Надежда БАБЕНКО. Жанровые особенности исповеди в рассказе Б. К. Зайцева «Грех».

Рассказ «Грех» (1913), по признанию Б. К. Зайцева, занимает важное место в его раннем творчестве. Весной 1913 года он писал редактору В. С. Миролюбову: «Пишу “Грех” усиленно, но конец дается почему-то нелегко (…) Не сердитесь на меня, что опоздал, я пишу третий вариант конца, и только, кажется, нынче напал на правильный тон»[1]. Другу своему Н. А. Новикову Б. К. Зайцев также описывал свою работу: «Я отправил туда рассказ “Грех”, который отнял у меня почти весь май и много душевного напряжения»[2].

Однако исследователи не уделили рассказу «Грех» должного внимания. В статье Ю. А. Драгуновой «Борис Зайцев и Федор Достоевский: моменты творческой дискуссии» на примере рассказа была отмечена проблема греха: «Любое преступление для Зайцева — прежде всего грех. Возьмем рассказ с одноименным названием. Позволив страстям владеть своей душой, герой «Греха» доходит до убийства и попадает на каторгу. Там ему открывается свет веры»[3]. Традиции Ф. М. Достоевского в рассказе исследовала также и О. Г. Князева: «греховная жизнь, убийство и в перспективе — возможность нового пути»[4]. Н. И. Пак основное внимание уделила образу храма, сакральному слову в рассказе. Однако значение этого произведения в творчестве Б. К. Зайцева весомее.

Н. И. Пак писала:  «Покаяние — главная тема рассказа “Грех” (1913)»[5].  Действительно, рассказ написан в форме исповеди героя, который глубоко раскаивается в совершенных безнравственных поступках. Рассказчик, он же главный герой повествования, Николай, сообщает историю своей жизни. Текст, формально приписанный одному Николаю, на самом деле многосубъектен[6]. Николай, рассказывающий о себе, о своей неправедной жизни, которую вел в молодости, прошел через страдание и раскаяние в грехах. Он много думал о том, на ком лежит вина за его несостоявшуюся жизнь, в чем причины, натолкнувшие на совершение преступлений. Герой много страдал и, как сам говорит в конце повествования: «я очень изменился»[7]. Иными словами, в рассказе есть как бы два Николая: один — молодой, горячий, жаждущий денег и всех земных благ, приносимых богатством, идущий ради них на многое, другой — умудренный, переосмысливший свою жизнь и осуждающий себя за ошибки молодости. Автор таким образом выстраивает повествование, что в произведении появляются два плана: первый Николай переживает, испытывает все, что описано в произведении; второй ведет об этом рассказ. Они близки друг другу, но не тождественны, ведь «событие рассказывания» отделено от грешной жизни пишущего непроницаемой ценностно‑временной границей. Николай рассказывает о себе как о «другом»: «Понятно, что я такое был? Буфетчик, хам»[8],  — поскольку тот человек, который совершал безнравственные поступки в прошлом, в настоящем раскаялся и обратился к праведной жизни.

В этом плане наиболее важно выявить позицию рассказчика, его взгляд на себя, отягченного грехами в прошлом, его оценку своего жизненного пути.

Грешные намерения, преступные деяния, о которых идет речь в повествовании, должны бы получить негативную оценку с позиции раскаявшегося грешника. Но этого нет в рассказе Николая, что объясняется целью исповеди: рассказчик решился принести публичное покаяние. Как ни тяжело ему иной раз вспоминать ужаснейшие из своих помыслов и деяний, он все же продолжает: «Тяжело об этом говорить, да уж раз взялся — надо»[9]; «Буду все же продолжать»[10]. Как ни трудно признаваться в своих грехах, он делает это откровенно, старается не искажать, не приукрашивать рассказ, не оправдывать себя. Исповедующийся Николай, описывая собственные проступки, стремится быть как можно более правдивым и точным. Поэтому рассказ сопровождает частичный анализ своих намерений, действий, собственного характера, всего того, что в конечном итоге стало причиной грешной жизни героя.

