русской крови, как воля к экспансии». Поэтому надо русский народ «расчленить, чтобы подмять, и подмять, чтобы переделать по-своему, навязав ему свою черствую рассудочность, свою “веру” и свою государственную форму» [31].

Сотрудничавший с НТС крупнейший советолог А. Авторханов, полжизни проработавший преподавателем истории России и СССР в американском военном институте в Гармиш-Партенкирхене, подтверждал: «Некоторые договорились до того, ...что даже само первоначальное название русских — “славяне” — рабского происхождения, ибо, доказывал один из таких “специалистов по России”, ... ”slave” означает по-английски “раб”. Другой автор с серьезным видом доказывал: агрессивная природа советской политики объясняется тем, что русские матери слишком туго пеленают своих младенцев» [32].

Общим правилом в западных СМИ было, например: «советский балет» — но «русский коммунизм». То есть в отрицательном смысле на Западе намеренно смешивали «русское» с «коммунистическим» для мобилизации общественного мнения и для политподготовки своих армий: облик врага должен быть простым и цельным, никак не двоящимся. Этим объяснялось и упорное «непонимание» Западом призывов русской эмиграции отделять режим от народа. (Приведем характерный пример: военнослужащим США в Германии запретили посещать известные летние курсы русского языка, в течение двух десятилетий устраиваемые М.В. Славинским, членом Совета НТС. Этот запрет был вынесен после того, как один из курсантов стал перечить своему военному начальству, требуя отличать историческую христианскую Россию, преданную Западом, от СССР. Сходные трудности возникли в 1991 г. у эмигранта Е. Вертлиба, преподавателя американского военного института в Гармиш-Партенкирхене — когда коллеги из «третьей эмиграции» обвинили его в «русском шовинизме» и «антисемитизме» [33].)

Ильин указал и на волевой центр сознательного формирования этой западной антирусской политики, использовав для этого точное выражение, широко прижившееся сегодня в нашей патриотической печати: «мировая закулиса». Для такой откровенности требовалась определенная смелость, ибо это означало невозможность научного признания, переводов книг на иностранные языки. (Характерен в это время отказ парижского издательства YMCA-Press издавать книги Ильина: они печатались в РПЦЗ, в Мюнхенской обители преп. Иова Почаевского).

Ильин предостерегал: «Русские эмигранты, любящие Россию и верные ей, не пропадающие по чужим исповеданиям и не служащие в иностранных разведках, обязаны знать все это, следить за той презрительной ненавистью и за вынашиваемыми планами; они не имеют ни оснований, ни права ждать спасения от Запада — ни от “Пилсудского”, ни от “Гитлера”, ни от Ватикана, ни от “Эйзенхауэра”, ни от мировой закулисы. У России нет в мире искренних доброжелателей. Русский народ может надеяться только на Бога и на себя. Русский народ может освободиться только сам: в медленной муке перетерпеть большевицкое иго; привить национальную русскость партийной периферии; укрепить свои духовные силы в катакомбном Православии и медленно, но неуклонно расшатывать советчину, ее бюрократию и ее террористический зажим; и затем — выждать благоприятную мировую конъюнктуру, сбросить гипноз коммунистической дьявольщины и возвратиться на свой исторический путь. А мы, рассеянные повсюду русские патриоты, должны понять это, выговорить это самим себе и, помогая изо всех сил этому внутреннему процессу, готовиться к этому историческому часу, чтобы вовремя поспешить на помощь нашему народу — с твердою верою в Бога, с новыми творческими идеями, с продуманными планами, со всею волевою энергией, которая потребуется тогда от русского человека» [34] (курсив И.А. Ильина).

Запомним эту мудрую осторожную стратегию, которой и следовала лучшая часть русской эмиграции. Однако, к сожалению, не вся она.

«Мы обязаны быть на стороне Америки»?

Итак, русская эмиграция изначально проводила разделение между антирусской властью в СССР и русским народом с его историческими и геополитическими интересами. Вот только четко и трезво определять эту границу не всем удавалось в пылу антикоммунистической борьбы, тем более, что в послевоенные годы коммунистический режим неуклонно распространялся по планете, присоединяя к социалистическому лагерю десятки новых стран, и в своей программе откровенно оглашал свою цель: «капитализм будет похоронен» [35], — это заявил Хрущев во время поездки в США осенью 1959 г. При этом Холодная война не раз переходила в горячую (Корея, Индокитай, Ближний Восток, Африка, Центральная Америка). Подавление Венгерской революции 1956 г. и других восстаний в соцстранах, Карибский кризис 1962 г. (СССР установил на Кубе ракеты против США), поставивший мир на грань атомной войны, оккупация Чехословакии в 1968 г. — всё это питало страхи перед глобальной экспансией коммунистического режима.

Столь наглядная конфронтация тоталитарного богоборческого СССР и «свободного мира» заставляла большую часть русской эмиграции видеть в западных демократиях меньшее зло и уж во всяком случае своих защитников. Насаждение коммунистических режимов в Восточной Европе и аресты там русской эмиграции были наглядным уроком. Полная советизация мира означала бы и повсеместное уничтожение русской эмиграции с ее альтернативной русской идеологией, и конец ее надежд на освобождение России.

Всё это нередко порождало упрощенные черно-белые критерии в эмигрантских политических оценках, как это отметил А. Дикий (А.И. Занкевич, деятель довоенного НТС и КОНРа):

«В эмиграции существует некий шаблон при оценке всех международных событий. Выражается он простейшей формулой: “все наоборот”; это значит, что мы должны всегда, везде и при всех обстоятельствах, спорах и конфликтах поддерживать установку и точку зрения, противоположную той, на которой стоит СССР.

Формула простая, несложная, не требующая труда самим поразмыслить о причинах, порождающих конфликты и кризисы. А кроме того, при применении этой формулы нет опасности быть заподозренным или обвиненным в критике действий и установок свободного мира, в котором мы живем и который ведет “холодную войну” с СССР... “Во всем виноваты коммунисты”... Арабов поддерживает СССР — значит, мы должны поддерживать евреев» [36]. (А. Дикий намекал на то, что это приводит к слепоте относительно главной движущей силы мировой политики: ведь именно евреи руководят мировым политическим процессом в своих интересах.)

В крайнем пределе такой шаблон военно-политического мышления доходил до призывов к превентивной войне США против СССР[37]. Мы уже приводили такие призывы князя Владимира Кирилловича и других кириллистов (добавим к ним сетование Н. Чухнова в его журнале: «Мы, русские политические эмигранты, не имеем возможности в час заседания очередного съезда КПСС сбросить атомную бомбу на дворец советов... но мы можем так же настойчиво продолжать партизанскую борьбу... Нужно только хотеть и ненавидеть» [38]). Это была неумная инерция прошлого, в эпоху атомного оружия просто безответственная.

Тем более, если учесть, что планы ядерной войны США против СССР были нацелены прежде всего на русский народ. Генерал Тэйлор, председатель Объединенного комитета начальников штабов при Дж. Кеннеди и Л. Джонсоне, уйдя в отставку, в 1982 г. публично разъяснил в газете «Вашингтон пост» концепцию американского атомного удара, при котором «по мере возможности... цели должны быть ограничены областями с преимущественно этнически русским населением, чтобы ограничить ущерб в нерусских республиках» и «чтобы то, что останется, попало в руки враждебных соседей, жаждущих мести сателлитов и нерусских элементов населения» [39] (курсив наш — М.Н.)... Эта концепция основывалась на аналитических разработках советолога Г. Гертнера о «стратегической уязвимости многонационального государства» [40].

Призывы эмигрантов-пораженцев обосновывались тем, что коммунистический режим не способен к эволюции, а лишь к непрерывной экспансии; свержение же тоталитарной власти внутренними силами, национальной революцией, невозможно. «Пусть будет разрушена атомными бомбами Москва, пусть погибнут в огне войны миллионы русских людей? — Но если сов. власть уже погубила десятки миллионов людей, то спрашивается, сколько миллионов еще погибнут в ссылках и концлагерях, если она просуществует еще десятки лет?» [41].

Вспомним и подобную аргументацию И.Л. Солоневича: «Самые “плохие” планы САСШ на будущее России будут все-таки лучше мировой победы Сталина» [42]... «Существующее положение вещей заключается главным образом в том, что мы стоим перед советско-американской войной и что в этой войне мы обязаны стоять на стороне САСШ и мы обязаны сделать все, что находится в наших — очень скромных силах для того, чтобы помочь победе САСШ над СССР... Все эти теории национальной оппозиции, национальной революции или национальной эволюции сделаны в Кремле... Солидаристы [НТС. — М.Н.] повторяют уже столько раз провалившуюся теорию “национальной революции”, ... это уже не ошибка, не блеф и не халтура. Это — нечто, гораздо худшее. Это именно то, что сейчас нужно СССР... Мир стоит перед страшной хирургической операцией, и никакая терапия тут ничему не поможет. Единственное, чего могут достигнуть нехирургические методы лечения — это довести болезнь до такого пункта, что и хирургия уже ничему не поможет.... Вне войны я не вижу никакого выхода и поэтому я “хочу войны”... ничего не поделаешь — да здравствует война!» [43]. (Насколько была распространена эта точка зрения говорит тот факт, что заявление правого Солоневича практически совпало с готовностью левого социалистического вождя Р. Абрамовича поддержать Запад «и в настоящей войне» [44].)

Главным доводом этого нового пораженчества был тот же, что и в 1930-е гг. тогдашних надежд на антикоммунистический поход стран Антикоминтерна: сначала надо свергнуть антинародную большевицкую власть, русский же народ не позволит себя поработить или расчленить, навязать себе чуждую форму правления, он сбросит новых оккупантов — и это будет меньшей ценой за освобождение от коммунизма... Очень вероятно, что в случае с гитлеровской Германией такой расчет оправдался бы, поскольку для сопротивления явному врагу-оккупанту с тогдашними видами оружия физических сил у русского народа хватило бы. Но демократические США как лидер «свободного мира» представляли собой уже иное — более мощное глобальное явление с оружием массового поражения, антихристианская сущность которого не сразу распознавалась на фоне агрессивного и открыто богоборческого СССР. В правой печати («Знамя России», «Российская независимость», «Свободное слово Карпатской Руси» и др.) был, впрочем, и откровенный анализ глобальных целей мировой закулисы.

Стоит отметить, что такая ненависть к коммунистическому режиму с полным доверием к «свободному миру» существовала не только в эмиграции. В не меньшей мере это встречалось и в СССР, причем не только в семьях жертв большевизма или у заключенных лагерей, откуда порою передавали на волю наивные обращения в ООН, «к свободному миру», к президенту США с просьбами о свержении рабовладельческой власти КПСС. Такое же отношение случалось и у отдельных прозревших «идеалистов» в высшем советском слое. В художественной форме это, например, отражено А. Солженицыным в романе «В круге первом» в образе сотрудника МИДа в чине подполковника Иннокентия Володина, совесть которого не позволила ему мириться с преступлениями коммунистического режима, и он решился передать в американское посольство важную информацию по разоблачению советского атомного шпионажа в США... Несколько лет спустя этот сюжет станет реальностью в деле полковника ГРУ О.В. Пеньковского, расстрелянного за шпионаж в 1963 г.

Здесь в виде иллюстрации стоит особо сказать о такой специфической и тайной части русской эмиграции, как перебежчики на Запад — дипломаты, офицеры разведки и КГБ. Их было немало: в ХХ веке Советский Союз, пожалуй, дал абсолютную цифру всех перебежчиков из спецслужб и дипломатических учреждений — и уже это в известной мере характеризует коммунистический строй. (Так же, как и в годы Второй мировой войны только у Советского Союза оказалось около 5 миллионов «изменников Родины»...)

В довоенный период это были в основном отчаянные поступки советских агентов и дипломатов (Бажанов, Кривицкий, Беседовский, Агабеков, Орлов), которым угрожали сталинские репрессии — и они выбирали побег для личного спасения, но на Западе фактически оказывались ненужными[45]. В годы Холодной войны такие перебежчики уже становились реальными участниками войны Запада против СССР. (Летчик Беленко в 1976 г. перегнал в Японию МиГ-25, дав американцам возможность его детального изучения; бежавший в 1985 г. резидент КГБ в Англии Гордиевский в течение десяти лет снабжал своих новых хозяев информацией военно-стратегической важности.)

Были среди них, конечно, очень разные люди, и, не имея точной информации, трудно судить об их истинных мотивах: корыстных (что также имело место) или идейных — как, например, нельзя этого точно понять из книги оставшегося на Западе заместителя Генерального секретаря ООН А. Шевченко[46], но симпатий он не вызывает. «Виктор Суворов» (Резун, сотрудник ГРУ в Швейцарии, в 1978 г. бежал в Англию), несмотря на многие правильные антисоветские суждения, до сих пор ничего, кроме Сталина и Гитлера, в мире не рассмотрел и потому не понял причин и смысла Второй мировой войны, на темы которой печет свои книжки («Ледокол» и др.).

Разумеется, в числе таковых перебежчиков были и «идеалисты», которые считали, что «родина не является высшей святыней: что она должна подчиняться правде, т.е. Богу», — так писал Г.П. Федотов о «нравственном смысле измены» [47]. С одним из таких перебежчиков, бывшим капитаном МГБ Н.Е. Хохловым, в 1954 г. отказавшимся убить одного из руководителей НТС, автору этой книги довелось беседовать в редакции «Посева». Название его книги — «Право на совесть». Но в других случаях это было не всегда столь однозначно.

Можно понять, что кто-то способен ради идеи, действуя по своей совести, сделать то, что сделал «Володин». И все же верно действует не тот, кто действует просто по совести. Совесть может быть нечуткой и неграмотной. Прав перед собой и перед Богом тот, чья совесть находится в согласии с объективной истиной, коренящейся также и в долге перед своим Отечеством и своим народом независимо от его нынешних власть предержащих. В частности, у Гордиевского мы этого не видим, из его интервью западным СМИ очевидно, что, озаботившись о безопасности Запада от возможной советской агрессии, духовную сущность Запада как своей сознательно выбранной новой «родины», он не понимает и о судьбе своего русского Отечества не думает: «Для меня каждый день жизни на Западе — наслаждение» [48]...

Вот уже и в «перестроечной» советской печати с некоей двойственной нерешительностью пишут: «С Гордиевским наша печать обошлась довольно мягко потому, что в нашем обществе сейчас размыты критерии, по которым можно оценивать его деятельность» [49]. Победители Августовской революция 1991 г. вызвали волну прозападной эйфории, еще более размывая критерии. Гордиевский даже пошутил, что теперь «английский шпион — достаточная рекомендация, чтобы быть избранным в Верховный Совет СССР» [50]. На основе таких же размытых критериев последний глава КГБ Бакатин, с санкции Горбачева, «в знак доброй воли» передал в 1991 г. американцам схемы секретной прослушки их посольства в Москве... Ответную добрую волю мы еще увидим в полной мере... Поэтому истинный критерий всё-таки должен быть, и мы далее попробуем его определить.

Сразу отметим также, что далека от истинного критерия была противоположная крайность отождествления власти в СССР с Россией — оборонческий совпатриотизм в виде различных видов «сменовеховства», в том числе после войны. Этому способствовали не только описанные антирусские и расчленительские факторы в антикоммунистической политике США, угрожавшие самому бытию русского народа, но и национальная мутация коммунистического режима, отчасти изменившего свою идеологию по сравнению с довоенным временем «борьбы с черносотенной культурой великороссов».

На этом оборонческом фланге в числе авторов эпохи Холодной войны, выделим Вл. Нилова (настоящее имя: Лев Александрович Волин, бежал из Восточной Германии на Запад в конце 1940-х гг.). Будучи антикоммунистом и даже монархистом, он в журнале «Свободное Слово (Карпатской Руси)» под редакцией М.И. Туряницы откровенно писал много правильного о русофобии и подлинных целях Запада, маскируемых антикоммунизмом. «Верность России состоит в неприятии большевизма при непременном условии сохранения национального и государственного бытия России. Эти два условия взаимосвязаны. Антибольшевизм без русского патриотизма и русский патриотизм без антибольшевизма ведут к предательству России» [51]. Однако его нередко зачисляли в совпатриоты, поскольку его при этом заносило в оправдание советского строя как «меньшего зла» и даже как продолжения русской истории, в оправдание советской экспансии в странах Третьего мира (это «лучше», чем капиталистическая эксплуатация), в восхваление героизма красной армии в войне, а также в осуждение и Власовского движения, и эмигрантского антикоммунизма. Это было следствием исходной позиции Нилова: «внешняя опасность, грозящая самому существованию России, имеет приоритет над сменой режима в стране. Россия превыше всего! Вначале устранение внешней опасности и лишь потом сведение счетов с режимом...» [52]...

На первый взгляд это для многих звучало приемлемо. Однако устранить внешнюю опасность эмиграция была не в силах ни в годы советско-германской, ни в эпоху Холодной войны. Это и не было задачей русской эмиграции. Ей, очень малой русской силе, приходилось считаться с мировой расстановкой сил и с политикой могущественных противников СССР как с фактом, пытаясь использовать имевшиеся возможности для русского дела, и это не должно было означать отказа от русской антикоммунистической пропаганды на СССР, то есть от просвещения своего народа. Ведь марксизм тоже «грозил самому существованию России» своей агрессивной внешней экспансией и ложью (то и другое делало из СССР удобную мишень для западной антирусской пропаганды), и также этот режим ослаблял русский народ изнутри — карательной ненавистью к исторической России и богоборчеством. Поэтому подобные оборонительные приоритеты совпатриотизма в годы советско-германской войны не принесли русскому народу подлинного освобождения. Защитить Россию от обоих видов опасности, внешней и внутренней, можно было только с Божией помощью, основываясь на служении Божией правде.

И это было самое трудное... Без этого ни оборончество с его выбором «меньшего зла», ни политический антикоммунизм не могли быть спасительны. В этой полемике видны те же корни, что и у будущих неоправдавшихся надежд «Русской партии» на стабилизирующие структуры КПСС в годы «перестройки»... Необходимо было учитывать все действовавшие силы, всех противников: и коммунистов, и иностранных врагов России — как это сделал И.А. Ильин в «Наших задачах».

В сущности, миссия русской эмиграции всегда заключалась в том, чтобы быть независимой третьей силой по отношению к внутреннему и внешнему врагу России — бескомпромиссно и ответственно выражать национальные интересы исторического российского государства, привлекая на эту позицию здоровые силы своего народа, которые в нем были всегда. Именно этот критерий, а не один лишь антикоммунизм, следует применить к оценке действий политической эмиграции. Те эмигранты, которые в «борьбе капитализма и коммунизма» смогли удержаться на этом уровне, на вершине той «горы», с которой были видны оба склона, «без румян и прикрас» — только те и соответствовали этой миссии. Им есть что ответить на формулу А. Зиновьева: «Целились в коммунизм, а попали в Россию»...

О «чувстве хрупкости России»

Обратимся к упомянутой, написанной в 1936 г., статье Федотова о «нравственном смысле измены», в которой затрагивается все та же старая проблема оборонцев и пораженцев, то есть проблема индивидуальной совести в выборе меньшего зла:

«Западная Церковь, начиная с блаженного Августина, учила о допустимости для христиан принимать участие лишь в справедливой войне. Тем самым суверенитет отечества лишается своей абсолютности. Отсюда один шаг до возможности и даже обязанности бороться против неправедного, беззаконного и тиранического государства. В средние века, в эпоху христианской культуры, в этом не могло быть сомнений. Почему же теперь для нас, и христиан, и революционеров, измена сталинской России ощущается не только как политическая ошибка, но и как моральный грех?» — задавал вопрос Федотов и отвергал слишком простые ответы: «Я думаю, ...в нас говорит опыт нового чувства России, выношенного в боли и муках последних десятилетий. Это чувство я определил бы, за отсутствием другого слова, как чувство хрупкости России» [53] (курсив наш. — М.Н.).

