Ольга КОЛОВА. Словно впервые дышу и живу

***

В роще берёзовой, светлой, как Русь,

Долго брожу, чтоб в листве раствориться.

Слышу — сквозь душу струится, струится

Нежным сиянием лёгкая грусть.

Будто святая вода родника,

Скрытого где-то под сенью лесною,

Всю безмятежность и благость покоя

Здесь для меня сберегала века.

Солнца лучи, проскользнув сквозь листву,

В травах таят негасимые свечи...

Мир на душе, словно каяться не в чем,

Словно впервые дышу и живу.

***

Сквозистый ветер допьяна поит

Весенний лес. И тот шумит, бушуя.

Хмельной напиток в воздухе разлит.

Кто опрокинул чашу голубую?

Весна, весна, будь чуточку ровней,

Сговорчивей, вернее на удачу.

Угомонись! Я ж душу всю растрачу

В столь суматошной карусели дней.

Ты мастерица головы кружить!

Я изучила все твои повадки:

Ты чёркаешь мне глупости в тетрадки

И лишь по ним советуешь мне жить.

А я, послушная твоим речам, —

Доверчиво, до крайности наивно

Стою в потоках солнечного ливня,

Тянусь зелёной веткой к облакам.

РУССКАЯ БЕРЁЗА

Берёза, русская до боли,

Здесь, у околицы села…

Она всю древность вобрала,

Впитала всю печаль раздолий,

Невысказанную печаль,

Что шелестит листвою в кроне

Плакучей — только ветер тронет

Шатёр зелёный невзначай.

Когда-то крону, как покров,

Она держала над избою,

Надёжно защитив собою

От всех пожаров и ветров.

Но, всё же, не уберегла

От урагана страшной смуты:

В стране без лада и уюта

Изба прижиться не смогла.

И стала лишней, как окрест

Лежащие поля, ненужной,

Как тот часовенки-церквушки

Спасенье обещавший крест;

Как те седые старики

С житейской мудростью и ладом,

С их пристальным, пытливым взглядом

Из-под натруженной руки.

Познав суть радостей и бед,

Живые летописи века

Уходят, и берёза веткой

Взмахнёт, как плакальщица, вслед.

Кого ж теперь ей защищать

Своей ещё могучей кроной?

Или простор незаселённый

Российским духом освящать?

СЕЛЬСКОЕ ГУЛЯНИЕ

Зарисовка с натуры

Народ не может веселиться, —

Устал народ.

И в праздник не светлеют лица

Который год.

И глушит серая забота

Румянец щёк…

Сошлись гулять, но ждут чего-то…

Эх, кто бы смог

Их заразить своим задором,

Ввести в азарт

И запорошенные сором

Раскрыть глаза,

Чтоб заискрились, заиграли

Под шутки, смех,

Чтоб люди сбросили печали,

Как с шапок снег,

Чтоб сунули в карман дырявый

Горох забот

И завели, пусть кучерявый,

Но — хоровод!..

Чтоб лихо повели плечами

Все мужички

И песни вольно б зазвучали,

Как ручейки…

От ярких полушалков в танцах

Да рябь в глазах,

От жгучих девичьих румянцев —

Пожар в сердцах.

С таким бы жаром да напором,

С задором всклень

Свернули бы любые горы

В грядущий день.

Но не находится героя,

Нет молодца,

Который шуткой огневою

Зажжёт сердца.

Стоят, покуда не продрогли,

Взгляд — немота.

Как будто — на чужой дороге,

И — без креста.

***

В деревнях гуляют сквозняки —

Ветхих изб непрошенные гости.

Одичалый ветер на погосте

На кресты кидается с тоски,

Воет в исступлении… По ком?

По умершим или по живущим,

Кто ушёл на поиск доли лучшей,

Наспех окна ослепив крестом?

Это крест судьбы: невзгод и бед —

Это крест крестьянской тяжкой доли —

По окошкам изб, чтоб не кололи

Их глаза упрёком горьким вслед.

Покосились избы с той поры.

Взяли верх над всем бурьян с крапивой.

Старая часовенка с горы

Смотрит вдаль печально-сиротливо,

Горестно и скорбно, словно мать,

Потерявши деток неразумных.

Кто увёл их? Как теперь искать

В городах столь суетных и шумных?

Беспрестанно молится за них:

Больше ли нашли, чем потеряли?..

Ветер под горой притих и сник:

Улыбнется им судьба? Едва ли.

Но моё село ещё живёт

В стороне от взлетов и падений.

Я молю: пусть воли не согнёт

Шквальная волна нововведений.

***

Устав от нескончаемых словес,

От суеты пустой, как от проклятья,

Захочется сбежать в весенний лес

И кинуться в зелёные объятья.

Всей нежностью проникнуться земной,

Душой в весеннем мире раствориться;

Одновременно быть листвой и птицей,

И безмятежной высью голубой.

Быть лепестком у первого цветка,

Росинкой, отразившей лучик солнца…

И ласково вдруг Кто-то улыбнётся.

И — даль светла и радостно-близка.

***

Даше С.

Небес июньских синева

Ещё не выпита жарою,

И ветерок едва-едва

Играет сонною листвою.

Всё на земле истомлено,

Иссушены и души наши…

И только труженица Даша

Рисует третье полотно.

Ее буквально всё пленит,

Она сегодня на пленере.

И вдохновенье на пределе.

А солнце жарит и палит.

Рекорд ван-гоговский побит,

И бесподобен будет вид.

Как плечи Даши, что сгорели.

ТЁТЯ ИДА

В неком доме инвалидов,

Без забот и без хлопот,

В силе, в теле тётя Ида

При-пе-ва-а-ючи живёт.

Нет тяжёлого недуга,

И годам не долог счёт…

Лишь глуха на оба уха, —

Аппарат не подберёт.

Но судьба — других не краше:

Муж погиб, и дом сгорел.

И осталась бабка наша

И без крыши, и без дел.

Есть у бабушки три сына, —

Без нужды живут, без бед.

Все — солидные мужчины.

Но для мамы — места нет.

А она не унывает:

Словно бабочка порхает,

Завлекая всех мужчин, —

Ей не нужен ни один.

Не гнетут её обиды,

Нет в ней злобы ни на грош…

Веселее тёти Иды

Никого здесь не найдёшь.

***

И. К.

Раскидывает карты мне гадалка

Да всё сулит весёлое житьё:

Червонным королём (ей слов не жалко),

Мол, сердце успокоится моё.

И дальняя дорога выпадает,

Любовь, свиданье, поздний разговор…

Спешит, как будто искры высекает.

Вот возведёт меня на тот костёр…

Ах, не болтай, гадалка, — я всё знаю,

Сама себе пророчила в стихах

Давным-давно, а нынче не дерзаю, —

Смыкает мне уста Господень страх.

Лишь знаю, что для сердца мне осталось:

Берёз за полем белоствольный ряд

Да светлых строф спасительная малость,

Да дружеский родной и милый взгляд.