С молодых лет Николаем владеет мечта разбогатеть и выбраться из того общества, в котором он вынужден пребывать. Но вначале для него еще не все пути к деньгам являются приемлемыми, первоначально в его душе сохраняется протест против грехов. Он работает официантом в ресторане, здесь‑то ему и предоставляется шанс получить легкие деньги, его первое искушение — наняться к богатому господину «для особенных надобностей». Такое предложение вызывает у Николая только злость, гнев.

Но далее герой не выдерживает испытания выбором между грехом и добродетелью. Вслед за грехом сребролюбия он впадет в грех прелюбодеяния. Рассказчик признается, что не любил Ольгу Ивановну, а сошлись они на основании общего стремления «в люди выбиться», «себе хорошую жизнь» устроить. Связь с Ольгой Ивановной, по словам Николая, еще больше извратила его, но пагубное влияние было воспринято, потому что в нем были основания к этому.

Рассказчик фиксирует начало отпадения Николая от Бога, когда Ольга Ивановна смогла склонить его к убийству хозяина Фаддеева: «… я все ж таки предателем еще не был, а мне мерещилось, что я теперь что угодно могу сделать, не только что котом стать, а на всякое преступление пойду, потому в чужой я власти, в греховной, и мне все равно пропадать, так сейчас ли, или еще когда — все равно»[11]. Герой осознает власть темных сил над своей душой, понимает их чуждость себе, но примиряется с этой властью, не проявляет стремления к сопротивлению. Тем не менее в последний момент Николай смог совладать с грехом и с чужой волей, духовное начало в нем победило.

К Николаю приходит осознание неправильности, безнравственности своей жизни: «Жизнь моя мерзостью показалась удивительной»[12]. Но нет в нем раскаяния в своих поступках — гордыня, в этом рассказчик с горечью признается, заглушает голос совести. Не смог Николай отойти от греха, перебороть его, и он еще в большей степени завладел им: «Вино, женщины, деньги — вот стали три моих кита»[13]. Душа Николая еще не мертва, она протестует против беззакония. На него находят приступы тоски, как свидетельство неправильного выбора пути: «Я предавался вину и излишествам еще больше, но, сколько ни кутил, ни безобразничал, никогда не было в душе моей покоя, без которого жизнь не имеет и малейшей прелести»[14].

Важно упоминание рассказчика о попытках обращения Николая к Богу: «Молиться хочется, да не выходит ничего. Трудно, видимо, такому, как я, очиститься» [10, т. 1, c. 286]. Слова свят. Игнатия Брянчанинова раскрывают причины того, почему молитва героя не находит отклика, почему она не помогла ему отвратить убийство в трудное время душевных страданий: «Извергни грех, вступи во вражду с грехом искреннею исповедию греха. Это врачевание должно предварять все прочие; без него врачевание молитвою, слезами, постом и всеми другими средствами будет недостаточным, неудовлетворительным, неполным. (…) Одна, одна исповедь, искренняя и частая, может освободить от греховных навыков, соделать покаяние плодоносным, исправление прочным и истинным»[15]. Николай не открыт Богу, не готов раскаяться, признать свои прегрешения, свою вину, душа его больна — будто ранами — грехами изъязвлена.

Загадочной, непонятной на первый взгляд кажется фраза, предшествующая рассказу о совершении убийства: «И в это самое трудное время Господь посетил меня»[16]. Николай понял ценность пережитых страданий, испытаний, которые по-настоящему изменили его жизнь и направили на путь раскаяния и искупления грехов: «Как теперь посмотрю, значит, был такой смысл. Значит, нужно мне было через все пройти»[17]. Рассказчик, представляющий христианское мироощущение, понимает, что для вразумления Господь посылает кару за грехи, и чем глубже рана, тем тяжелее лечение.

Раскаянию, духовному подъему героя предшествует глубочайшее падение — убийство, кульминация произведения. Замысел Николая — уехать на короткое время, тем создать условия для измены жены, чтобы поймать ее с поличным — жесток и страшен. Об этом свидетельствуют терзания протестующей души, образы, преследующие преступника. Темные намерения отделили его от всего христианского мира, дьявольское владеет им: «Помню, еду я, и все мне кажется, за нашим поездом другой летит и в другом кто‑то едет (…) И вдруг мне тогда все стало представляться серым, точно на весь божий мир тень кем‑то брошена»[18]. Рассказчик вспоминает свое состояние в то время и сокрушается о своей душе: «…в душе у меня сухо было, пусто, тоже песчаная равнина. Кабы я молиться тогда мог, пасть на землю перед Господом и на всю окрестность рыдать — может и не было б, что произошло. Но не расплавилось мое сердце, оно было твердо и бесплодно»[19].