И Федотов поясняет. Это чувство подобно тому, когда человек, умудренный возрастом, знает, что в мире есть смерть, и что она может унести то, что ты очень любишь. Когда этого еще не знаешь — к предмету любви относишься более легкомысленно и безответственно. Так когда-то по инерции либералы боролись против самодержавия, радовались военным поражениям России, и при всей их антипатриотичности «баланс казался недурен»: «За Севастополь — освобождение крестьян, за Порт-Артур — конституция. Мы не хотели видеть, что сонный великан уже дряхл и что огромная лавина, подточенная подземными водами, готова рухнуть, похоронив под обломками не только самодержавие, но и Россию». Один раз это уже случилось. Федотов боялся, что это может повториться с Россией в навязанном ей оккупантами марксистском облике.

Вряд ли это личное покаянное объяснение применимо к 1930-м годам сталинского геноцида русского народа и исторической России (Федотов сам в молодости был революционером и в эмиграции близок к оборонческому совпатриотизму, пытаясь оправдать с «христианских позиций» и героическую мораль дореволюционных террористов, и зверства красных в испанской гражданской войне). Но часть объективной истины оно содержит. Эта истина — в необходимом различении между антинародным режимом, который сегодня есть, а завтра нет; и оккупированной им Россией, на которой режим паразитирует. Эта истина в том, что на одной и той же российской земле, помимо властителей, есть измученный порабощенный народ, понесший невероятные жертвы, ослабившие его силы сопротивления, отчасти смирившийся перед террором, столь долго надеющийся на лучшее и все еще столь несчастный, не способный сбросить иго. Этот наш народ с его тысячелетней историей нельзя похоронить под обломками марксистской оккупационной власти.

Добавим к этому и суждение философа С.Л. Франка: на чужбине мы «ясно чувствуем: родина — не «кумир», и любовь к ней есть не влечение к призраку; родина — живое, реальное существо... В пылу политических страстей... мы часто забываем нашу подлинную любовь и невольно отрекаемся от несчастной матери — единственного сокровища, оставшегося у нас на земле. Мы выставляем напоказ ее позор, мы злорадно усмехаемся ее страданиям, мы стараемся даже преувеличивать ее скорби и глубину ее нравственного падения, потому что не можем примириться с тем ложным путем, по которому она пошла. Мы взваливаем на других и на нее самое ту ответственность за ее грехи и несчастия, которая одинаково лежит на нас всех, ее детях, мы часто готовы отождествить ее, столь дорогую и родную нам душу, которая — мы знаем это — непреходяща, с бесчинством и мерзостью ее порочных детей насильников, теперь издевающихся над ней» [54].

Иными словами, антикоммунистическая борьба может быть богоугодным делом, только если она имеет не одно лишь политическое, но и духовное оправдание с ответственностью за последствия: иначе борьба против одного вида зла может служить лишь его укреплению под другой личиной. Для этого нужно было иметь и достаточно широкий духовно-политический кругозор, учитывавший все виды зла.

В этом вопросе наивность часто допускали и те русские патриоты, которые надеялись «раскрывать глаза» западным властям, не понимая ту суть Запада, о которой писал Ильин. Например, А.И. Солженицын, высланный в 1974 г. на Запад в годы так называемой «разрядки», искренне считал, что Запад позорно капитулирует, отдавая коммунизму одну страну за другой: «надо быть слепым, чтобы не видеть, как перестали принадлежать Западу океаны и всё стягивается под ним территория земной суши» [55]. Эмоциональные призывы знаменитого писателя к западным правителям многим в русской эмиграции казались правильными: «имейте мужество к сопротивлению!»; «пожалуйста, побольше вмешивайтесь в наши внутренние дела!»; «хотя бы не помогайте нашим рабовладельцам!» (1975) — с нравственной точки зрения они были столь же оправданны, как и приведенные выше призывы 1920–1930-х гг. По сути, Солженицын призывал Запад не предавать процесс самоосвобождения внутри России, который шел наперегонки с глобальной экспансией коммунизма — какой из этих процессов победит, тот и определит судьбу планеты, подчеркивал писатель, однако возражал:

«...Будто я “призываю” Запад идти освобождать наш народ от коммунизма... Не только в Гарвардской речи, но и никогда прежде я не призывал ни к чему подобному... Я всегда говорил: мы освободимся — сами, это наша задача, как бы она ни была трудна, а к Западу только одна просьба и один совет. Просьба: пожалуйста, не заталкивайте нас под диктатуру, не предавайте нас миллионами, как поступили в 1945, и не укрепляйте наших угнетателей вашими техническими средствами. И совет: в вашем безграничном отступлении — поберегите сами себя, не отступайте в ту последнюю яму, из которой вам уже нельзя будет выбраться» [56].

Критическая Гарвардская речь (1978) стала переломной точкой в «имидже» Солженицына в мировых средствах информации: его зачислили в «русские националисты» и антидемократы. («Третья эмиграция» также включилась в его постоянную травлю, в которой отличились Войнович своими памфлетами[57] и В. Чалидзе, издавший соответствующий сборник[58] и выступавший также против «мифа» о православном возрождении в СССР: «нет такого возрождения», а есть «национал-коммунизм» [59].) То есть, в отношениях с Западом Солженицын пошел бескомпромиссным путем, правда, лишь в меру своего понимания мировой расстановки сил.

Александр Исаевич был убежден, что «коммунизм не переродится никогда, он всегда будет являть человечеству смертельную угрозу» [60], ибо в коммунизме «концентрируется Мировое Зло», в сравнении с которым меркнут все недостатки Запада, и даже наивно хвалил США, которые «давно проявили себя как самая великодушная и самая щедрая страна в мире» [61]. То есть с духовной точки зрения тогдашние оценки Солженицыным (как и другими антикоммунистами, в том числе многими членами НТС) мировой раскладки сил основывались во многом на информации из западных же СМИ и теперь выглядят упрощенно: «Накануне планетарной битвы между мировым коммунизмом и мировой человечностью... так много уже уступлено, отдано и расторговано, что сегодня Запад уже не может устоять даже при единении всех западных государств, — а лишь в союзе с порабощенными народами коммунистических стран» [62] (1980)...

Запад, как видим, устоял и перешел в наступление — предпочтя союз с наиболее алчной частью коммунистических поработителей, объявивших себя «демократическими» президентами на обломках прежнего, совместно разрушенного ими государства. Видимо, для такого исхода уже тогда имелись предпосылки как на Западе, так и в СССР.

Солженицын переоценил порядочность «мировой человечности», которая активно поддержала правозащитников в СССР лишь в своекорыстных целях. Хотя на Западе есть немало порядочных людей, в демократии (как заметил Солженицын позже) всегда господствует «денежная аристократия» (из которой и выделяется «мировая закулиса») — она-то и определяет политику Запада. Для нее защита прав человека в СССР была лишь прагматичным инструментом геополитической войны с сильным противником, ибо, например, нарушения прав человека в компрадорских диктатурах «третьего мира» западную совесть не волновали. Да и в самих США, как мы теперь знаем, на эти «права» при необходимости плевали — вплоть до тайных военных экспериментов с облучением своего населения[63] (заметим, что в США всегда существовала и бессильная внутренняя христианско-патриотическая оппозиция, например, республиканец П. Бьюкенен называл Конгресс США «территорией, оккупированной Израилем»).

Очевидно, правящие круги Запада имели больше информации, чтобы судить о действительной опасности СССР и чтобы определять свою долгосрочную стратегию. Эта стратегия, во избежание планетарной атомной катастрофы, ставила целью «холодную» победу над Советским Союзом в расчете на его идеологическое самоизживание и перерождение — чему Запад и стремился всячески способствовать. Система, основанная на несвободе, представляла собой удобную мишень: на естественном стремлении людей к свободе Запад мог умело играть. В этом был замысел и пробного шара «разрядки», и Хельсинкского процесса, и потом западного влияния на «перестройку».

То есть Запад, не рискуя атомной войной, ждал прихода к власти в СССР обуржуазившегося поколения номенклатуры. Оно уже было на виду. Поэтому, подобно кутузовской тактике, выгоднее было дать советскому режиму выдохнуться и одряхлеть самому (доктрина Зонненфельдта, влиятельного сотрудника Совета национальной безопасности США при Никсоне). Ведь СССР тратил огромные средства на экспансию в Третьем мире. Там к просоветским режимам (Монголия, Куба, Вьетнам, Лаос, Кампучия, Ирак, Ливия, Алжир, Гвинея-Бисау, Южный Йемен и др.) уже после подписания мирного Хельсинкского Акта добавились: Ангола (ее завоевал кубинский экспедиционный корпус), Мозамбик, Эфиопия (из-за поддержки которой был потерян ее просоветский сосед с важной военной базой — Сомали), Афганистан (где в 1978 г. марксистская революция была устроена несмотря на то, что страна была лояльна СССР), Никарагуа, Зимбабве, Гренада; началась поддержка коммунистических партизан в Сальвадоре; и, разумеется, продолжалось финансирование компартий во всех капиталистических странах... В 1979 г. кандидат в члены Политбюро Б. Пономарев, самозабвенно перечисляя подобные успехи, заявил: «Идет неумолимый процесс смены отживших реакционных режимов прогрессивными, все чаще с социалистической ориентацией» [64]...

Эти новые бедные члены соцлагеря в Азии и Африке, не так уж нужные Западу (нужные страны он держал крепко), ложились на СССР все бόльшим бременем (десятками миллиардов долларов), сказываясь на уровне жизни советского населения. Основным видом ответной «братской платы» за все это было предоставление территории для создания советских баз, которые также стоили немалых денег. Логично было умножить заботы СССР и разыгрыванием «китайской карты» (подготовительные переговоры Киссинджера во время конфликта на острове Даманский, в 1972 г. визит президента Никсона в КНР), а что Китай был коммунистическим (за это Солженицын тоже стыдил Америку) — для Запада было столь же неважно, как и союз со Сталиным во Второй міровой войне...

Поэтому западные лидеры могли лишь с усмешкой воспринимать эмоциональные упреки русского писателя в «60-летней упорной слепоте к природе коммунизма». Солженицын пытался убедить их нравственными аргументами, тогда как в западной политике был голый расчет. Даже если Александр Исаевич надеялся таким способом повлиять на общественное мнение Запада (и сделал для этого очень много) — оно было не в силах изменить политику правящих кругов.

Солженицын в эти же годы, с одной стороны, призывал Запад проводить различие между русским народом и коммунистическим правительством, с другой стороны, наивно полагал, что западные правители «не понимают» ошибочности такого отождествления. Таково название и содержание его статьи «Чем грозит Америке плохое понимание [ею] России» (1980). Пока не увидел, что это не случайность: «Дело не в отдельных администраторах, а дело в руководящей идеологии вашей... Ваши радиопередачи все 30 лет сознательно направлены на то, сознательно направлены, планомерно, чтобы не дать русскому православию подняться и стать организующей общественной силой в России» [65] (1981). Солженицын оставил свои попытки «раскрывать глаза Западу», о чем свидетельствует в 1982 г. его отказ участвовать в коллективном завтраке русских эмигрантов, приглашенных к президенту Рейгану лишь для некоей «внешней церемонии».

Солженицына тогда возмутила прозвучавшая в прессе и не опровергнутая Белым домом «формулировка причины, по которой отдельная встреча со мной сочтена нежелательной: что я являюсь “символом крайнего русского национализма”... Я — вообще не “националист”, а патриот. То есть я люблю своё отечество — и оттого хорошо понимаю, что и другие также любят своё. Я не раз выражал публично, что жизненные интересы народов СССР требуют немедленного прекращения всех планетарных советских захватов. Если бы в СССР пришли к власти люди, думающие сходно со мною, — их первым действием было бы уйти из Центральной Америки, из Африки, из Азии, из Восточной Европы, оставив все эти народы их собственной вольной судьбе. Их вторым шагом было бы прекратить убийственную гонку вооружений, но направить силы страны на лечение внутренних, уже почти вековых ран, уже почти умирающего населения. И уж конечно открыли бы выходные ворота тем, кто хочет эмигрировать из нашей неудачливой страны.

Но удивительно: всё это — не устраивает Ваших близких советников! Они хотят — чего-то другого. Эту программу они называют “крайним русским национализмом”, а некоторые американские генералы предлагают уничтожать атомным ударом — избирательно русское население. Странно: сегодня в мире русское национальное самосознание внушает наибольший страх: правителям СССР — и Вашему окружению. Здесь проявляется то враждебное отношение к России как таковой, стране и народу, вне государственных форм, которое характерно для значительной части американского образованного общества, американских финансовых кругов и, увы, даже Ваших советников. Настроение это губительно для будущего обоих наших народов» [66].

После этого Солженицын надолго замолчал, уйдя в работу над «Красным колесом». Возможно, он понял то, о чем писал Ильин и к какому итогу, в частности, пришел А. Авторханов в своих мемуарах (также потративший много сил на «просвещение» американцев):

«Много лет мне надо было находиться на Западе, чтобы понять, наконец, следующую элементарную истину: официальный Запад никогда не думал и не думает помогать народам СССР освободиться от тоталитарной тирании; нам сочувствует только его интеллектуальный пролетариат, но помочь нам в чем-либо эффективно он не может — на то он и “пролетариат”. Правда, после войны каждая партия в Европе и каждый президент в Америке приходили к власти под громкими лозунгами антикоммунизма, но стоило им добраться до вожделенных кресел президентов, как они в первую же очередь протягивали руку “кооперации” именно владыкам Кремля, а не угнетенным ими народам. Советский коммунизм для них служил не объектом борьбы — чтобы помочь нашим народам освободиться от него, — а просто-напросто жупелом, чтобы, пугая им свои народы, приходить к власти...

Это запоздалое прозрение привело меня к выводу, что надо перестать донкихотствовать и воображать, будто миссия политической эмиграции — “просвещение” Запада в отношении истинной природы коммунизма... нам полезно взяться за политическое просвещение собственных народов...».

И далее:

«Вот уже 65 лет Советский Союз был и остается рынком сбыта и источником сырья для западных индустриальных стран, а мораль бизнесменов на этот счет провозгласил английским премьер Ллойд-Джордж еще во времена Ленина: “торговать можно и с людоедами”. С гибелью “советского социализма” Запад потерял бы не только гигантский бизнес с его всевозрастающим профитом, но у него появился бы на мировом рынке страшнейший в его истории конкурент, поскольку освобожденная от догматических оков коммунизма экономика великой страны с ее талантливыми народами была бы способна на такие экономические чудеса, которых не знал классический капитализм даже в его лучшие времена...

Единственно, чего Запад хочет и чего он добивается, — это чтобы советский коммунизм остался в своих имперских границах и по-прежнему служил для него рынком сбыта и источником сырья...

Отсюда — у народов СССР нет другого пути к свободе, как преодоление советской тирании своими внутренними силами» [67] (курсив наш. — М.Н.).

Именно этим объяснялась стратегия НТС на революцию внутри страны. Причем отношение членов НТС к коммунистическому режиму было как к непримиримому экзистенциальному врагу, подобно солженицынской «концентрации мирового зла». Такая ненависть оправдывала отношение НТС к Западу как к меньшему злу (с одной стороны, была его критика за русофобию, с другой — в сущности союзные отношения, пусть и вынужденные). Эта ненависть к коммунизму, особенно присущая второй эмиграции, не всегда была «благородной» и отражалась весьма примитивно в энтээсовской пропаганде: таковы были в 1950-х гг. расшифровка НТС как «Несем тиранам смерть!» и превращение родового трезубца св. Князя Владимира в «вилы гнева», многое внешне копировалось с приемов большевицкой борьбы против царской России. Архимандрит Константин (Зайцев) верно писал о подобных призывах «Посева»: «Чистым мечтательством является мысль о возможности революционизировать советскую Россию лозунгами бездуховными» [68]. Отметим и постоянные утрированные искажения советской реальности (например, сегодня очевидно пропагандное преувеличение пороков централизованно-планового хозяйства СССР, которое при всем «волюнтаризме» партийных функционеров имело немало полезного в смысле автаркии — самодостаточной независимости от иудаизированной мировой экономики, но, к сожалению, на ложной идеологии).

Разумеется, КГБ и советский агитпроп платили эмиграции и особенно НТС гораздо более грязной, лживой и физической ненавистью вплоть до терактов, похищений и убийств, и это также подпитывало энтээсовский революционный утопизм. Он лежал также в основе постоянной критики Запада за его отказ поддержать революционные силы русского народа. Здесь у НТС заметно сходство с Солженицыным, даже если у Александра Исаевича отношение к НТС было как к организации «партийной и нетворческой».

Теория конвергенции

Период «разрядки» международной напряженности (все 1970-е гг. до начала Афганской войны) и доктрина Зонненфельдта будут еще более понятны, если учесть долгосрочную идеологию мировой закулисы. Помимо страха перед исторической Россией и экономических выгод от «торговли с людоедами» западная помощь в установлении власти большевиков и их длительная поддержка (казалось бы несовместимая с антикапиталистической программой коммунизма и с намерением Ленина повесить капиталистов на той веревке, которую они сами для этого дают), — имела еще одно измерение: материалистическое духовное родство в стремлении к тотальному мировому господству. Солженицын в Гарвардской речи, говоря о происходящей капитуляции Запада перед советской экспансией и отвергая теорию конвергенции как самообманную «ласкательную» иллюзию о примирении непримиримого, отметил вскользь: «Именно потому коммунистический строй мог так устоять и укрепиться на Востоке, что его рьяно поддерживали (ощущая с ним родство!) буквально массы западной интеллигенции, не замечали его злодейств, а уж когда нельзя было не заметить — оправдывали их» [69].

Однако это родство проявлялось не только в социалистических симпатиях и иллюзиях левой интеллигенции, весьма влиятельной в «прогрессивной» западной культуре (Л. Фейхтвангер, Б. Шоу, Р. Роллан и др.; множество деятелей социалистического Интернационала), — что имеет в виду Солженицын. Духовное родство с коммунизмом было у самой «мировой закулисы». Оно не заметно, если сравнивать капиталистическую и коммунистическую системы лишь по политическим критериям (свобода — несвобода). Но оно очевидно, если взять духовную точку отсчета: общее у обеих систем — отрицание христианства (вплоть до атеизма), стремление разрушить традиционные национальные ценности для материалистической унификации мира. Западный капитализм был порождением иудаизированной Реформации христианства, масонские демократии — следствием антимонархических буржуазных революций, марксизм и коммунизм — инструментом еврейского Финансового Интернационала по разрушению удерживающей православной Российской империи. Теперь в русле долгосрочной стратегии совместной с коммунистами борьбы за искоренение христианских национальных традиций всех народов предстояло перейти к следующему этапу — созданию на расчищенной планете мирового правительства.

Проф. Саттон пишет:

«Большевики и банкиры имеют одну значительную общую причину — интернационализм. Революция и финансовый интернационал вовсе не противоречат друг другу, если результат революции заключается в достижении более централизованной власти. Международные финансисты предпочитают иметь дело с централизованными правительствами. Менее всего сообщество банкиров хочет пустить экономику на самотек и децентрализовать власть, ибо это привело бы к распылению власти».

В начале ХХ в. возник так называемый «план Марбурга, финансировавшийся из огромного наследства Андрю Карнеги». Это была «программа захвата власти», состоявшая в том, что «Карнеги с его неограниченным богатством, международные финансисты и социалисты будут организованы в одно движение». «Правительства всего мира, в соответствии с планом Марбурга, должны быть социализированы, но верховная власть должна оставаться в руках международных финансистов “чтобы контролировать верховные органы и, навязав мир, создать панацею от всех политических болезней человечества”».

«Эта идея была связана с другими элементами и схожими целями. Лорд Мильнер в Англии дает пример трансатлантических банковских интересов, признавая добродетели и возможности марксизма. Мильнер был банкиром, влиятельным в проведении британской военной политики, и с промарксистскими симпатиями»

«Из этого невероятного посева выросло современное интернационалистское движение, включающее в себя не только финансистов Карнеги, Пауля Варбурга, Отто Кана, Бернарда Баруха и Герберта Гувера, но также и Карнеги Фондэйшен и его потомство “Международное примирение”. Доверительными партнерами Карнеги были... видные лица из Америкэн Интернэйшэнэл Корпорэйшен», которая была создана для ведения торговли с советской Россией, — пишет Саттон. Разумеется, отношение этих финансовых кругов к большевизму не было единственной политической доктриной в западном мире, но имея в своих руках такой мощный инструмент, как финансы, им удавалось оказывать решающее закулисное давление на свои правительства. Так, президент США «Вудро Вильсон подпал под мощное влияние — и действительно задолжал финансово — этой группе интернационалистов. Как писал Дженнингс Уайз, “историки никогда не должны забывать, что Вудро Вильсон... обеспечил Троцкому возвращение в Россию с американским паспортом”».

«Эти цели живы и сегодня. Джон Д. Рокфеллер излагает их в своей книге “Вторая американская революция”, на титульном листе которой красуется пятиконечная звезда» [70], — напоминает Саттон.

Для иллюстрации возможного совмещения этой идеологии с коммунистической напомним несколько цитат из «Коммунистического манифеста» Маркса-Энгельса:

«Законы, мораль, религия — все это... не более как буржуазные предрассудки...». Это относилось и к понятию национальности: «Рабочие не имеют отечества... Национальная обособленность и противоположности народов все более исчезают уже с развитием буржуазии, со свободой торговли, всемирным рынком, с единообразием промышленного производства и соответствующих ему условий жизни» [71]. Здесь заметна сходная интернационалистическая цель объединения мира под одним правительством (сейчас ее называют мондиализмом от французского слова le monde — мир); разница лишь в том, что капиталисты предназначали в мировые правители себя, а коммунисты — себя...

Наиболее решительный идеолог мировой коммунистической революции Троцкий был в восторге от Нью-Йорка, столицы капиталистического мира: «Я оказался в Нью-Йорке, в сказочно-прозаическом городе капиталистического автоматизма, где на улицах торжествует эстетическая теория кубизма, а в сердцах — нравственная философия доллара. Нью-Йорк импонировал мне, так как он полнее всего выражает дух современной эпохи... Цифры роста американского экспорта за время войны поразили меня. Они предопределяли ... решающую мировую роль Соединенных Штатов после войны... Я уезжал в Европу с чувством человека, который только одним глазом заглянул внутрь кузницы, где будет выковываться судьба человечества. Я утешал себя тем, что когда-нибудь вернусь» [72]. Того же Троцкий хотел и для Европы: «лозунг Соединенных Штатов Европы — без монархий и постоянных армий — стал бы в указанных условиях объединяющим и направляющим лозунгом европейской революции» [73].

Отношение к «реакционной» православной России у тех и других было одинаково; Ленин лишь использовал другие термины: «Лозунг национальной культуры есть буржуазный (а часто и черносотенно-клерикальный) обман... Пролетариат же не только не берется отстоять национальное развитие каждой нации, а напротив... приветствует всякую ассимиляцию наций... Он поддерживает... все, ведущее к слиянию наций». «Может великорусский марксист принять лозунг национальной, великорусской, культуры? Нет... Наше дело — бороться с господствующей, черносотенной и буржуазной национальной культурой великороссов...» [74].

Не удивительно, что ЮНЕСКО (организация ООН по культуре) активно участвовала в проведении международных кампаний, связанных с 50-летием большевицкой революции (1967), 150-летием со дня рождения К. Маркса (1968), 100-летием со дня рождения В. И. Ленина (1970), 50-летием образования СССР (1972).

И до «разрядки», на ожесточенном этапе Холодной войны, разногласия «мировой закулисы» с марксистской антихристианской идеологией не были принципиально несовместимыми (вспомним активность американского капиталиста А. Хаммера). Даже Хрущев, грозивший «похоронить» Запад, был мировой закулисе ближе в сравнении с наметившейся в годы войны русской мутацией коммунизма, которую тот же Хрущев окончательно и пресек своим возвращением к «ленинским нормам», к «интернационализму» и новыми гонениями на Церковь. Эта сторона его «десталинизации» ни у либеральной интеллигенции, ни у Запада критики не вызывала, и всё перевешивали похвалы за ликвидацию сталинского ГУЛага. Примечательный факт: на время визита Хрущева во Францию в 1960 г. наиболее активные русские эмигранты были принудительно высланы из Парижа на Корсику.

Дружественные отношения Запада с коммунистической Югославией при Тито в годы Холодной войны также свидетельствуют о том, что коммунистическая идеология в сущности не была для Запада тем врагом, каким ее выставляла западная пропаганда. И в «Законе о порабощенных нациях» Югославия не упоминается, там главный объект «русский коммунизм».

Проницательны и интересны по данной теме конвергенции статьи Александра Уайта[75] с анализом взаимоотношений США и СССР как «Двух Великих», которыми манипулирует «Великий Один» — «мировая закулиса», создающая тоталитарное мировое правительство.

Были, конечно, и либерально-прогрессивные взгляды на конвергенцию как соединение лучших черт того и другого строя (эту программу выдвигал Сахаров). Даже ярый антикоммунист З. Бжезинский писал, что «конечному слиянию некоторых коммунистических государств с более обширным мировым сообществом может способствовать тот факт, что в этом веке плюралистические демократии сделают частью своих систем некоторые наиболее плодотворный и даже конструктивные аспекты марксистского стремления к совершенному обществу» [76]. Думается, однако, более откровенен Бжезинский был в своем ином предвидении «совершенного общества» статье «Америка в технотронной эре» (1968):

«Мы переживаем не обычную революционную эпоху; мы вступаем в фазу новой метаморфозы в человеческой истории. Мир стоит на пороге трансформации, которая по своим историческим и человеческим последствиям будет более драматичной, чем та, что была вызвана Французской или Большевицкой революциями... В 2000 году признают, что Робеспьер и Ленин были мягкими реформаторами» [77].

Стоит отметить, что при всем доминировании СМИ, подконтрольных «мировой закулисе», на Западе всегда существовала «свобода писка» для оппозиционеров и борцов против Нового мирового порядка. Ими анализировались такие структуры «мировой закулисы», как Бильдербергский клуб (Bilderberg Society), Совет по международным отношениям (Council on Foreign Relations), Трехсторонняя комиссия (Trilateral Commission). Издавались разоблачительные журналы и книги, которыми, естественно, интересовалась и русская эмиграция. Используя эти публикации, немало русских авторов писали свои полезные, но в основном компилятивные, работы разного качества, например, в годы Холодной войны — уже упомянутый Вл. Нилов, председатель Высшего Монархического Совета Г.М. Кнюпфер и многие другие, из последних отметим работу А. Федосеева «Благодетели» [78], а также статьи Н.К. фон Крейтора, П.Н. Будзиловича и др. Не станем разбирать достоинства и недостатки подобных работ. Согласимся с их основным положением: с XIX в. социализм-коммунизм в XIX–XX вв. является частью общего плана по разрушению старого христианского мира национальных государств и созданию интернационального Нового мирового порядка — всемирного тоталитарного государства под управлением иудейского Финансового Интернационала.

На фоне приведенных фактов понятно, что не только теорией были соответствующие высказывания русских религиозных философов, как, например, парижского В.Н. Ильина:

«Совершенно нецелесообразным представляется... противопоставление революции капитализму и буржуазному строю. Так как золотой телец, “мамона” — финансовый капитал, есть тоже представитель идеи чистой власти, то отсюда связь революции с “мамоной” несмотря на видимость борьбы. В сущности, нужно говорить так: и революция и мамона являются двумя ликами одной и той же идеи чистой власти, ее феноменологией... Теперь совершенно ясно, почему современная буржуазия, капитализм и масонство так тесно связаны с лоном революции, почему они это лоно поддерживают и питают...» [79].

Напомним также, какую оценку “свободному миру” и коммунизму уже в 1950-е гг. давал архимандрит Константин (Зайцев):

«Духовное состояние современного мира являет разительный контраст по сравнению с тем, чем был мир до Великой Войны, до Русской Революции, до падения Русского Православного Царства. Огромны были уже к тому времени успехи “темных сил”, но оставалось подпольным их действие по отношению к государственному порядку, носившему еще отчетливые признаки порядка Богоустановленного — пусть расшатанного и даже искаженного, но живого в своей доброй преемственности.

Сейчас не то!

Сейчас в подполье находятся силы добра, а господствует в мире злое начало — пусть и рядится оно льстиво в былые одеяния и общественной, и политической, и государственной, и даже церковной традиции.

Не так уж важно в настоящее время тщательно распознавать облицовку той или иной фракции господствующего Зла, как нет особой надобности исследовать конкретную их взаимозависимость. В былое время, когда говорилось о “темных силах”, имелось ввиду масонство, имелись ввиду особые революционные организации. Ныне рамки действия Зла настолько расширились, что удельный вес тех или иных составных элементов широчайшего и разветвленнейшего фронта Зла не поддается измерению, как не поддается исследованию согласованность отдельных частей этого уже открыто действующего многосоставного воинства, получающего охват поистине вселенский.

Нет, поэтому, достаточных оснований преувеличивать реальное значение даже коммунизма в исходных и привычных его формах, в перспективе дальнейшего развития событий — так далеко зашло овладение Злом исторических образований человечества, привычно воспринимаемых нами как образования “добрые”. Дальнейшее оформление растущих сил Зла не обязательно пойдет по линии дальнейшего успеха коммунизма, в завоевании им мира... Это не значит, что коммунизм, сделав свое дело, перейдет в небытие. Это значит, что исполнив свое нарочитое назначение физического истребления и духовного развращения той части человечества, которая была наиболее насыщена исторически сохранившемся “добром”, он должен ныне и сам изменять свой облик, чтобы найти себе место — весьма высокое и влиятельное, быть может, даже определяющее — в составе расширившегося до пределов вселенскости многоликого, всю историю человечества, под определенным углом зрения, в себя вбирающего, ареопага Зла... [В этом абзаце курсив наш. — М.Н.]

Картина устрашающая. Как и когда завоюет коммунизм свободный мир, в его уже духовной беззащитности, мы не знаем. Не знаем мы — завоюет ли коммунизм его вообще! Не потому это, что он сам будет свободным миром побежден, а лишь потому, что коммунизму не надо будет такой мир уже и завоевывать: он и так у Сатаны окажется в кармане.

Возвращаемся мы к главной теме. Не в том сейчас дело, о чем, не так давно, только и можно было говорить как о реальной угрозе, а именно: дело уже не в распространении власти Красной Москвы на весь мир; дело уже не во всесветной победе коммунистического Интернационала. В прошлом уже эта угроза — за ненадобностью ее. Это не значит, что коммунизм, как таковой, не будет добиваться и не будет достигать, как государственная сила, территориальных достижений и что он не будет как подпольная организация, как “партия”, как общественная сила с прежней настойчивостью вести завладение, конспиративными и открытыми путями, свободными еще странами всех континентов. Это значит лишь одно: процесс роста Зла в мире далеко обогнал специфически-коммунистическую агрессию. [В этом абзаце курсив наш. — М.Н.]

Процесс этот идет со скоростью невероятной и в самых разных формах, трудно даже обозримых, ибо охватывающих всю вселенную — в том составе и ту, которая находится под коммунистической пятой. Меняется режим Советской России. Еще большим изменениям, с точки зрения ортодоксальной коммунистической линии, подвергаются режимы сателлитов...

А свободный мир?.. если коммунизм нередко и отвергается, то во имя идеалов, от истинного христианства достаточно далеких [курсив наш. — М.Н.]. А это самое историческое христианство — надо ли здесь и сейчас даже упоминать о том, какие процессы наглядно для всех нас протекают в нем! Уравниловка обще-христианская идет полным ходом... Дух антихристов утверждается победоносно, и вот в это новом “климате” и устаревает ортодоксальный коммунизм, да и вообще теряют свое индивидуальное значение все “темные силы”. Открыто строится антихристово здание — и делается это, намеренно-льстиво, под знаменами былыми: подмена то, фальсификация, которая полным ходом идет и во всех возможных направлениях. Приспособляется к этому процессу и коммунизм, в своей звериной отвратительности, намеренно прикрываемой, уже устаревший...» [80].

«Есть идейное единство в отношении Исторической России между свободным миром и коммунизмом. Не так уж редко воспринимает свободный мир коммунизм как освобождение от ига царизма!..» [81].

В эпоху Брежнева и особенно в десятилетие «разрядки» номенклатура КПСС в своих жизненных ценностях все больше уподоблялась буржуазному миру, с которым уже не столько боролась, сколько соперничала, завидуя его уровню жизни и создавая для себя такой же. Возникла огромная инфраструктура по обслуживанию номенклатуры: командировки и туристические поездки на Запад, а внутри страны — закрытые поликлиники, дачные поселки и дома отдыха, магазины-распределители с полным набором импортного ширпотреба. Так номенклатурная каста изолировалась от народа и превращалась в «новый класс» (выражение югославского коммуниста-диссидента М. Джиласа в одноименной книге), связанный круговой порукой, отбирающий в себя людей с нужными аморальными качествами и щедро их вознаграждающий материальными благами. Даже за явные преступления (взяточничество, растраты, разврат) номенклатурщиков часто лишь переводили на другую работу; в среднеазиатских и кавказских республиках руководящие должности покупались за деньги...

Так усилился отрицательный «естественный отбор» людей в советский правящий слой, что вскоре и стало главной причиной саморазрушения режима КПСС. В эмиграции архимандрит Константин (Зайцев) проницательно писал об этом уже в хрущевское время, сравнивая его со сталинским:

«Тогда Россия правилась настоящими коммунистами. А сейчас? Можно с уверенностью сказать, что таких коммунистов сейчас в России нет. Они в прошлом. Они уже сделали свое дело... Некий общий язык слагается у современных “коммунистов”, правящих Россией, со свободным миром, свободно идущим навстречу антихристу. И в этой атмосфере и слагается в СССР некий новый режим, в котором рядом с официальным коммунистическим доктринерством, формально господствующим, право гражданства получает всякое самоублажение, не только попускаемое, но и поощряемое вождями — самоублажение, особенно прельстительное в СССР в силу его новизны, а потому способное покупать людей по такой дешевке, которая для свободного мира даже мало понятна. Вот тот “климат”, который обещает объединить весь, и свободный и коммунистический мир...» [82].

Итак, в период «разрядки» вместо войны против «коммунизма» у Запада появилась надежда мирно приручить его земными благами и переродить... В эпоху «разрядки», американцы прекратили финансирование многих своих антикоммунистических начинаний, сильно ограничили критику СССР в своих радиопередачах, сделав акцент на восхвалении своего «свободного мира» и материального уровня жизни... «Голос Америки», «Би-Би-Си», «Немецкую волну» перестали глушить в СССР. Умножились выдачи назад в СССР беглецов, что постоянно происходило в Финляндии, но теперь и в ирландском аэропорту Шеннон, где самолеты «Аэрофлота» останавливались для дозаправки перед трансатлантическим перелетом на Кубу, был создан «особый отряд полиции», возвращавший в СССР тех пассажиров, которые пытались бежать[83].

Хельсинкский Акт 1975 г. утвердил незыблемость границ и советских приобретений в Европе, но стал катализатором правозащитного движения, «третьей эмиграции» и соответствующего давления Запада на СССР. Большинство же эмигрантов, включая Солженицына, не вдаваясь в тонкости этой теории конвергенции и доктрины Зонненфельдта, увидело в «разрядке» лишь «очередное предательство» Запада.

Именно «разрядка» выявила для Запада идейную слабость и вырожденческие черты озападненной коммунистической номенклатуры, почуявшей запах пряника. И «мировая закулиса» не устояла перед соблазном ускорить этот процесс кнутом, воспользовавшись вводом советских войск в Афганистан в конце 1979 г. для спасения установленного там "братского» марксистского режима от повстанцев-муджахедов.

«Крестовый поход» Рейгана

С этого момента политика США взяла-таки курс на принудительные «похороны» СССР, сочтя его ненужным, опасным (в случае «обрусения») и достаточно уязвимым. Об этом решении пишет человек, которому стоит в данном случае поверить — Ричард Пайпс, влиятельный член Совета по национальной безопасности США. Он напоминает, что президент Рейган «неоднократно намекал на существование таких планов», а в 1981 г. прямо сказал: «Последующие годы будут знаменательными для нашей страны, для дела свободы и распространения западной цивилизации. Запад не будет сдерживать коммунизм, он опередит его. Мы не будем стараться разрушить коммунизм, но мы закроем эту печальную и странную главу в истории человечества, последние страницы которой пишутся сейчас... В декабре 1982 г. Рейган подписал секретный политический документ, который определял главное направление политики США по отношению к СССР: подталкивание этой страны в направлении внутренней либерализации» [84].

Что Рейган и Пайпс подразумевают под «распространением западной цивилизации» и «либерализацией» — это нам уже объяснили идеологи Радио «Свобода» (см. в предыдущих главах). Один из первейших инструментов в этом плане — расчленение СССР и даже РСФСР на отдельные государства (закон P.L. 86–90). Далее: установление в них подконтрольных Западу режимов в виде послушных вассалов в духе конвергенции.

На волне возмущения советской агрессией в Афганистане президент США Рейган объявил СССР «империей зла», последнюю страницу истории которой он намерен перевернуть. Организацией этого плана занимались директор ЦРУ Кейси (ранее был международным банкиром) и министр обороны Уайнбергер, которому удалось повторить план своего соплеменника Парвуса уже в глобальном масштабе, то есть объединить всех внешних и внутренних противников СССР (по принципу: «враг моих врагов является моим другом») и усугубить все советские проблемы. Этот тайный план описывается в документальной книге П. Швейцера[85] на основании информации от множества официальных лиц США:

– Поощрение антикоммунистических движений в СССР и Восточной Европе, которые финансировались из созданного в 1983 г. «Национального фонда содействия демократии» (директор — К. Гершман). Главное действие разворачивалось в Польше посредством финансирования движения «Солидарность» в союзе с Ватиканом и израильским Моссадом (который предоставил свою агентурную сеть).

– В 1986 г. афганские моджахеды получили переносные зенитные комплексы и стали сбивать советские самолеты, диверсионные действия были перенесены на территорию советских среднеазиатских республик. Антирусские волнения в Алма-Ате в 1986 г. были «хорошо организованы», — признает П. Швейцер.

– Уменьшение поступления твердой валюты в советскую экономику посредством снижения цен на нефть по договоренности с главным производителем нефти на Ближнем Востоке — Саудовской Аравией, которой именно в эти годы стали угрожать некие революционные группы, якобы «поощряемые Советским Союзом» (крышуемые ЦРУ).

– Затруднение получения Советским Союзом передовых западных технологий, прежде всего необходимых для нефтедобычи. США заставили и европейские страны присоединиться к технологической блокаде СССР.

– Новый виток гонки вооружений: «Стратегическая оборонная инициатива», способная сделать США неуязвимыми в ядерной войне. По сути это был тогда блеф, то есть психологическая атака по нервированию советского руководства.

– И, разумеется, массированная обработка западного «общественного мнения» в духе необходимости борьбы против СССР, который захватывает одну страну за другой, по вооружениям значительно опередил НАТО, разместил в Европе ядерные ракеты и «поддерживает террористов во всем мире». Этой цели послужило и провокационное направление в сентябре 1983 г. южнокорейского пассажирского самолета в советское воздушное пространство, где он был сбит.

Волна русофобии в США тогда просто зашкаливала. «Посев» писал: «24 октября 1983 г. в Вермонте была убита молодая девушка, американская гражданка Татьяна Зеленская. Убийца мстил ей как русской за уничтожение советским истребителем южнокорейского пассажирского самолета... Это убийство потрясло всю русскую эмиграцию как наиболее вопиющее следствие частого отождествления русских с коммунистами в СМИ западных стран. В связи с этим трагическим случаем выступили с заявлениями целый ряд видных представителей православных церквей в США, русской эмиграции и американской общественности с осуждением причин, приведших к убийству. По инициативе КРА, в протоколах Конгресса США были опубликованы письма отца убитой и А. Солженицына...» [86]. (Следует, однако, признать, что в «Посеве», к сожалению, некритично воспроизводилась из западных СМИ американская версия трагедии с самолетом без упоминания возможной провокации.)

Война в Афганистане и эмиграция

Отношение к войне в Афганистане и затем к начавшейся вскоре горбачевской «перестройке» также дает наглядную иллюстрацию ответственного и безответственного поведения различных групп в эмиграции. В виде примера отметим, что в НТС строго разграничивались противодействие власти КПСС с ее карательным инструментом КГБ — и отношение к советской армии: «сегодня она советская, а завтра будет российская». Армия — лишь инструмент в руках политической власти, но он необходим в любом государстве, поэтому задача русских патриотов — привлечь его на свою сторону, а не разрушать. (Так, в частности, в годы войны и Власовская армия в своей пропаганде относилась к советской.) Эта цель хорошо прослеживается в рубрике «Армия» в журнале «Посев» и в энтээсовских листовках для армии.

В НТС еще в 1930-е гг. сталинских репрессий и чисток армии было много надежд, что какой-нибудь «комкор Сидорчук» (вымышленный символический персонаж) совершит антикоммунистический военный переворот. В годы советско-германской войны шансы на это могли быть вполне реальными, если бы Гитлер не душил формирование независимого Русского правительства и РОА и не заставил подсоветских «унтерменшей» увидеть во внешнем враге большее зло... И в годы разрушительной горбачевской «перестройки», и сразу после ельцинского переворота 1991 г. шансы на взятие власти военными имелись, но непрерывная чистка армии демократами этого не допустила. Однако, положа руку на сердце, признаем: только то обстоятельство, что у советской армии имелось мощное современное оружие, не позволило США как победителю в Холодной войне полностью разрушить РФ в эти годы. И хотя в афганской войне от эмиграции ничего не зависело — в отношении НТС к армии наглядный пример того, что его антикоммунистическая борьба не была направлена на разрушение обороноспособности страны от внешнего врага (методом Ленина в Первую мировую).

Именно отсутствие такого чувства ответственности за свою грешную родину и чувства «хрупкости России» демонстрируют многие «истинные антикоммунисты» в числе диссидентских и «третьеэмигрантских» деятелей. В России наглядный пример — В. Новодворская: «Нужно говорить с Россией очень сурово, ничего ей не уступать, держаться нагло и независимо... Единственная гарантия человеческой свободы — умение с оружием в руках ее защищать. И ненависть. Россию Эстония полюбить не сможет и не должна» [87].

В эмиграции деятель подобного склада — В. Буковский, утверждавший, что горбачевские «реформы делают Советский Союз более опасным», «боеголовки ракет СС-20 снова будут нацелены на Запад» [88], и пропагандировавший в отношении «перестроечного» СССР стратегию «чем хуже — тем лучше»: «Мы недавно написали книгу вместе с Ирой Ратушинской, ее мужем Игорем Геращенко, Витей Суворовым и одним нашим знакомым американцем. Книжка забавная, про американского бизнесмена, у которого дед был русский... Приезжает он в Одессу со своим мылом, а там — гражданская война, все развалилось... бежит народ — наступают какие-то банды. ...проехать никуда нельзя: где мост навернулся, где химкомбинат долбанулся, там — монархисты, тут — анархисты... Немного смахивает на “Невозвращенца” Кабакова, но у него все довольно сжато и статично, а у нас — подробно: какая область куда отделилась, кто в какой окопался, где какое новое правительство. Забавная вышла книжка» [89].

Человек, способный считать «забавным» развал своей страны, как-то не укладывается в понятие русской эмиграции. Эти люди и не принадлежат к ней, а лишь выступают от ее имени вместе «со знакомыми американцами» на разных конференциях и симпозиумах в дорогих отелях, цель которых — направить события в России по сценарию, описанному в «забавной книжке».

Подобная «забавность» с привкусом пошлости видна и в выпуске «Континентом» (В. Максимова) поддельных «сатирических» номеров «Правды» и «Красной звезды» для распространения среди советских военнослужащих в Афганистане[90]. В частности, там печатались стихи И. Бродского о том, что правы были женщины, делавшие аборты в 1960-х гг., то есть матери нынешних призывников...

Упомянутые поддельные газеты — это уже была продукция созданного американцами «Интернационала сопротивления» антикоммунистов из соцстран (и советских республик, включая украинских сепаратистов) во главе с В. Буковским и В. Максимовым. Газеты предназначались для разложения советской армии, а выпускавшиеся резолюции — для западной общественности. Основная деятельность этого «Интернационала» заключалась в дорогостоящих конференциях об опасности советского тоталитаризма, который не поддается эволюции и устранить его можно только силовой политикой США. «Интернационалом» было также организовано радио «Свободный Кабул» для Афганистана и распространялись призывы от имени эмигрировавшего генерала-диссидента П.Г. Григоренко (в эмиграции примкнувшего к украинским националистам) к советским военнослужащим переходить на сторону повстанцев: «Уходите из этой армии! Становитесь в ряды защитников афганской свободы или уходите в страны свободного мира... Только ваш массовый уход из советской армии может остановить преступные действия советских правителей...» [91].

В противоположность этому НТС с самого начала войны, в полемике на эту тему, заявил: «Призывать советских солдат сдаваться в плен, не имея гарантий, что им будет сохранена жизнь, НТС не может... Что касается фразы о “разложении войск противника”, то мы считаем ее неверно сформулированной. Это коммунистическое руководство разлагает наших солдат, вынуждая их выполнять преступные приказы, воспитывает их в чуждых российской армии традициях. Но мысль о необходимости работы в армии с целью привлечения ее на сторону освободительных сил — бесспорна. НТС эту работу ведет и вел всегда, когда это было возможно (в наиболее крупных масштабах — в оккупационных войсках Восточной Германии...)» [92] — на это были направлены и энтээсовские листовки в Афганистане[93]. Соответственно «Посев» резко протестовал против таких призывов «Интернационала» (муджахеды редко кого оставляли в живых): «Призывать их [советских военнослужащих] к действиям, за которые они могут заплатить жизнью, — безответственно» [94].

В отместку представители «Интернационала» в Пакистане пустили слух о связях НТС с КГБ и настроили группу мусульманских фанатиков против находившихся в Пешаваре членов НТС, пытавшихся спасать пленных. В результате представителя НТС спасло от расправы лишь вмешательство более умеренной группировки афганцев. Тем не менее фанатики совершили налет на дом, где останавливались члены НТС, и убили охранника-афганца[95]. Когда руководство НТС передало свое возмущение лидерам «Интернационала» — последовал холодный ответ: «Мы не можем запретить своим людям свободно высказывать свои мнения...».

Однако в виде примирения с Максимовым для спасения пленных по инициативе НТС в 1983 г. в Англии был организован совместный международный комитет SPARC[96] широкого состава под председательством графа Н. Толстого-Милославского, куда вошли также архиереи РПЦЗ. Но лишь немногих пленных удалось вывезти на Запад, поскольку и западные власти не были в этом заинтересованы, не желая в своих странах излишних трений с советскими посольствами, которые требовали репатриации спасенных советских военнослужащих даже вопреки их желанию, в такой ситуации и муджахеды не были готовы отпускать пленников[97]...

Другой пример патриотичного и непатриотичного сопротивления коммунистическому режиму в эти годы дает отношение к московской Олимпиаде 1980 г. «Третья эмиграция» и зависимые от американцев издания в унисон с западными СМИ требовали бойкота Олимпиады из-за вторжения СССР в Афганистан. Тогда как НТС призывал иностранцев ехать в Москву, везти с собой религиозную и антисоветскую литературу для оставления ее в храмах и людных местах и вообще вести себя там как свободные люди с доброжелательным отношением к русскому народу, показывая, что гости не отождествляют его с антинародной политикой режима; были опубликованы соответствующая подробная инструкция и ряд материалов в иностранных СМИ[98].

«Конструктивные силы в правящем слое»

Еще задолго до «крестового похода» Рейгана в эмиграции оживилось обсуждение наименее опасного метода преодоления коммунистического режима, учитывая, что с появлением атомного оружия надеяться на военную интервенцию было уже невозможно. Не могли не оказать влияния на эмиграцию и так называемая хрущевская «оттепель» во второй половине 1950-е годов, и возникновение правозащитного движения. Поэтому даже в «махрово-антисоветском» НТС странным делом сочеталась и утопическая инерция революционной нечуткости — и упомянутое чувство «хрупкости России», что более всего выражалось в статьях руководителя Стратегической комиссии НТС В.Д. Поремского, следовавшего в русле «Наших задач» Ильина.

Вспомним совет Ильина: «Русский народ может надеяться только на Бога и на себя. Русский народ может освободиться только сам: в медленной муке перетерпеть большевицкое иго; привить национальную русскость партийной периферии; укрепить свои духовные силы в катакомбном Православии и медленно, но неуклонно расшатывать советчину, ее бюрократию и ее террористический зажим; и затем — выждать благоприятную мировую конъюнктуру, сбросить гипноз коммунистической дьявольщины и возвратиться на свой исторический путь. А мы, рассеянные повсюду русские патриоты, должны понять это, выговорить это самим себе и, помогая изо всех сил этому внутреннему процессу, готовиться к этому историческому часу, чтобы вовремя поспешить на помощь нашему народу — с твердою верою в Бога, с новыми творческими идеями, с продуманными планами, со всею волевою энергией, которая потребуется тогда от русского человека» [99].

Именно такой путь борьбы в новых условиях наметил «Конгресс за права и свободу в России» в Гааге, организованный НТС в 1957 г. и предложивший будущим реформаторам 130 «частичных требований» во всех областях жизни (см. в главе 14). Он вызвал в среде эмиграции упреки в новом сменовеховстве, в нарушении белых принципов непримиримости к большевизму...

Однако чувство «хрупкости России» побуждало и, помимо НТС, многих к осторожной постепенности преодоления режима, чтобы «мировая закулиса» не могла воспользоваться слабостью России для ее расчленения и превращения в сырьевой придаток. Об этом писал не только правый И.А. Ильин, но и, например, демократически настроенный проф. А.Д. Билимович в книге, изданной Центральным Объединением Политических Эмигрантов. Переход к свободному социально-экономическому строю будущей России мыслился им не как самодовлеющая цель «любой ценой», а с минимумом потерь — для чего на переходный период считалось целесообразным сохранить в государственном владении основную часть промышленности (чтобы сохранить научно-технический потенциал страны, не допустить его скупки иностранцами), банки и монополию внешней торговли (чтобы не допустить обесценение рубля и бесконтрольную распродажу российских богатств), нормирование цен на главные предметы потребления и социальные учреждения (чтобы не допустить обнищания народа), сохранить даже колхозы, лишь постепенно передавая землю в частное пользование — но предотвратить спекуляцию ею[100].

Даже журнал «Часовой», орган связи РОВСа, в эти годы предоставил страницы для дискуссии с советским автором «ХХХ», убеждавшим эмиграцию в начавшейся эволюции коммунистического режима. Неважно, была ли эта дискуссия (в которую включились «Русская мысль», «Возрождение», «Новое русское слово», а также непримиримая правая печать) инспирирована советскими органами — они, разумеется, не бездействовали. Быть может, в эти годы «Часовой» имел чрезмерные иллюзии. Однако важно было определить верную позицию, не поступаясь своими принципами, как это попытался сделать один из авторов «Часового» — эмигрант, отбывший заключение в СССР и вернувшийся на Запад:

«Вернувшись в Европу, я не сразу мог освоиться с интересами и психологией эмиграции... Поначалу здешнее настроение меня удовлетворяло. Оно бесспорно являло единодушие протеста. Но... доколе же можно протестовать и протестовать!.. Там происходит постепенное освоение исходных позиций всеми доступными способами... Но эти доступные способы лойяльны по отношению к власти. Поэтому — методы наступления народа отсюда кажутся эволюционистскими, соглашательскими, ревизионистскими... Цель всего движения в совокупности — тем не менее — неотвратимо революционная, хотя бы народ этого и сам не сознавал... И если эмиграция, пользуясь нынешним обветшанием занавеса, вновь научится думать мыслями закабаленного русского народа... — она сможет сыграть свою организующую роль в революционном движении, не презирая его за медленность...

Итак: сохраняя непримиримость к основным позициям врага, мы идем на сближение с врагом! Боевое сближение! Только провинциальное недомыслие или тупое упрямство может называть братанием и соглашательством попытки боевого сближения... В таком сближении возможно будет различить и друзей среди врагов. А друзей у нас в России очень, очень много...» [101].

И еще из полемики с советским автором «ХХХ» в «Часовом»:

«Террор исчез, но бесправие остается» — однако «прекращение террора это... огромная победа народных масс». Позиция же эмиграции часто «вытекает из эмигрантской догмы: “Сов. власть не может эволюционировать”.

Мы не собираемся оспаривать этой догмы.

Эволюционирует не власть, а народ. А власть только лавирует, приспособляясь к новым условиям: диктатура без возможности применения террора...

Вторая догма эмиграции — непримиримость.

Мы не возражаем и против этого принципа. Непримиримость — это наш “категорический императив”. Но догмы мы из него не делаем. И вот почему: уж очень “уютной” стала эмигрантская непримиримость...

Ведь она целиком заключается в повторении неприемлемости всего того, что происходит в России, в отвращении ко всему советскому, в брезгливости к каждому советскому человеку, сознательно не желающего “избрать свободу” и ищущему путей внутренней борьбы. В результате такой “непримиримости” эмиграция обрекает себя на бесконечное вываривание в собственном соку и в бесплодной самопропаганде.

Непримиримость активная заключается прежде всего в точном знании объекта непримиримости, ибо только это знание дает возможность борьбы...

40 лет опыта позволяют говорить уже не о теории марксизма-коммунизма, а о реальных фактах. А реальным фактом оказался не таинственный и неизвестный коммунизм, а — тоталитарное государство. Его идейной опорой опять же оказался не коммунизм, а государственная мощь и мировое господство... Г. Сергеев [оппонент данного автора. — М.Н.] не верит такому изжитию коммунизма. Мы — верим, но... достижениями не считаем ...здесь происходит (пока еще не законченная) эволюция: партия становится аппаратом самодовлеющего строительства и поэтому из идеократии превращается в технократию» [102].

Как мы знаем, до идейного перерождения партии оказалось еще очень далеко: уже в начале 1960-х годов хрущевская «оттепель» обернулась новым ударом по Церкви и «возвращением к ленинским нормам» (интернационализму)...

В 1967 г., в начавшуюся эпоху «разрядки», Совет НТС заявил: «НТС считает своим долгом рассеивать иллюзии тех из российских революционеров, которые рассчитывают на моральную и материальную поддержку революционной борьбы в России ведущими силами демократического мира. К этому выводу мы приходим, исходя из нашей оценки политики Соединенных штатов» [103]. В той же резолюции было отмечено наличие «реформистского крыла» в лагере власти, и затем все больше проявлялась готовность видеть «конструктивные силы» на всех уровнях народа, вплоть до правящего слоя — что провозгласила резолюция Совета НТС в феврале 1978 г. с характерным названием: «О согласовании усилий в борьбе за освобождение и сохранение России» [104]. Эта резолюция также вызвала немало дискуссий и нареканий со стороны тех, кому было достаточно освобождение без сохранения[105]...

В частности, автору данной книги пришлось активно участвовать в стратегической полемике на эту тему с диссидентами-западниками, защищая ставку «на объединенные усилия всего народа, в том числе и конструктивных сил в правящем слое, ибо они — часть народа»; это «отчленяет порядочных людей в этом слое от лагеря коммунистической власти. В основе такой позиции... лежит понимание задачи преодоления тоталитарного режима как общенационального дела, от успеха которого зависит быть или не быть нашей государственности... Разделение между сторонниками и противниками существующей власти сегодня проходит не по линии между членом партии и не членом, или где-то между званиями полковника и генерала. Эта граница не следует точно и уровням иерархии в управлении страной. Она проходит — и здесь мы не откроем ничего нового — внутри каждого человека... В каждом из нас есть черное и белое. Хотим ли мы тыкать пальцем в черную окалину — след советской жизни у большинства из живущих в нашей стране? Это ли для нас главное? Или же главное — объединить в одну силу все белое, что тоже есть внутри у каждого человека, у каждого россиянина, чтобы устранить существующую власть и остановить скольжение к пропасти? Мне кажется, что второе — и соответствует морали христианина, и просто мудрее» [106].

Еще один элемент чувства «хрупкости России» — ощущение необходимости борьбы не только «против чего», но и «за что»: «Для осуществления коренных перемен необходимо разрабатывать альтернативы сегодняшней политике власти в самых разных отраслях жизни... Разработка политических альтернатив и формирование автономной общественности тем более необходимы в случае обвала власти: их отсутствие вызывает опасения, что крушение неизбежно поведет к разрухе и хаосу» [107]. Эта задача была выдвинута резолюцией Совета НТС в 1980 г., первым таким документом стала разработанная инженером А.М. Юговым экономическая «альтернатива» НТС.

Основной принцип переходного периода (как и у Билимовича): не сделать хуже. То есть, государственная экономика должна постепенно и безболезненно превращаться в смешанную, трехсекторную: приватизацией, развитием кооператации, причем новые рыночные структуры и частный сектор должны вырастать естественно, снизу вверх, заполняя «пустоты» советской системы, конкурируя с госсектором — не ослабляя прежнюю экономику, а усиливая ее. Можно лишь пожалеть, что так называемая «борьба в главном направлении» — отстройка подпольной организации в России — по-прежнему отнимала, как бездонная бочка, основные силы НТС, слишком мало оставляя на творческую деятельность...

Впрочем, эта «отстройка подпольной организации» не ограничивалась традиционными «подпольщиками». Поремский выдвинул понятие «верхнего подполья»: «Мы внимательно следили за всеми проявлениями оппозиционности (в науке, литературе, искусстве), старались налаживать контакты с людьми из этой среды. Это было отражение нашей постоянной устремленности на контакт с советской реальностью... “Конструктивные силы”... это понятие не столько политическое и даже не столько социальное, сколько преимущественно моральное. Речь идет о людях — этой основе любого социального и государственного устройства, — для которых правдивость, честность, порядочность, совесть, долг — не пустые слова, а стержень их духовной жизни и поведения. У разных людей эти качества развиты в разной степени, но нет и не может быть человека полностью их лишенного» [108].

Солженицын также высказал надежду в этом смысле: «Я — верю в наш народ на всех уровнях, кто куда попал» [109]...

К сожалению, коммунистическая идеология, хотя и претерпела значительное изменение по сравнению с начальным периодом, все же до самого конца продолжала душить ростки нормальной жизни общества, КПСС так и не превратилась в технократию (хотя бы по китайскому образцу), подорвав в конечном счете и государственную мощь... А реформистские «конструктивные силы» развивались в основном под влиянием западной идеологии...

«Перестройка»: падающего толкни…

Начатая в 1985 г. новым генсеком Горбачевым «перестройка» стала заключительным этапом Холодной войны. Причина «перестройки» заключалась в сложении трех процессов, превысивших общую критическую массу: 1) геополитическая конфронтация с США, которая перешла в американскую экономическо-психологическую атаку; 2) самодемонтаж тоталитарного коммунистического режима вследствие западнического перерождения номенклатуры: ей (и более всего Горбачеву) захотелось приобщиться к «цивилизованной общечеловеческой семье»; 3) и главное: нежелание народа жить по марксистской идеологии, в которую не верит сама партноменклатура и не живет по ней, это стало проявляться и в росте «теневой экономики»; горбачевская «гласность» пробудила стихийные силы народа против системы, расширяя снизу границы свободы.

Поначалу «перестройка» имела целью лишь обновление социалистического строя и поощрила США усилить давление на СССР, посыпались обвинения в неискренности Горбачева как реформатора, в неспособности тоталитарного режима к мирной эволюции. Вместе с Буковским ведущий американский стратег Г. Киссинджер опасался, что «здравомыслящие советские вожди ищут для своей страны не демократии, а эффективной экономики и современной технологии. Не значит ли это, что более сильный Советский Союз, не изменивший своей внешней политики, будет представлять для Запада не меньшую, а большую угрозу?» [110]. Западные пропагандные СМИ, направленные на СССР, стремились посеять недоверие и внутри страны, провоцируя национальные сепаратизмы. На основании множества публикаций можно подтвердить, что даже с объявлением «перестройки» политика США строилась по формуле: чем хуже в СССР — тем лучше. США считали, что усиливающийся «перестроечный» хаос им выгоден: «последствия этого затягивающегося хаоса... могут скорее способствовать международному миру» [111], — как это признал Бжезинский.

В первые годы горбачевского правления мало кто в эмиграции поверил в реальность «перестройки». Инерция недоверия к коммунистическому режиму была очень сильна, и в частности первые «перестроечные» статьи автора данной книги вызвали скепсис даже со стороны редакторов изданий, их публиковавших[112]. Тем не менее надо было пытаться влиять на развитие событий, помогать здоровым силам в разгоравшейся битве за направление реформ — пусть и в меру своих крохотных возможностей, тем более что постепенно печать в СССР стала пускать на свои страницы эмигрантских авторов. Но, к сожалению, скорее «третьеэмигрантских» — поскольку и общий курс «перестройки» был западнический... (Наши статьи с предупреждением об опасностях такого курса печатались в советской прессе лишь с 1989 г. и только в менее влиятельных патриотических изданиях; это уже было начало возвращения из эмиграции в Россию, о чем будет речь в заключительной главе.)

Более авторитетно призывал к осторожности А. Солженицын в специальной брошюре «Как нам обустроить Россию?»: «при полной неготовности нашего народа к сложной демократической жизни — она должна постепенно, терпеливо и прочно строиться снизу, а не просто провозглашаться громковещательно и стремительно сверху, сразу во всем объеме и шири» [113]. Но несколько запоздалый совет знаменитого писателя был столь же безуспешен... Запад сыграл на долголетней коммунистической лжи о нем — после которой маятник качнулся в сторону его идеализации. После трех четвертей века несвободы возникло «демократическое нетерпение», которым воспользовался тот самый «Финансовый Интернационал», к противодействию которому еще в 1920-е гг. призывал экономист-эмигрант Н.Н. Зворыкин.

Вот примечательные картинки: «Мне в ноздри пал воздух свободы!» [114] — гордо, совсем не иронизируя, заявляет в «Огоньке» один из тех демократических активистов, которые, идя на «новую Февральскую» (это выражение кажется положительным символом писателю А. Стреляному), скандируют у американской закусочной на Пушкинской площади как символа свободы и демократии: «”Макдональдс”, накорми нас!», «Кока-кола, ура!» [115].

Горбачевская «гласность» стала лишь раскрепощением всего ранее запрещенного: истинного и ложного; и здорового и опасного, в том числе ранее запретного западного «плода» в разных его проявлениях без его должной оценки. Причем ложные идеи и силы, как более наглые и поддерживаемые с Запада, брали верх над здоровыми, которые не пользовались поддержкой власти, ибо КПСС не умела и не хотела отличить одно от другого.

Непонимание даже последним вождем СССР духовного устройства мира и Запада, его правящих сил (мировой закулисы) и их «общечеловеческих» целей сыграло главную роль в разрушительном итоге «перестройки». Глава КПСС стал главной жертвой западной пропаганды, уверовав, что причины Холодной войны лежат в идеологической и военной агрессивности СССР, и стоит лишь отказаться от нее — «общечеловеческая семья» примет бывшего противника с распростертыми объятиями. В духе теории конвергенции он уверовал, что в мире строится «новая гуманистическая цивилизация» с «мировым правительством», отождествлял ее с «сияющим Храмом на зеленом холме», строители которого сейчас таскают для этого «камни» [116] (явно масонская символика). Горбачевский лозунг «Больше социализма, больше демократии» тоже можно считать вариантом «теории конвергенции двух систем». Причем эта эволюция Горбачева в сторону Запада питалась огромным личным комплексом неполноценности перед ним, что было очевидно и в общении генсека с западными лидерами, и в том, как он поучал столь же закомплексованных сотрудников советских посольств «цивилизованным нормам».

Предотвратить катастрофу можно было двумя соединенными мерами: положительной (утверждение истинных принципов российского государственного устройства) и отрицательной (подавление зла). Для этого нужно было понимание того и другого — с целью перестройки основ богоборческого общества. (Поражает непонимание этого «красными патриотами», особенно атеистами, такими, как Зиновьев. Соответственно и внутри страны главная оппозиция Горбачеву была «красно-патриотической», то есть, по известному выражению, в «перестройке» боролись между собой обманутые сегодня против обманутых вчера.)

Была нужна государственная православно-патриотическая идеология, хотя бы поначалу в той мере, как это в целях обороны от «мировой закулисы» предлагала «Русская партия». Именно поэтому одной из главных целей Запада и его западников в СССР в «перестройке» была дискредитация «Русской партии». И в то время как осыпаемый западными похвалами Горбачев наивно призывал «положить в основу международной политики общечеловеческие морально-этические нормы» [117], посол США Дж. Метлок доносил из Москвы в Вашингтон: «Нынешний хаос во внутриполитической жизни СССР предоставляет Соединенным Штатам беспрецедентную возможность повлиять на советскую внешнюю и внутреннюю политику» при «умелом, последовательном и настойчивом использовании нашего скрытого влияния» [118]. Горбачеву всё больше предъявлялись шантажные геополитические требования — и горбачевская команда шла на уступки, разжигая американские аппетиты.

Соответственно в 1988–1989 г. (после падения Берлинской стены, начавшегося развала соцлагеря и Варшавского договора) американская политика недоверия к «перестройке» изменилась на ее благосклонное менторское поощрение в нужном направлении, поскольку близкое падение коммунистической власти было очевидно и следовало подготовить ей выгодную Западу смену.

Воочию исполнилось предсказание И.А. Ильина, предвидевшего уже в 1950-е гг. «внедрение в Россию мировой закулисы», которая будет заниматься «...упорным навязыванием русскому народу непосильных для него западноевропейских форм республики, демократии и федерализма, политической изоляции ее, неустанным обличением ее мнимого “империализма”, ее мнимой “реакционности”, ее “некультурности” и “агрессивности”...»[119].

Враги России — «не успокоятся до тех пор, пока им не удастся овладеть русским народом через малозаметную инфильтрацию его души и воли, чтобы привить ему под видом “терпимости” — безбожие, под видом “республики” — покорность закулисным мановениям и под видом “федерации” — национальное обезличие. Это зложелатели — закулисные... Им нужна Россия с убывающим народонаселением... Им нужна Россия безвольная, погруженная в несущественные и нескончаемые партийные распри... Им нужна Россия расчлененная, по наивному “свободолюбию” согласная на расчленение и воображающая, что ее “благо” — в распадении... Но единая Россия им не нужна» [120].

«...Расчленители России, желающие превратить ее в федерацию, призывают именно к таковым внеправовым потрясениям, к отпадениям, к актам “свободной” измены. Они мечтают о том, что после падения большевиков граждане единой России опять провалятся в хаос и вседозволенность, безнаказанно разложат свое государство и осуществят по своему произволу столько “общественных договоров”, и учредят, ни с чем не считаясь, столько новых “государствиц”, сколько им заблагорассудится, с тем, что каждое из этих новообразований будет иметь свое правительство, свою армию, свою монету и свою дипломатию. Им мало тридцатилетней революции: они хотят длить и углублять ее после падения большевиков... Именно поэтому они желают, чтобы “российские народности” не считались больше с существованием единого русского народа и государства, а воспользовались послебольшевицкой смутой для осуществления всеобщего произвола и распада» [121].

А вот цитата, вполне применимая к событиям в Таджикистане, Азербайджане, Грузии, Приднестровье, Чечне: «Как только отпадет советский террор, вся Россия сдвинется с места, в стремлении к освобождению... В лучшем случае этот хаос кое-как уляжется через три-четыре года. В худшем же случае начнутся гражданские войны: с несдавшимися коммунистами, между конкурирующими претендентами на диктатуру, среди которых будет немало деморализованных авантюристов, или между центральной властью и сепаратистами, между диктатурой и бандами. Не исключено, что найдутся иностранные державы, которым будет выгодно поддерживать эти междоусобия и которые будут снабжать то того, то другого из авантюрных генералов или сепаратистских полководцев деньгами, инструкторами и оружием. При таких условиях национальная диктатура станет прямым спасением, а выборы будут или совсем неосуществимы, или окажутся мнимыми, фикцией, лишенной правообразующего авторитета» [122].

«Естественно, что религиозные противники национальной России ожидают себе полного успеха от российского расчленения: во множестве маленьких “демократических” республик воцарится, конечно, полная свобода религиозной пропаганды и конфессионального совращения, “первенствующее” исповедание исчезнет, всюду возникнут дисциплинированные клерикальные партии и работа над конфессиональным завоеванием “бывшей России” закипит».

«Понятно, что и закулисные организации ждут себе такого же успеха от всероссийского расчленения: среди обнищавшего, напуганного и беспомощного русского населения инфильтрация разольется неудержимо, все политические и социальные высоты будут захвачены тихой сапой и скоро все республиканские правительства будут служить “одной великой идее”: безыдейной покорности, безнациональной цивилизации и безрелигиозного псевдо-братства». Тут, разумеется, намек на закулисные организации масонского типа[123].

«Если что-нибудь может нанести России, после коммунизма, новые, тягчайшие удары, то это именно упорные попытки водворить в ней после тоталитарной тирании — демократический строй». Это «значит вернуться к пустому фразерству Временного правительства и повторить гибельный эксперимент того времени в новом несравненно худшем виде». Ибо «политическая свобода сама по себе не облагороживает человека, а только развязывает его, выпускает его на волю таким, каков он есть, со всеми его влечениями, интересами, страстями и пороками, которые он и выносит на улицу». «Человек, не созревший для свободы, может злоупотребить ею в разнуздании и продать ее за личный или классовый интерес». «Если в народе нет здравого правосознания, то демократический строй превращается в решето злоупотреблений и преступлений» [124].

К сожалению, развитие в послекоммунистической России пошло именно этим, самым опасным путем — при непосредственном своекорыстном воздействии Запада. После 75 лет несвободы возникло «демократическое нетерпение», которым и воспользовались иностранные силы. Более всего идейной оккупации нашей страны способствовала западническая «пятая колонна» в среде интеллигенции, которую Запад взрастил через упомянутую Ильиным «инфильтрацию души и воли» и поддерживал всеми способами, выдавая ее за «ум и совесть нации». Несомненна даже роль американских спецслужб как в Августовской революции 1991 г., так и в перевороте осенью 1993 г. (предоставление агентурой ЦРУ спецаппаратуры связи и секретной информации, провокационная стрельба снайперов и др. [125]).

Это можно назвать пропагандной, политической, финансовой агрессией США (сыгравшей огромную роль и в сепаратистских «референдумах»). В это время былое совпадение интересов русских эмигрантов с антисоветской политикой Запада скандально закончилось, и, в частности, стало совершенно неуместно сотрудничать с западными радиоголосами даже в «правильных» религиозных программах: «Еще недавно такой компромисс был оправдан, ибо других сравнимых средств информации не было, тем более их не было в России. В последние годы ситуация изменилась, и мне кажется, что минусы таких компромиссов стали преобладать над плюсами. Так, независимо от желания “православных” авторов и независимо от реальной пользы, которую они приносят людям в России, — они в то же время невольно помогают маскировать истинную цель радиостанции [РС], которая к этому времени тоже лучше проявилась: ослабить Россию независимо от ее общественного строя» [126]. (С 1989 г. автор этих строк отказался от предыдущего авторского сотрудничества с радиопрограммой РС «Религия в современном мире» о. Кирилла Фотиева, а священник Николай Артемов запретил использование на РС его проповедей.)

Главной же причиной успеха этой американской агрессии стало то, что партийные политики-реформаторы в России оказались неспособны понять и защитить российские национально-государственные интересы. В борьбе за личную власть против «партийных ретроградов» они сознательно взяли себе в союзники Запад и, опьяненные его похвалами, стали активными проводниками западного влияния: Шеварднадзе, Яковлев, Ельцин, Гайдар, Чубайс, Козырев, Бурбулис, Старовойтова... Так начался новый виток удушения русской духовной традиции: космополитизация образования, допуск всевозможных сект, насаждение идеологии освященного эгоизма...

И.А. Ильин предупреждал:

«Когда крушение коммунистического строя станет свершившимся фактом и настоящая Россия начнет возрождаться, — русский народ увидит себя без ведущего слоя... То, в чем Россия будет нуждаться прежде всего и больше всего, — будет новый ведущий слой». «Вести свой народ есть не привилегия, а обязанность лучших людей страны». «Россия может спастись только выделением лучших людей, отстаивающих не партийный и не классовый, а всенародный интерес... Для этого должны быть приняты все меры, как то: освобождение народа от всех и всяких партий; введение голосования по округам с выставлением персональных, лично всем известных кандидатур» [127].

«Пройдут годы национального опамятования, оседания, успокоения, уразумения, осведомления, восстановления элементарного правосознания, возврата к частной собственности, к началам чести и честности, к личной ответственности и лояльности, к чувству собственного достоинства, к неподкупности и самостоятельной мысли, — прежде чем русский народ будет в состоянии произвести осмысленные и не погибельные политические выборы. А до тех пор его может повести только национальная, патриотическая, отнюдь не тоталитарная, но авторитарная — воспитывающая и возрождающая — диктатура»; «...диктатура, помогающая народу выделить кверху свои подлинно лучшие силы и воспитывающая народ к трезвлению, к свободной лояльности, к самоуправлению и к органическому участию в государственном строительстве» [128].

Такую диктатуру можно было бы сравнить с декомпрессионной камерой, предотвращающей кессонную болезнь у водолазов, поднимающихся из давящей глубины... Но, видимо, время для этого уже упущено, а кессонная болезнь произвела ужасные разрушения. К сожалению, действительность превзошла самые худшие опасения Ильина, ибо США видели своего геополитического врага в любой России независимо от ее режима. Это подтверждает секретная директива 20/1 Совета национальной безопасности США от 18.8.1948, в которой предусматривалось предельное ослабление и расчленение СССР «независимо от идеологической основы любой некоммунистической власти и степени ее влияния», даже если она «будет воздавать хвалу демократии и либерализму» [129]....

Именно долгожданное крушение коммунистического строя стало кульминационным моментом истины, выявившим наличие или отсутствие «чувства хрупкости» России у деятелей эмиграции. Если оно у Ильина было уже в 1950-е годы, когда он писал свои предвидения и предостережения, то его не оказалось у Солженицына, хотя худшие опасения Ильина разворачивались на его глазах: он отнесся к расстрелу Ельциным Верховного Совета осенью 1993 г. как «совершенно неизбежному и закономерному этапу в освобождении от коммунизма» [130]. Не оказалось больше этого чувства и у руководства НТС, которое приветствовало эту «российско-американскую совместную революцию», как ее откровенно назвал Ельцин[131]... Многое, наверное, зависит от общего духовного развития человека, и даже если в «обычное» время он умён и прав, то в критических ситуациях оказывается слеп и способен совершать ошибки, особенно под воздействием пропаганды. К сожалению, немалая часть обывательской эмиграции отнеслась к ельцинскому перевороту подобным образом: с рукоплесканиями по принципу «страшнее кошки (коммунизма) зверя нет»...

Однако более свойственны русской эмиграции были попытки предотвратить развал исторической России в годы крушения коммунизма. Например, таковы Обращение представителей русского зарубежья накануне референдума 17.3.1991 г. о сохранении единого союзного государства[132] и Обращение в связи с 75-летием Февральской революции[133]. (В числе подписавших наше обращение накануне референдума был полковник американской армии Л.И. Барат, который воевал в Корее, был там ранен в ногу и ходил с трудом — но он не рассматривал цели США относительно СССР как совпадающие с целями исторической России. Он, будучи уже на пенсии первым заместителем Донского атамана в Западной Европе, получил за свою подпись нагоняй в мюнхенском консульстве США, куда был вызван для беседы.)

Свое отношение к Августовской революции 1991 г. явила и великая святыня русского Зарубежья — чудотворная мироточивая Иверская икона Божией Матери. Ее хранитель, монах Иосиф Муньос рассказывал: «Когда я был в Аргентине, ... во время августовского переворота в России, я находился в местечке, ... куда новости очень медленно доходят, и мы не знали ничего о том, что происходило в России в тот день, но заметили, что у Божией Матери появилась слеза (икона никогда не плакала раньше), которая просто держалась и сначала не падала. Мы старались понять, что происходит, почему Божия Матерь плачет, и когда сели на самолет, то по дороге обратно, в Буэнос-Айрес, получили газеты и узнали о перевороте в России. И мы поняли, что из-за этого Божия Матерь начала плакать, но это очень трудно объяснить...» [134]. Теперь мы уже имеем объяснение...

Ныне, в условиях государственной катастрофы после крушения СССР, «красные патриоты», не вникая во все сложности и суть деятельности эмиграции, выдвигают упреки всем противникам режима в «антирусской деятельности» в духе указанного афоризма Зиновьева. Впрочем, применительно к самому себе у Зиновьева он может быть покаянным (вспомним «Зияющие высоты»), как и у В. Максимова, который после разрушения СССР стал публиковаться в коммунистической газете «Правда» с подобными покаянными нотками — только сейчас у него проснулось чувство «хрупкости России». Ведь весь его эмигрантский «центризм», упомянутый в главе о литературе, заключался не столько в месте политического спектра, сколько в том, что этот русский писатель, совсем не любящий Запад, всю свою жизнь в эмиграции должен был, угождая деньгодателям, идти на сделку с собственной русской совестью (сотрудничая с людьми типа Буковского и даже с русофобами-сепаратистами на уровне «против чего», но не «за что»). Возможно, отсюда нервность жизни, нервность колонок редактора и очень русские запои (в них, на фоне прочей его политической деятельности, виделось что-то человечное).

Особенно часто упрекают Солженицына как наиболее видную фигуру. Его упрощенные критерии в обращениях к Западу мы уже отметили. Однако и Солженицын, и правая эмиграция, и правые антикоммунисты в СССР всегда считали, что предотвратить крах советского государства могла бы только его перестройка в русскую национальную авторитарную власть, которая послужила бы своего рода «декомпрессионной камерой» для перехода от тоталитаризма к восстановлению исторической России. Солженицын уже в «Письме к вождям» (1973) предлагал такую компромиссную программу реформ — именно не «любой ценой», соглашаясь терпеть у власти тех же вождей, лишь бы народу стало легче дышать. Тогда же ходила в самиздате статья В.Н. Осипова (редактора патриотического журнала «Вече»), призывавшего партию отказаться от идеологических догм хотя бы в Сибири — в виде нового «нэпа», чтобы по-настоящему обжить эти земли. Но Солженицына выслали, Осипова отправили в лагерь... И позже деятели «Русской партии» надеялись на союз с «единственным гарантом стабильности», структурами КПСС — столь же безуспешно. В этом — ответ на вопрос, был ли другой выход, кроме борьбы: если и был, то его отвергла все та же КПСС[135].

Да и могли ли те вожди отказаться от своей марксистской идеологии? Ведь это вскрыло бы всю ложь системы и неизбежно поставило бы вопрос: почему же у власти должны оставаться именно эти вожди, столь кроваво эту идеологию насаждавшие и служившие ей всю жизнь?.. А отойти от власти они не хотели, опасаясь русского возмездия. Именно вожди КПСС упорным отказом от национальных реформ довели свой марксистский режим до краха. Последние их преемники «перестройкой» лишь ускорили процесс самоубийства, заодно разрушив страну, вместо мудрого проведения реформ в условиях сильной русской власти. Кандидат в члены Политбюро Ельцин — их плоть от плоти — оказался победителем в соперничестве за личную власть; но на государственном уровне он продолжил дело предшественников в еще более разрушительном русле. (Автор данной книги немало писал об этом по ходу событий[136].)

Поэтому абсурдно обвинять Солженицына в нынешней российской разрухе. Как и в том, что писатель «умудрился восстановить весь Запад, всю остальную часть глобуса против русских... ГУЛаг стали во всем мире ассоциировать с нами — с русскими» [137] (это уже патриотствует «Эдичка» Лимонов). Запад практиковал такое отношение к русским давно, и Солженицын изо всех сил, хотя и порою наивно, старался препятствовать этому.

Тем более невозможно упрекать в этом правую русскую эмиграцию, связанную с РПЦЗ. Доказательств этому приведено в нашей книге достаточно. Покажем, как сами архиереи РПЦЗ вели себя в годы Холодной войны и отнеслись к падению комвласти.

РПЦЗ о «системе мирового зла»

Русские архиереи, оказавшиеся за рубежом вместе со своей паствой в Белых армиях, не признали красную сатанинскую власть Интернационала и благословили борьбу против нее, но на них, помимо пастырской и церковно-организационной (см. в главах 7–8), были возложены Господом дополнительные задачи, в том числе богословская и историософская (см. в главах 20–21), а также связанная с этим идеологическая, необходимая для окормления политического русского зарубежья (что отражено на всех исторических этапах русской эмиграции). В данной главе мы обратим внимание на отношение РПЦЗ к «мировой закулисе».

В целом миссия РПЦЗ определяется той целью, с которой Господь Бог попустил сокрушение силами зла удерживающей православной государственности Третьего Рима: чтобы этим последним средством научить наш народ Истине от обратного, на опыте покаянного осознания нашего отступления, которое и привело к революции. Православный народ оказал сопротивление богоборческой власти, дав Церкви сонм Новомучеников. РПЦЗ — часть русского народа, которая была выброшена революционным катаклизмом в окружающий мир также и для уразумения того, в каком духовном состоянии находится все человечество, какие силы в нем действуют и с какими целями. Соответственно миссия РПЦЗ состоит из двух взаимосвязанных частей.

1. Осознание причин утраты нами православной государственности, т.е. причин революции, которые коренятся в духовном неблагополучии в российском обществе и в самой церковной иерархии. Такое покаянное осознание и исправление своих грехов, столь удручающе проявившихся в феврале-марте 1917 года и сыгравших решающую роль в непротивлении революции — непременная основа для возможного возвращения хотя бы части нашего народа на верный исторический путь...

2. Этот исторический путь не может быть формальным возвратом к прежнему. Необходимо осознание того, на каком новом историческом отрезке существования земного мира находится человечество после сокрушения удерживающего Третьего Рима. Поскольку очевидны признаки последних времен, Церковь должна выполнять свою спасительную миссию в новых условиях.

Таков был нравственный императив и оправдание существования РПЦЗ вне Отечества. Отношение РПЦЗ к западным демократиям достаточно очевидно уже в послании о масонстве (1932), в Деяниях I и II Всезарубежных Соборов (1921, 1938), в деятельности в годы Второй мировой войны, в отношении к «Закону о расчленении России» (1959) и к антирусской политике Радио «Свобода».

В разгар Холодной войны «свободного мира» против коммунистического СССР епископ Аверкий (Таушев) наставлял:

«Если еще в апостольские времена возлюбленный ученик Христов св. Иоанн Богослов мог писать, что “весь мир лежит во зле” (1 Иоан. 5:19), то с гораздо большим правом можем мы сказать это о нашем времени... Современный мир, за некоторыми исключениями (мы имеем в виду кровавые гонения на веру, имевшие место в Советской России), не угрожает так явно и открыто телесными муками и телесной смертью носителям Христова имени. Он даже сам, в значительной части своей, еще продолжает носить имя христианское...

Но все это — одна видимость. Под прикрытием этой обманчивой, многих вводящей в заблуждение, благовидной внешности, в действительности повсюду идет теперь сильнейшее скрытое гонение на христианство, проявляющееся в самых различных видах и формах. Это гонение гораздо опаснее и страшнее прежнего открытого гонения, ибо оно грозит полным опустошением душ — духовной смертью...

В мире, по словам св. Апостола Павла, “деется тайна беззакония” (2 Солун. 2:7) — происходит все усиливающийся процесс “отступления” христиан от Христа, процесс, который в конечном итоге своем должен привести к открытию “человека греха, сына погибели” — антихриста (2 Солун. 2:3)...» [138].

«Для чего существует наша Русская Зарубежная Церковь, столь одинокая духовно в современном мире? Какова ее идеология, делающая ее такой одинокой?

Существо идеологии Русской Зарубежной Церкви состоит в полном и бескомпромиссном неприятии того мирового Зла, которое широко разлилось сейчас по всему лицу земли и подчинило своей власти, в большей или меньшей степени, уже все стороны жизни людей, не исключая и религиозной, церковной.

Богоборческий марксо-коммунизм, или большевизм, борьбу с которым ставят себе главной задачей все национально-настроенные русские люди-патриоты, является всего лишь одним из детищ, злым порождением этого “мирового зла”. Бороться только с ним это значит — рубить ветви, не замечая ствола и корня, их породившего и их питающего.

К сожалению, многие у нас видят только эти ветви, оставляя без внимания ствол и корень. Мало того: этот коренной источник “мирового зла” представляется некоторым вполне безобидным, к нам и нашей Церкви будто бы даже благожелательным, и многие у нас готовы даже искать в нем опоры для себя и поддержки в борьбе с коммунизмом. Какая жалкая наивность!.. если только не сознательное предательство! Давно пора все это понять и осознать!» [139].

«Многие из таких наивных людей с апломбом заявляют о себе, что они убежденные “антикоммунисты” и якобы борются с коммунизмом и через это находятся в стане ведущих борьбу с Мировым Злом, в то время, как в действительности они сами находятся в порабощении у этого Мирового Зла и вольно или невольно помогают ему в его борьбе со Христом и Его истинной Церковью» [140].

Такое отношение к «свободному миру» мы видим на всем протяжении миссии Русской Зарубежной Церкви. Уже после падения власти КПСС Архиерейский Собор РПЦЗ заявил в мае 1993 г. о грозящей опасности постсоветской России:

«Антихрист... особенно он боится “Русского Православия”. Не одолели его террором, не взяли его “идеологией”, применяют ныне новые способы к его уничтожению: дали свободу — свободу в понимании этого слова правителями Запада и социалистических стран, свободу языку, свободу разврату, преступности, сектам, анархии; это свобода к убийству личности, к духовному и физическому убийству нации и государства ... Должно отметить, что этот смрадный, ядовитый поток свобод направляется в Россию мировым центром зла... Мы отчетливо чувствуем в современном мире действие системы зла, контролирующей общественное мнение и координирующей действия по уничтожению Православного христианства и национально устойчивых народов» [141] (курсив наш. — М.Н.).

Разумеется, в разные эпохи эту идеологию Церковь в своей практической деятельности могла проявлять по-разному.

В годы советско-германской войны в тех трудных условиях всемирного катаклизма, не зависящего от воли и желаний горстки эмигрантов, для церковного корабля оставалось лишь делать единственно возможное в создавшихся условиях нашествия внешнего врага: быть с той частью русского народа, как в эмиграции, так и на оккупированных немцами территориях, которая использовала новую возможность для жертвенного продолжения борьбы за освобождение Отечества от внутреннего врага в рамках Второй мировой. Важно также учесть, что идеология европейского фашизма противостояла и коммунизму, и «мировой закулисе». В этот период пастырская позиция и идеология РПЦЗ (как духовной власти Зарубежной Руси) была безупречна в соответствии с реальными условиями случившегося «стихийного бедствия», в котором еще не могли быть подняты и осознанно восприняты подсоветским народом монархические знамена.

В послевоенные годы установившийся в западном мире демократический климат победителей требовал от Церкви не меньшей идеологической принципиальности, тем более что широкие массы эмиграции, особенно новой («второй»), не имели духовного опыта и должной зоркости относительно мировой демократии, на первом месте был «отрицательный» идеал свержения коммунизма, хотя далеко не всякий антикоммунизм соответствовал целям русского патриотизма и Православия.

Западная демократия изначально (см. в главе 16) не была для русских правых эмигрантов желанным обществом, которое они хотели бы видеть в освобожденной от коммунизма России. С апостасийным западным миром также приходилось считаться как с географическим местом проживания и фактом, не подлежащим изменению. При этом, повторим, огромную роль играло то обстоятельство, что в послевоенные годы богоборческая коммунистическая система объявила в своей программе и проводила глобальную экспансию, а Запад, несмотря на все свои пороки и русофобию своих правителей, был де факто единственным сдерживающим препятствием для превращения всего мира в единый богоборческий коммунистический лагерь. Советская система карала за распространение религиозной литературы, а американская демократия могла выступать в роли «защитника христианских ценностей» и потому для многих была в то время меньшим злом. Запад (в самом широком понимании этого слова; он был достаточно разнообразным и не сводился только к Америке) одним своим существованием давал надежду на продолжение борьбы русской эмиграции и сохранение идеи «третьей силы», конечно, уже не военной, а только идеологической и духовной, для чего эмиграция пыталась искать в своем иностранном окружении какие-то возможности и союзников, более всего при этом надеясь на преодоление коммунистического режима самим русским народом изнутри.

Мы также уже отметили, что в атмосфере Холодной войны российская эмиграция не всегда различала в западной (американской) политике пропагандируемую антикоммунистическую составляющую от скрытой антирусской и порою безоговорочно поддерживала западную политику. Русскую Зарубежную Церковь в этом упрекнуть нельзя. Постоянно приписываемый первоиерарху РПЦЗ Анастасию (Грибановскому) призыв «бросить атомные бомбы на Советский Союз» [142], якобы произнесенный в пасхальном Послании 1948 г., — не соответствует действительности. Такая трактовка послания могла быть сделана только людьми неверующими и не желающими освобождения Отечества от богоборческой власти. Поскольку обвинение серьезное, приведем соответствующие обширные цитаты из этого Послания.

Оно начинается с пастырского увещевания — как жить христианину в тогдашней атмосфере апокалипсических страхов в связи с появлением у США ядерного оружия и его применением против японского гражданского населения:

«Фиалы божественного гнева не перестают изливаться один за другим на грешную землю. На наших глазах отверзаются таинственные апокалипсические печати — и мы как бы видим те страшные знамения, какие созерцал некогда Св. Иоанн Богослов... Наше время изобрело свои особые средства истребления людей и всего живого на земле... Но этот страшный опустошительный огонь имеет не только разрушительное, но и свое очистительное действие: ибо в нем сгорают и те, кто воспламеняет его, и вместе с ним все пороки, преступления и страсти, какими они оскверняют землю.

Представьте себе, что современные Калигулы и Нероны, все тираны, развратники, убийцы не поражались бы смертью: жизнь на земле стала бы невыносимой, превращаясь в преддверие ада. Есть непреложный божественный закон, по которому зло само в себе несет свое возмездие. “Плодом греха, — говорит Св. Григорий Богослов, — была смерть, пресекающая грех, дабы зло не было бессмертным”.

Но вы скажете, что истребительный меч смерти падает не только на развращенных и злых, но и на людей добродетельных, и даже на святых, и на последних чаще, чем на первых. Но для таких людей смерть не является бедствием, ибо открывается для них путь к бесконечной блаженной истинной жизни, приобретенной для нас смертию и воскресением Христовым».

Далее в этом Послании — не забудем — пасхальном (связанном с Воскресением Христа) говорится об угрозах и опасностях для порабощенного богоборцами нашего народа, о его страданиях и о пути его воскресения.

«Атомные бомбы и все другие разрушительные средства, изобретенные нынешней техникой, поистине, менее опасны для нашего отечества, чем нравственное разложение, какое вносят в русскую душу своим примером высшие представители гражданской и церковной власти. Разложение атома приносит с собой только физическое опустошение и разрушение, а растление ума, сердца и воли влечет за собой духовную смерть целого народа, после которой нет воскресения.

Чем тяжелее и беспомощнее положение нынешней России, чем большая опасность угрожает самому бытию Русского народа как нации, получившей свое особое призвание Свыше, тем с большей ревностью мы должны стремиться объединить все наши силы для скорейшего его освобождения. Перед величием этой неотложной исторической задачи должны умолкнуть все наши обычные пререкания и раздоры, национальные страсти, политические и бытовые разделения или честолюбивые притязания и вожделения отдельных людей...

Вспоминая уроки истории, будем учиться у наших предков, которые 300 лет тому назад по призыву и благословению Церкви собрались воедино и сумели преодолеть общим подвигом разложение первой смуты, освободить родную землю от врагов и воссоздать разрушенное государство...

Наша борьба с ними носит священный характер. Это не борьба за утраченные нами земные блага, как клевещут на нас наши враги, и даже не за внешнее величие и славу России, ибо все это преходящее и суетное, а за торжество поруганной истины и правды Божией, за восстановление разумной человеческой свободы на Руси, без которой не может быть правильного развития человеческого общества, за возрождение любви, справедливости и искреннего братства между людьми и прежде всего за укрепление веры и благочестия и за восстановление дома Богородицы, созданного нашими предками на нашей земле и оскверненного руками нечестивых...

Как бы ни тяжела была эта брань, пусть никто не усумнится в конечной победе света над тьмою, если нам будет споборать Сам Воскресший Спаситель, который силен восстановить нашу Отчизну даже и тогда, когда к ней прикоснулся уже дух тления, как некогда к четверодневному Лазарю.

Настанет определенный Провидением час, и она восстанет из праха обновленной и просветленной, как бы очнувшись от тяжкого сна...» [143].

Можно ли это Послание назвать «призывом к атомной войне»?

Правда, иногда видные деятели РПЦЗ допускали политическую наивность, полагая, что более порядочный человек-христианин в должности президента США, государства, в котором еще сохранилась хоть какая-то «остаточная Богоустановленность» в сравнении с богоборческой «советской сатанократией», сможет оказаться «бойцом на фронте, на котором противустоят... Христос и Антихрист» [144], — так однажды высказался о президенте-католике Дж. Кеннеди даже архимандрит Константин (Зайцев), в то же время порицавший западные демократии за подготовку царства антихриста. Поводом стала помощь Кеннеди кубинским антикоммунистам в их попытке освобождения Кубы.

Такие надежды позже пробудил и президент Р. Рейган несколькими обращениями к русской эмиграции. В связи с русофобским убийством Т. Зеленской «президент США Рейган в письме от 31 мая 1984 г. выразил глубокое соболезнование матери убитой и подчеркнул, что считает печальным заблуждением практику отождествления в прессе понятий «русский» и «советский»...» [145]. Рейган также обратился по телефону к 6-му съезду Конгресса Русских Американцев в мае 1984 г. с приветствием, в котором были такие долгожданные слова: «Вы знаете: трудности у нас с советским правительством, а не с русскими, которые не сочувствуют проводимой им политике или, точнее сказать, его идеологии. Мы отдаем себе отчет в том, что русский народ претерпел со стороны советской власти не меньше любого другого. Прошу мне поверить, я отношусь к нему с пониманием и сочувствием. Вы вправе гордиться своим русским наследием...» [146].

В сентябре 1985 г. Рейган прислал приветствие Архиерейскому Собору РПЦЗ: «Вы заслуживаете высшей похвалы за ваши старания вернуть религиозную и гражданскую свободу Русскому народу... Ценности, которые вы храните, способствуют сохранению вашего собственного великого наследия и укрепляют религиозные принципы в среде каждого государства, в котором находится ваша Церковь. В сохранении чудесной красоты и безвременного величия древней веры и культуры вашего отечества, вы даете всему человечеству надежду на то, что эти блистательные учреждения когда-нибудь будут восстановлены в жизни Русской нации и ее народа на своем прежнем месте».

Митрополит Филарет ответил на президентское приветствие: «мы ценим Ваше понимание положения Русской Православной Церкви и Русского народа, страдающего с 1917 года под игом безбожного коммунизма... мы редко видим такое глубокое понимание со стороны государственных деятелей, какое мы встретили с Вашей стороны. Благодаря Вас от всего сердца, мы молимся, чтобы Господь сохранил Вас в добром здравии и подал Вам силы для Вашей деятельности, которая так важна для Соединенных Штатов на том посту, на который Он Вас поставил для исполнения Его божественной воли» [147].

Разумеется, это был обмен вежливостями, хотя и беспрецедентный, но не меняющий сути американской геополитики, ведь в те же годы архиереи РПЦЗ направляли президенту США письма с критикой антиправославных тенденций на радио «Свобода» [148]. И явно антирусские тенденции в американской политике всегда подвергались критике со стороны Зарубежной Церкви. В конечном счете эта критика оказалась безрезультатной, но она доказывает, что Зарубежная Церковь не подлаживалась конформистски под политику Запада, а стремилась так же нравственно воздействовать на его общественность, как это было в обращении к Мировой конференции на I Всезарубежном Соборе в 1921 году…

Именно в среде правой эмиграции, связанной с Зарубежной Церковью, было распространено описанное нами критическое отношение к западной политике, смешивающей антикоммунизм с русофобией, и к эмигрантскому упрощению сути советско-американского противоборства. И.А. Ильин, многократно тут цитированный, был прихожанином Зарубежной Церкви в Швейцарии.

Нельзя при этом упускать из виду, что тогдашний западный мир — это не только мировая закулиса, а очень сложное общество, состоящее из разных сил, в том числе и в политических структурах. Этот мир предоставил русской эмиграции убежище и защиту, возможность сносной жизни и несомненную свободу вероисповедания и своими остатками христианской морали выгодно отличался от богоборческого режима СССР. Было бы неблагодарным не ценить всего этого — вот почему в эмигрантских храмах практиковалась молитва «о стране сей, властех и воинстве ея и всех верою живущих в ней». Кроме того, к чужим странам духовные требования русских эмигрантов не могли быть такими же, как к своей родной, имевшей важную миссию в плане Божия Промысла, и не дело русской эмиграции было провозглашать своей целью (явно утопической) менять западные демократические режимы на православные монархии — достаточно было того, что Русская Зарубежная Церковь имела в них возможность свободного существования и предоставляла возможность личного спасения достойным людям из всех тех народов, в среду которых попала.

С помощью сочувствующих христианских организаций члены РПЦЗ постоянно пытались использовать различные западные структуры (политические, информационные, общественные, церковные) для защиты политзаключенных и преследуемых за веру в СССР. Никто другой им тогда помочь не мог. Западные радиостанции были единственным русскоязычным инструментом гласности в этом вопросе и единственными средствами массовой информации, через которые можно было также, пусть и в ограниченном виде, доносить своему народу историческую правду и основы Православия. Священники выступали в религиозных радиопередачах, нередко даже были их ведущими редакторами. При РПЦЗ активно действовало братство «Православное дело» для помощи верующим в СССР, учрежденное в 1959 г. свт. Иоанном (Максимовичем) при активной поддержке члена Совета НТС Г.А. Рара, выпускавшее «Вестник Православного Дела» в обители преп. Иова Почаевского в Мюнхене, имевшее свою радиопрограмму на энтээсовском радио «Свободная Россия», занимавшееся нелегальной переправкой в СССР литературы (в том числе как составная часть акции «Стрела») и материальной помощи гонимым[149]. В этом русской эмиграции оказывали помощь сочувствующие западные христиане в таких организациях, как «Вера во втором мире» [150] (руководитель пастор Евгений Фосс) и другие.

В годы Холодной войны Русская Зарубежная Церковь предоставила церковному народу на родине и мощную духовную поддержку, совершив прославление ряда всенародно почитаемых святых: св. прав. Иоанна Кронштадтского (1964), прп. Германа Аляскинского (1970), св. блаж. Ксении Петербургской (1978), прп. Паисия Величковского (1982), свв. Оптинских старцев (1990). Особое значение имело прославление в 1981 г. Новомучеников и исповедников Российских во главе с Царем Мучеником Николаем II и его Семьей, после чего началась агония богоборческого режима.

В целом именно Русская Зарубежная Церковь весь ХХ век была для русской эмиграции оплотом «подвига русскости в условиях апостасии». Однако следует признать, что новые поколения духовенства и мирян РПЦЗ постепенно утрачивали положительный идеал восстановления православной монархии как уже неосуществимой утопии, монархическая идеология, а значит, и связанное с нею восстановление удерживающего призвания России, все больше становилась частным делом клириков.

Разумеется, отношение мировой закулисы к консервативной Зарубежной Церкви всегда было настороженным, предпочтение отдавалось «парижской» и «американской» либеральным юрисдикциям. Издания РПЦЗ американская система распространения литературы среди советских граждан закупала в минимальных количествах, лишь для демонстрации плюрализма, тогда как издания демократических юрисдикций своей преобладающей бесплатной массой оказывали основное воздействие, в том числе на эмиграцию. (Московский обновленческий священник Георгий Чистяков признал, что «кроме книг, издавашихся за рубежом — в Брюсселе [католическое издательство “Жизнь с Богом”] и в Париже [YMCA-Press], других книг просто не было» [151].)

Возвращаясь к «теории конвергенции», нельзя не понимать, что экономическая и политическая конвергенция предполагалась Западом, хотя и на общей материалистической основе, но только в одну сторону: под власть «мировой закулисы». После крушения коммунистической системы шансы для такого финансово-политического объединения мира стали реальны. Американское правительство открыто провозгласило идеологию «Нового мирового порядка» — Pax Americana — уже навязываемую силой с попранием международного права и в опоре на грубую дезинформацию... Приведем цитаты из «Стратегии национальной безопасности США» 1994 г.:

«Процветание нации зависит от усилий за ее пределами... Сейчас мы располагаем действительно глобальной экономикой и объединенной системой связи... Мы можем и должны своим участием оказывать влияние на мировые процессы... содействовать укреплению демократии за рубежом... Грань между внутренней и внешней политикой все больше стирается... Мы являемся величайшей державой мира, у которой есть глобальные интересы... Американское лидерство в мире сейчас важно, как никогда... мы утвердим его за рубежом.., открывая новые рынки, помогая демократическим режимам... Окончание “холодной войны” не изменило эти фундаментальные цели, как и не уменьшило потребность в активных американских усилиях внутри страны и за рубежом для их достижения...».

Ну, а если такие «глобальные интересы» кому-то покажутся неприемлемыми?

«Вооруженные силы США играют ключевую роль для достижения успеха в осуществлении нашей стратегии. Наша страна не имеет себе равных по военным возможностям: Соединенные Штаты — единственное государство, способное проводить широкомасштабные и успешные операции вдали от своих границ... К ним относятся антитеррористические и карательные действия... Время от времени нам будет необходимо также наносить удары по базам террористов за рубежом или объектам в тех государствах, которые поддерживают террористические организации... Успешные результаты могут быть достигнуты за счет интеграции разведывательной, дипломатической и правовой деятельности... Повышение возможностей американской разведки — важная часть деятельности США...».

«В особых случаях, когда на карту могут быть поставлены жизненно важные интересы.., применение нами силы будет решительным и, если это будет необходимо, односторонним... Поэтому мы продолжим поддерживать наши ядерные силы на таком уровне, чтобы они были способны поражать широкий спектр целей, имеющий для политических и военных лидеров других государств ключевое значение» [152].

Применение этой доктрины мы видим на примерах превентивно-спровоцированной войны против Ирака, блокады православной Сербии, наконец, в активном вмешательстве в РФ, где у власти поставлены неофевралистские силы, форсирующие прозападные реформы, назначение которых — создать в России атомизированное и бездуховное общество, которое обеспечило бы контроль над ним мировой финансовой олигархии. Коммунистическое прошлое этих новоявленных президентов на осколках СССР Запад им охотно простил за послушание.

Уже после падения режима КПСС советник Госдепартамента США С. Хантингтон (руководитель Института стратегических исследований при Гарвардском университете) в нашумевшей книге «Столкновение цивилизаций» верно пишет, что далеко не все цивилизации по своей сути пригодны для Нового мирового порядка, и предрекает из-за этого цивилизационные конфликты:

«Конфликт между либеральной демократией и марксизмом-ленинизмом был конфликтом между идеологиями, которые, несмотря на главные различия, хотя бы внешне ставили одни и те же основные цели: свободу, равенство и процветание. Россия традиционная, авторитарная, националистическая может иметь совершенно иные цели. Западный демократ мог вести интеллектуальный спор с советским марксистом. Это для него невозможно себе представить с русским традиционалистом. И если русские, перестав быть марксистами, отвергнут либеральную демократию и начнут вести себя как русские, а не как западные люди, отношения между Россией и Западом опять могут стать отдаленными и конфликтными» [153].

Ведущий стратег «мировой закулисы» Бжезинский, отвечая на вопрос, какие убеждения в России могут прийти на смену коммунистическим, тоже провозглашает: «Опасность заключается в том, что это может оказаться некоей формой традиционного православия, замешанной на шовинизме и выражающейся в имперских рефлексах» [154].

Поэтому в 1990 г. в Монреале на VI Всезарубежном съезде православной молодежи под духовным руководством митрополита Виталия был принят документ, в котором говорилось:

«Мы обращаемся прежде всего к соотечественникам в России: сегодня важно не только против чего, но и за что ведется борьба. Для проведения оздоровительных реформ необходимо осознать происшедшее не в рамках последних 73-х лет, а в масштабе нашей тысячелетней христианской государственности — с учетом чужого опыта. Этот опыт поучителен: при утрате абсолютных ценностей деградация общества может наступить и в условиях свободы. Мы считаем, что России нужно не копировать чужие модели с присущими им пороками, а возродить отечественную православную традицию. Стержнем Российского государства и его культуры всегда была Церковь, поэтому оздоровление церковной жизни мы считаем основой для любых перемен» [155] (10.08.1990).

На этом съезде прибывший из Москвы писатель Владимир Солоухин, полемизируя в кулуарах с автором данной книги, пытался уговорить митрополита Виталия оказать от имени РПЦЗ публичную поддержку «хорошему русскому мужику» Б. Ельцину в его борьбе против коммуниста Горбачева. Однако для первоиерарха РПЦЗ было очевидно, что победа западнической команды Ельцина приведет к господству новой ипостаси антирусских сил. Первоиерарх РПЦЗ предостерегал уже годом ранее: «Будут брошены все силы, миллиарды золота, лишь бы погасить пламя Русского Возрождения. Вот перед чем стоит сейчас Россия. Это почище Наполеона и Гитлера» [156].

Соответственно в мае 1993 г. Архиерейский Собор РПЦЗ предупреждающе указал на «мировую систему зла, контролирующую общественное мнение и координирующую действия по уничтожению Православного христианства и национально устойчивых народов».

[Дополнение 2014 г.

В апреле 1999 г. Архиерейский Синод РПЦЗ резко осудил ракетно-бомбовую агрессию стран НАТО во главе с США против православной Сербии: «Архиереи Русской Православной Церкви за границей вынуждены обратиться к совести людей, на словах объявляющих себя “цивилизованными” с осуждением варварского нападения на беззащитное население православной Сербии... Нарушая самые основы международного права и человеческого благородства, страны, входящие в состав НАТО, не располагая настоящим оправданием или даже причиной, действуют только из собственных политических расчетов... они бесстыдно убивают беззащитных сербов и несербов, разрушают жилые лома, древнейшие монастыри и святыни, исторические памятники, промышленность... Все это совершается во имя сомнительных сепаратистских вожделений незначительной кучки террористов... Не постыдились убивать людей и разрушать храмы даже в святые дни страстной седмицы и Светлого Христова Воскресения... Кощунственное и безжалостное нападение огромной военной силы на маленький и беспомощный народ... обратится на тех, кто поднял этот несправедливый меч... возмездие будет не только в веке будущем, но также и в настоящем... Если не боитесь Бога, то побойтесь за самих себя!» [157]

Было предписано молиться во всех храмах РПЦЗ на ектинье: «Еще молимся о еже мир и славу вселити в земли сербстей, и избавити народ ея и церковь от всех вражиих наветов и не предати единоверных наших в попрание, и разорение врагом и супостатом: но в бегство все дерзновение их претворити, и мышцу их сокрушити, и под ноги верных своих покорити. Еще молимся о еже студа и бесчестия лица сопротивных исполнити, сердце же их страха и ужаса: и ангел Господень да будет погоняяй, и поражаяй их...». Страны НАТО и США тут названы супостатами и врагами Православия с молитвою к Господу об их поражении.

Одним из последних документов РПЦЗ при митрополите Виталии было Обращение Зарубежного Синода к русскому народу (18 февраля/2 марта 2000 г.), где в числе причин, мешающих объединению с Церковью на Родине, отмечено: «Мы убеждены, что усиление гонения на Русскую Зарубежную Церковь во всем мире — один из шагов по установлению Нового мирового порядка. При этом народы лишаются своей духовной и культурной самобытности, извращаются и подрываются христианские начала. Антихристианские силы добиваются своих целей разными методами, в том числе и натравливанием одних народов и конфессий на другие, а нередко и одной части народа — на другую, всегда поощряя и внутри поместных Православных Церквей те группировки, которые выгодны в данный момент, и очерняя их противников... Не это ли происходит сейчас и внутри русского Православия? Не очевидно ли, что есть силы, стремящиеся низвести Русскую Церковь до идеологического инструмента — как властей РФ, так и стоящих за ними “сильных мира сего” — по управлению русским народом?..»  [158].

Даже после ухода митрополита Виталия на покой, в ноябре 2001 г. Архиерейский Собор РПЦЗ вновь напомнил в своем послании об опасности для нашей страны Нового мирового порядка, который стремится «контролировать политическую жизнь во всём мире, для чего насаждается «всякая бесовщина и стирается грань между добром и злом» [159].]

Разумеется, вся эта антизападная идеология РПЦЗ, как и ее жесткое обличение конформизма «советской Церкви» не были горделивой самоценностью, но предполагали пробуждение православного духа русского народа, для которого и совершался «подвиг русскости». Завершим эту главу словами архимандрита Константина (Зайцева):

«...Пусть весь мир наглядно уходит сейчас от Христа — разве могло быть иначе, раз Удерживающего нет больше в мире? Или нам отречься от о. Иоанна Кронштадтского, от оптинских старцев, от Затворника Вышенского, от митрополита Филарета Московского — а через их головы и от Святых Отцев, и отменить вековое учение Церкви, согласившись на то, что Третий Рим — красивая мечта, которой ублажали себя наши предки, в существе же своем нечто не так далекое от того, что являет собою и современная Москва? Да не будет!..

...Но не сказала еще последнего слова Россия. Если есть еще русский народ, заслуживающий имени Богоносца, то не только возможны самые невероятные неожиданности, — неотвратимы они. Вся Русская история — невероятна. Вся она прошла под знаком чуда. Ждать чуда на путях Отступления — страшно. Ждать его на путях верности Христу — законно. Только не в порядке экзальтированных заклинаний или отвлеченного мечтательства, а на путях исповедничества, которое одно только и открывает возможность чуда. Только действенная вера рождает чудо. Есть ли она? К этому вопросу мы неизменно возвращаемся. Решать его мы можем только в отношении самих себя. В неповрежденной апостольской истинной, победившей мир, Вере утверждаться и в ней колеблющихся утверждать — вот единственное, что может от нас ждать Господь и что является должным ответом на духовное состояние современного мира...

Мы на рубеже великих событий. Может ли долго длиться состояние неустойчивого равновесия, ныне наблюдаемое! Не последние ли сроки истекают, когда спрашивает еще Господь Русский народ — Второй Израиль: со Мною ли ты? Возвращается ли блудный сын со страны далече в Отчий Дом? Каждый самый малый толчок может быть судьбоносным. Если от копеечной свечи сгорела Москва, то от ничтожного уголька разве не может возгореться пламя, очищающее покаянно Россию от насевшего на неё Зла? Только бы нам не погрешить перед Богом, выведшим нас промыслительно на свободу. Долго ли будет то — не знаем мы, но сейчас можем мы еще сказать все, что вложит в уста наши Вера — сказать громогласно, на все страны света!

Что такое наша Зарубежная Церковь? «Сила Божия в немощи совершается». Все домостроительство Божие — в немощи совершается. ... Творится потаенно подлинная История — независимо от того, как торжествующе-демонстративно разрушают ее мобилизующияся силы Отступления. В «незримом» таится возможность спасительной катастрофы, способной изменить картину мира.

Эту возможность мы не только можем отвлеченно учитывать: мы обязаны на нее работать, в этом видя послушание свободы, во имя которого вывел нас Господь из советского рабства...

Не будем напрягать свои помыслы, предваряя будущее, если пойдет оно по путям эсхатологическим; явится оно приложением к жизни Откровения Иоаннова. Не будем мечтательно рисовать себе и ту спасительную катастрофу, которая способна продлить жизнь мира — хотя бы на Иоанновские "полчаса", в плане земной жизни означающие отрезок исторической жизни неопределенной длительности. Здесь, в этих земных перспективах, только одно для нас важно: уверенность полная в том, что Россия тут должна сказать последнее слово.

В недрах русского сознания — ключ будущего — земного. Разве не благовестием должно для нас звучать понимание этого нами? Ведь, если это так, то наше стояние в Истине есть не только спасение наших душ в верности своей Церкви, но и служение Родине. И тогда с особенной силой принимает свой подлинный смысл слово ждать. То не пассивное выжидание, а воинская выдержка...» [160].

Эти чаяния были высказаны о. Константином в те годы, когда русская эмиграция еще не утратила силы и лишь только начинала увядать в своем стоянии. Выполнила ли русская эмиграция свою миссию? Какой итог мы принесли на родину к концу коммунистического режима? Об этом в заключительной главе нашей книги.

1990–1996

Примечания

1. Напр.: Яковлев Н. ЦРУ против СССР. М. 1983. И множество подобных.

2. Целились в коммунизм, а попали в Россию... Беседуют мюнхенцы профессор Александр Зиновьев, публицист Михаил Назаров и московский писатель Петр Паламарчук // Завтра. М. 1993. № 2.

3. Sutton A. Western Technology and Soviet Economic Development 1917 to 1930. Stanford. 1968. P. 348.

4. Военные архивы России. М. 1993. Вып. 1. С. 234.

5. Цит. по: Мейер Ю. У истоков революции. Франкфурт-на-М. 1971. С. 149.

6. Цит. по: O'Коннор Т. Инженер революции. Л.Б. Красин и большевики 1870–1926. М. 1993. С. 220.

7. Sutton A. Wall Street and the Bolshevik Revolution. New Rochell. 1974. P. 17.

8. Sutton A. Wall Street and the Bolshevik Revolution. P. 199.

9. Ясское совещание 1918 (журналы заседаний Русской делегации) // Русское прошлое. С.-Петербург. 1992. № 3. С. С. 338–342.

10. Деяния Русскаго Всезаграничнаго Церковнаго Собора. Срем. Карловци. 1922. С. 37-38.

11. Высший монархический Совет. Берлин. 1922. № 36. 10/23 апр. С. 2-4.

12. Посев. 1983. № 11.

13. Форд Г. Международное еврейство. Берлин. 1925.

14. Ильин И. Наши задачи. Париж. 1956. Т. II. С. 478-479.

15. Любимов Л. О масонстве и его противниках // Возрождение. Париж. 1934. 3 окт. С. 2.

16. Берберова Н. Люди и ложи. Нью-Йорк. 1986. С. 82–83, 67, 175, 74.

17. Поремский В. Стратегия антикоммунистической борьбы свободного мира. Доклад на Посевской конференции 10-11.9.1956 г. // Свобода в наступлении. Франкфурт-на-М. 1956.

18. Поремский В. Запад и большевизм // Мысль. Франкфурт-на-М. 1954. № 3-4.

19. Цит. по: Артемов А. НТС и Освободительное движение времен войны / Посев. 1985. №№ 4-5.

20. См., напр.: Sutton A. Wall Street and the Rise of Hitler. Seal Beach. 1976.

21. Цит. по: Посев. Франкфурт-на-Майне. 1979. № 5. С. 60.

22. Аудиозапись беседы автора с Е.Р. Романовым 23.11.1991. [Опубликована в книге: Романов Е. В борьбе за Россию. М. 1999. Глава «Наша борьба и Запад». 14 мая 2001 г. автору этой книги, по приглашению знакомого ученого-историка, довелось участвовать в семинаре, устроенном отделом политических проблем ХХ века Института всеобщей истории, где главным участником был Джон-Джордж Блейк, один из тогдашних советских шпионов в британских спецслужбах. Он выдал чекистам многих засланных в советскую зону людей. В ответ на мой вопрос он подтвердил причину «передачи» НТС англичанами американцам: «для разведывательных целей Британии НТС был непригоден». — Примечание 2014 г.]

23. НТС. Мысль и дело. Франкфурт-на-М. 1990. С. 22.

24. Тот самый НТС. Беседа с членом Совета НТС Б. Миллером // Аргументы и факты. 1990. № 14. С. 4.

25. Такой вывод сделан нами из упомянутой беседы с Е.Р. Романовым в 1991 г.

26. Посев. 1967. № 3. С. 7; № 16. С. 1; № 17–18. С. 2; 19. С. 2.

27. НТС. Мысль и дело. Франкфурт-на-Майне. 1990. С. 29.

28. Мальцев Ю. Вольная русская литература 1955-1975. Франкфурт-на-М. 1976.

29. НТС. Мысль и дело. Франкфурт-на-Майне. 1990. С. 12.

30. Ильин И. Наши задачи. Париж. 1956. Т. II. С. 533.

31. Ильин И. Наши задачи. Т. II. С. 537; Т. I. С. 191.

32. Авторханов А. Мемуары. Франкфурт-на М. 1983. С. 679.

33. Angriff aufs «Russian-Institute» // Garmisch-Partenkirchner Tagblatt. 1991. Nr. 130. 3/9 Juni;  International Herald Tribune. 1991. 7 June. P. 3.

34. Ильин И. Наши задачи. Т. I. С. 191-192.

35. Жить в мире и дружбе. Пребывание Предcедателя Cовета Миниcтров CCCР Н.C. Хрущева в CША 15–27 cентября 1959 г. М. 1959. C. 82–83.

36. Дикий А. К арабо-израильской войне. Средне-восточный тупик // Знамя России. Н.-Й. 1967. № 280. Сент. С. 5.

37. См., напр.: Превентивная война? // Наша страна. Буэнос-Айрес. 1950. № 38. 18 февр. С. 8; Солоневич И. О стандартах и людях // Наша страна. 1953. № 159. 31 янв. С. 4; Потоцкий Н. Мой ответ Григорию Климову // Наша страна. 1955. №302. 3 нояб. С. 4; Потоцкий П. Обзор печати // Наша страна. 1957. № 392. 25 июля. С. 3; Обращение Главы Российского Императорского Дома Великого Князя Владимира Кирилловича к Свободному Миру // Часовой. Брюссель. 1952. № 318.Апрель. С. 4; Правдивое слово // Часовой. 1952. № 318. Апрель. С. 15.

38. Чухнов Н. Христос Воскресе // Знамя России. 1967. № 277. С. 3.

39. Taylor M. A New Measure for Defence // The Washington Post. 1982. Jan 14; Форум. Мюнхен. 1983. № 2. С. 235-–237.

40. Guertner G. Strategic Vulnerability of a Multinational State: Deferring the Soviet Union // Political Science Quarterly.1981. Vol. 96. № 2.

41. Потоцкий Н. О некоторых "страшных" словах // Знамя России. 1962. № 227. С. 13.

42. От редактора // Наша страна. 1950. № 45. 27 мая. С. 3.

43. Война и Эмиграция // Наша страна. 1950. № 42. 15 апр. С. 1-2.

44. См.: Наша страна. 1950. № 50. 5 авг. С. 2; Социалистический вестник. Н.-Й. 1950. № 6.

45. Брук-Шеферд Г. Судьба советских пребежчиков. Нью-Йорк–Иерусалим–Париж. 1983.

46. Шевченко А. Разрыв с Москвой. Н.-Й. 1985.

47. Федотов Г. Защита России. Париж. 1988. С. 11.

48. Радио «Свобода». Программа И. Померанцева "Поверх барьеров" 20.2.1993. [В совместной книге с английским разведчиком Гордиевский клеймит царскую Россию за «антисемитизм», оправдывает Февральскую революцию «голодом многодетных матерей", приветствует «низвержение царя до уровня простого гражданина Романова», высмеивает теорию о «еврейском мировом заговоре», утверждая, что всю эту «антисемитскую» политическую культуру «большевизм унаследовал от царизма» (Гордиевский О., К. Эндрю. Разведывательные операции от Ленина до Горбачева. М. 1999. С. 37, 39–40, 55–56). Причиной измены Гордиевского «было осознание сталинских и вообще советских преступлений, которое началось с речи Хрущева в 1956 году. Это очень сильное впечатление на меня произвело, просто потрясающее. После этого, в 1961 году, я был в Берлине, и на моих глазах построили стену... И последним было вторжение в Чехословакию... Я стал также думать о защите Запада, потому что Советский Союз наращивал вооружения в таком масштабе, что это грозило существованию Западной Европы... И сейчас развитие показывает, что все страны развиваются по демократическому пути, а Россия идет обратно к тоталитаризму. Так что правильно я думал: у России нет будущего. Поэтому главное – сохранить цивилизацию на Западе, в Европе и в Америке. Вот это были мои рассуждения», – так Гордиевский объясняет свой прозападный выбор (http://www.svoboda.org/content/transcript/1863748.html). – Примечание 2014.]

49. А. Васильев. Предательство и предатели // Начало. Коммерческая газета. 1990. № 3.

50. Радио «Свобода». 31.8.1991.

51. Нилов В. Верность России // Свободное слово. Маунт Вернон (Н.-Й.). 1981. № 3-4. С. 6.

52. Нилов В. Пункт пятнадцатый // Свободное слово. 1981. № 3-4. С. 14.

53. Федотов Г. Защита России. Париж. 1988, с. 11-12.

54. Франк С. Крушение кумиров. Берлин. 1924. С. 80-81.

55. Солженицын А. Гарвардская речь // Собр. соч. Вермонт-Париж. 1981. Собр. Соч. Т. 9. С. 293.

56. Солженицын А. Чем грозит Америке плохое понимание России // Собр. соч. Т. 9. С. 341.

57. Войнович В. Москва 2042. Анн Арбор (США). 1987. [А также: Войнович В. Портрет на фоне мифа. М. 2002. — Примечание 2014.]

58. Солженицын в Гарварде. Нью-Йорк. 1981.

59. Чалидзе В. О некоторых тенденциях в эмигрантской публицистике // Континент. 1980. С. 168; Чалидзе В. Хомейнизм или национал-коммунизм. Новое русское слово. Н.-Й. 1979. 27 окт. С. 5–6.

60. Солженицын А. Гарвардская речь // Собр. Соч. Т. 9. С. 301.

61. Солженицын А. Речь в Вашингтоне 30 июня 1975 перед представителями профсоюзов АФТ-КПП // Собр. соч. Т. 9. С. 227, 217.

62. Солженицын А. Чем грозит Америке плохое понимание России // Собр. соч. Т. 9. С. 344.

63. Der Spiegel. Hamburg. 1994. Nr. 2.

64. Правда. 1981. 24 февр.

65. Телеинтервью с конгрессменом Лебутийе о радиовещании на СССР (12.10.1981) // Солженицын А.И. Собр. Соч. Т. 10. С. 419–421.

66. Несостоявшаяся встреча. Солженицын А. Письмо президенту Рейгану // Посев. 1982. № 6. С. 57-58.

67. Авторханов А. Мемуары. Франкфурт-на М. 1983. С. 735–736.

68. Константин (Зайцев), архимандрит. Духовное состояние современного мира. Доклад на Архиерейском Соборе Русской Зарубежной Церкви // Православная жизнь. Джорданвиль. 1962. № 12. С. 30.

69. Солженицын А. Гарвардская речь. // Собр. Соч. Т. 9. С. 282, 296.

70. Sutton A. Wall Street and the Bolshevik Revolutin. P. 175–176.

71. Маркс К., Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии. Москва. 1951. С. 44, 53.

72. Троцкий Л. Моя жизнь. Опыт автобиографии. Берлин. 1930. Т. 1. С. 307, 317.

73. Троцкий Л. К истокам русской революции. М. 1990. С. 139.

74. Ленин В. ПСС (5-е изд.). М. 1961. Т. 24. С. 120–122, 133.

75. Уайт А. Двуликий Янус // Русское Воскресение. Париж. № 10; За или против? // Русское Воскресение. № 18; Великий «один» // №№ 38–41. Появившееся в патриотической печати РФ отождествление этого автора с Е. Арцюком-Державиным его сын опроверг при встрече с автором данной книги.

76. Бжезинский З. Большой провал. Рождение и смерть коммунизма в двадцатом веке. Н.-Й. 1989. С. 241.

77. Brzezinski Z. America in the Technotronic Age // Encounter. United Kingdom. 1968. Vol. XXX. Jan. Nr. 1. P. 16.

78. Федосеев А. Благодетели // Вече. Мюнхен. 1982. № 5.

79. Ильин В. Религия революции и гибель культуры. Париж. 1987. С. 11-12.

80. Константин (Зайцев), архимандрит. Духовное состояние современного мира и Русская Зарубежная Церковь. Доклад на Архиерейском Соборе РПЦЗ. г. Нью-Йорк. 5/18 октября-1/14 ноября 1959 г. // Православная Русь. 1959. № 21. С. 4–9.

81. Константин (Зайцев), архимандрит. Духовное состояние современного мира. Доклад на Архиерейском СобореРусской Зарубежной Церкви // Православная жизнь. 1962. № 12. С. 27.

82. Православная Русь. 1962. № 11.

83. Радио ВВС, 16.6 и 20.6.1993.

84. Пайпс Р. Россия Горбачева: провал или прорыв? // Страна и мир. Мюнхен. 1990. № 3. С. 82.

85. Швейцер П. Победа. Минск, 1995.

86. Посев. 1984. № 8. С. 60.

87. Выступление В. Новодворской на эстонском телевидении 6.4.1994 г. // Молодежь Эстонии. 1994. № 80. 9 апр.

88. Радио «Свобода», 13.3.1987, передача "»Споры о гласности» со ссылкой на «Вашингтон таймс» и «Нью-Йорк таймс» от 12.3.1987. А также Радио «Свобода» 23.12.1987, передача статьи В. Буковского из «Уолл стрит джорнэл» от 22.12.1987.

89. Русская мысль. Париж. 1990. 19 окт. С. 12.

90. См. фото: Континент. 1980. № 25. 4-я стр. обложки.

91. Русская мысль. 1982. 4 февр.

92. Трудная проблема // Посев. 1980. № 12. С. 15–17.

93. Обращение НТС к советским военнослужащим в Афганистане // Посев. 1980. № 9.

94. Непродуманные призывы // Посев. 1982. № 3. С. 51; Трушнович Я. Безответственный аноним // Посев. 1984. С. 61.

95. См.: НТС. Мысль и дело. Франкфурт-на-Майне. 1990. С. 32.

96. Обращение Комитета спасения советских пленных в Афганистане // Посев. 1983. № 7. С. 62.

97. См.: ГУЛаг в Швейцарии? О проблеме советских пленных в Афганистане // Посев. 1982. № 8. С. 2-4.

98. Для едущих на Олимпиаду «Москва-80» // Посев. 1980. № 6. С. 3–6. Nazarov M. Die Olympiade ist eine Chance //Menschenrechte. Frankfurt a.M. 1980. Nr. 1. S. 18; Nazarov M. Contra Boykott // Jugend Presse Informationen.Wiesbaden.Extraausgabe 1/1980.

99. Ильин И. Наши задачи. Т. I. С. 191-192.

100. Билимович А. Экономический строй освобожденной России. Мюнхен. 1960. С. 74, 35, 39-42, 58-61, 73, 86-87, 92.

101. Юкшинский В. Открытое письмо к читателям русской печати // Часовой. Брюссель. 1958. № 392. Нояб. С. 19-20.

102. Юкшинский В. «Красный» антикоммунизм // Часовой. 1958. № 391. Окт. С. 19.

103. Совет НТС о возможности внешней поддержки освободительной борьбы в России // За Россию. Франкфурт-на М. 1967. № 4 (272). Июль. С. 1.

104. Посев. 1978. № 3.

105. В связи с этим против автора данной книги, тогдашнего сотрудника «Посева», в конце 1970-х гг. была развязана целая кампания при посредстве члена редколлегии «Посева» Ю. Чикарлеева. Это был удобный повод в соперничестве с НТС для видных диссидентов (В. Буковский, Н. Драгош, В. Максимов, Л. Алекеева, В. Чалидзе, К. Любарский, В. Войнович и др.) – ими созывались пресс-конференции, рассылались доносы в местные «органы» и даже членам парламентов западных стран, что «черносотенец М. Назаров — засланный агент ГРУ, переориентирующий НТС на национал-большевицкие рельсы». По инициативе руководства НТС возникло длительное разбирательство в германском суде, который во всех трех возможных инстанциях признал эти «агентурные» утверждения порочащими и запретил их распространение. Несмотря на это, в 1987 г. была выпущена книга Чикарлеева «Трагедия НТС. Эпизод тайной войны» в фиктивном издательстве на американские деньги В. Буковского и В. Максимова («Интернационал сопротивления»), редактировал книгу писатель Г.Н. Владимов, вступивший тогда в конфликт с руководством НТС. Из всей православной эмиграции эту кампанию в унисон с «третьеэмигрантской» прессой поддержала лишь аргентинская кирилловская газета "Наша страна" (Н.Л. Казанцев), регулярно публикуя клевету и извращая ход судебного процесса. От ответственности Казанцев по обыкновению трусливо уклонился, не отвечая на письма адвоката. Судя по многим признакам, это была операция агентуры Моссада в «третьей эмиграции» (заметную роль играл бывший советский милиционер Арий Вернер, прибывший в Европу из Израиля и имевший разрешение носить пистолет). КГБ помогал этой кампании, публикуя в советских газетах «конфиденциальную» информацию, якобы получаемую от своего засланного во Франкфурт агента. За издание и распространение книги франкфуртский суд в 1988 г. приговорил Чикарлеева к штрафу в 5.000 марок, за неимением денег он отсидел 10 дней в тюрьме. См.: http://www.rusidea.org/?a=32037 – Примечание 2014.

106. Назаров М. Что такое «конструктивные силы»? // Посев. 1982. № 1. С. 43–45.

107. О политической активности граждан и формировании автономных общественно-политических сил // Посев. 1980. № 3. С. 5.

108. Долгий Путь. Интервью с В.Д. Поремским // Посев. 1984. № 5. С. 39.

109. Радиоинтервью А.И. Солженицына компании BBC // Вестник РХД. 1978. № 127.

110. Радио «Свобода», 24/25.2.1987 со ссылкой на статью Г. Киссинджера в журнале «Ньюсуик».

111. Збигнев Бжезинский о проблемах восточного блока // Русская мысль. 1990. 16 февр. С. 5.

112. Как реформировать советский социализм? // Посев. 1987. № 3; Гласность и религия // Посев. 1987. № 10;Литература и публицистика под знаком "перестройки" // Вестник РХД. 1987. № 150; Задача для сталкера: «перестройка» // Вестник РХД. 1989. № 157; и др.

113. Солженицын А. Как нам обустроить Россию? Париж. 1990. С. 39.

114. Цуканихин В. Письмо в редакцию // Огонек. М. 1990. № 20. С. 5.

115. Фадин А. Демистификация власти / Век ХХ и мир. М. 1990. № 4.

116. Горбачев М. Перестройка и новое мышление для нашей страны и всего мира. М. 1987. С. 24. Горбачев призывает к созданию «мирового правительства» // Известия. М. 1992. 9 мая. С. 5.

117. Горбачев М. Перестройка и новое мышление... С. 144.

118. Новая и новейшая история. М. 1996. № 1. С. 107.

119. Ильин И. Наши задачи. Т. I. С. 56.

120. Ильин И. Наши задачи. Т. I. С. 155-156.

121. Ильин И. Наши задачи. Т. I. С. 172.

122. Ильин И. Наши задачи. Т. I. С. 22.

123. Ильин И. Наши задачи. Т. I. С. 156.

124. Ильин И. Наши задачи. Т. I. С. 334, 67, 128, 336; Т. II. С. 382.

125. Здесь сокращено. См. подробнее в книге «Тайна России» — Примечание 2014.

126. Назаров М. Если уж на то пошло... О масонах, еврейском вопросе и радио «Свобода» // Вече. 1992. № 45.

127. Ильин И. Наши задачи. Т. I. С. 206.

128. Ильин И. Наши задачи. Т. I. С. 44,136.

129. U.S. Objectives with Respect to Russia. NSC 20/1 // Containment: Documents on American policy and strategy, 1945-1950. Etzold T.H. and Gaddis J. L, editors. New York. 1978. P. 197.

130. Русская мысль. 1993. 3 нояб.

131. Так свой путч охарактеризовал Б. Ельцин 14.1.1994 г. на пресс-конференции в связи с визитом в Москву президента США Клинтона – Русская мысль. 1994. 20–26 янв.

132. Призываем к осторожности. Обращение представителей Русского Зарубежья накануне референдума 17.3.1991 о сохранении единого союзного государства // Литературная Россия. М. 1991. 15 марта и др.

133. Восстановить историческую справедливость. Обращение представителей Русского Зарубежья к Российскому парламенту в связи с 75-летием Февральской революции // Литературная Россия. 1992. 20 марта; Наш современник. М. 1992. № 6; Новое русское слово. Н.-Й. 1992. 20 марта; Русская жизнь. Сан-Франциско 1992. 26 марта; Вече. Мюнхен. 1992. № 45; и др.

134. Православная Русь. 1993. № 1. С. 7.

135. См. главу «Холодная война и капитуляция КПСС» в книге «Вождю Третьего Рима». —  Примечание 2014.

136. Напр.: «Ложь» и «правда» Августа 1991-го // Литературная Россия. 1991. № 43; Историософия смутного времени // Вече. 1992. № 46 (сокр.: Наш современник. 1992. № 6); «Российско-американская совместная революция...». Москва-Мюнхен . 1994. [Здесь сокращено, см. в книге «Тайна России» — Примечание 2014]

137. Книжное обозрение. 1994. Москва. № 23.

138. Аверкий (Таушев) еп. О положении православного христианина в современном мире // Православный путь. Джорданвиль. 1959. С. 1–2.

139. Аверкий (Таушев) архиеп. Покров Божией Матери над Россией и Русская Зарубежная Церковь // Современность в свете слова Божия. Слова и речи. Джорданвиль. 1975. Т. II. С. 514–515.

140. Аверкий (Таушев) архиепископ. Еще о правде и лжи // Современность в свете слова Божия. Слова и речи. 1975. Т. IV. С.490.

141. Церковная жизнь. 1993. №№ 3–4. С. 3–4.

142. Голос Православия [орган МП]. Берлин. 1953. № 8–12. С. 28; Гордиенко Н.С., Комаров П.М., Курочкин П.К. Политиканы от религии. Правда о «русской зарубежной церкви». М. 1975. С. 68.

143. Цит. по: Митрополит Анастасий и атомная бомба // Вестник Германской епархии. 1993. № 2. С. 7-12.

144. Константин (Зайцев), архимандрит. Кеннеди // Православная Русь. 1961. № 8. 15/28 апр. С. 2.

145. Посев 1984. № 8. С. 60.

146. Президент США обращается к русским американцам // Посев 1984. № 8. С. 59.

147. Церковная жизнь. 1985. № 9-10. С. 254–255.

148. Радио «Свобода» в борьбе за мир... Сборник полемических статей. Сост. М.В. Назаров. Москва–Мюнхен. 1992. С. 30.

149. Православное дело на родине и за рубежом. Доклад Г.А. Рара на открытом собрании в Париже 9.2.1979. // Русское возрождение. Нью-Йорк-Париж-Москва. 1971. №.5; Полчанинов Р. Общество «Православное Дело» // За свободную Россию. Сообщения местной организации НТС на востоке США. Н.-Й. 2004. № 23 (43). Авг.

150. В частности швейцарская организация "Вера во втором мире" по соглашению с руководством НТС в 1986-1986 гг. профинансировала две длительных поездки автора данной книги вокруг всей Северной Америки для поиска точек распространения литературы советским морякам в портовых городах от Аляски до Нового Орлеана и оттуда до Ньюфаундленда и островов Сен-Пьер и Микелон.

151. Чистяков Г., свящ. Памяти Ирины Михайловны Посновой // Русская мысль. 1997. № 4203. С. 7. — Примечание 2014.

152. Независимая газета. М. 1994. 26 окт.

153. Huntington, Samuel P. The Clash of Civilizations? // Foreign Affairs 1993. Vol. 72 № 3. Summer. P. 22-49.

154. Перед угрозой глобальной смуты. Америка и Россия в меняющемся мире // Независимая газета. 1993. 2 сент. С. 5.

155. Обращение VI Всезарубежного съезда русской православной молодежи к общественности России, российского Зарубежья и Запада // Вече. 1990. № 39. С. 150.

156. Литературная Россия. 1989. № 52.

157. Заявление Архиерейского Синода РПЦЗ по поводу военных действий на Балканах. 15/28 апр. 1999  // Церковная жизнь. 1999. №№ 1–2.

158. Православная Русь. 2000. № 5.

159. Вестник Германской епархии Русской Православной Церкви за границей. Мюнхен. 2001. № 5. С. 5.

160. Константин (Зайцев), архимандрит. Духовное состояние современного мира и Русская Зарубежная Церковь. Доклад на Архиерейском Соборе РПЦЗ. г. Нью-Йорк. 5/18 октября-1/14 ноября 1959 г. // Православная Русь. 1959. № 21. С. 8–9.