Традиционная исповедь, как отмечено в христианской литературе, состоит из трех последовательно осуществляемых духовных актов — раскаяния в свершении поступка, сообщения о своем грехе духовнику и наказания или воздаяния[20]. Исповедь Николая также трехчастна: все повествование — это сообщение о своих грехах, которое раскрывает путь прихода к раскаянию и искуплению грехов. Не случайно композиция рассказа Б. К. Зайцева соотносится со структурой таинства исповеди. Рассказ делится на 4 главы. Первая рассказывает о жизни Николая вплоть до отъезда из Москвы, когда он переосмысливает прошедшую жизнь. Вторая глава по построению близка первой, словно повторяет ее в стремлении главного героя жить без Бога, делится на следующие части: попытка вернуться к честной жизни, участие в шайке анархистов‑коммунистов, духовное падение, убийство Настасьи Романовны. В третьей главе Николай проходит путь от испытаний муками совести, через смертную тоску, поиски ответов на вопросы своей жизни, к встрече с Марьей Петровной. Четвертая глава показывает Николая, осознанно ставшего на путь раскаяния и искупления. В основе рассказа Николая в соответствии с жанровой традицией лежит идея перерождения души: из человека «внешнего», подчиняющего свою жизнь мирским ценностям: деньгам, материальным благам, услаждению плоти, — рождается «внутренний», духовный человек, живущий по Евангельской правде.

В традиционной литературной исповеди переосмыслены основные рамочные события биографии — рождение и смерть: «Эти события приобретают в исповеди исключительно духовный смысл, а потому меняют свою естественную последовательность. Смерть здесь предшествует рождению, поскольку душа исповедующегося изначально пребывает в состоянии греха (смерти) и лишь затем рождается, чтобы жить»[21]. В рассказе «Грех» смерть также предшествует возрождению души, об этом свидетельствуют многие слова рассказчика: желание лечь в банковский ящик, как в гроб, говорит о духовной смерти. Греховное начало, владевшее героем, вспоминается Николаем‑рассказчиком как ушедшее: «В настоящее время, когда я достиг зрелого возраста, вряд ли кто узнал бы во мне прежнего кутилу, экспроприатора и убийцу. Это все умерло»[22]. Исповедь Николая представляет собой возвещение «благой вести» о воскресении собственной души. Это рассказ, сообщенный человеком, пережившим и засвидетельствовавшим момент собственного возрождения.

Наблюдается в рассказе Николая и другая особенность стиля исповеди — ощутимое присутствие в нем признаков молитвы и проповеди-поучения. В речи рассказчика встречаются молитвенные просьбы о понимании и прощении, обращенные к Богу: «Боже мой, прости мне мои прегрешения…»[23]. В наибольшей степени о покаянии свидетельствуют обращение к 50 (покаянному) псалму Давида, содержащему плач о грехах: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей и по множеству щедрот твоих»[24]. В слове Божием, как сказано в святоотеческой литературе, отображены все истины, которые составляют предмет веры христианина, указаны нравственные нормы, выполнение которых ведет к спасению. В Библии неоднократно встречаются указания на тождество Бога и Слова: «Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8: 31-32). Николай обращается к сакральным текстам, и это рождает в нем надежду на восстановление грешной души. Цитата из Псалтыри, завершающая рассказ «Грех», знаменует духовное возрождение героя.

С другой стороны, исповедь является назиданием, написанным для человека, еще пребывающего в состоянии греха-смерти. Нравоучительными можно считать слова Николая о невозможности достижения полного душевного покоя даже после раскаяния во всех грехах, после принятия наказания за них: «и хотя очень ясно понимал, как неправильна была жизнь, которую вел в молодости и которая привела меня сюда, хотя очень даже жалел покойную Настасью Романовну и осуждал себя в высшей степени за насилие над ней — все же смыть своего греха я не мог (…) на мне навсегда останется тягота. Это и не может быть иначе, понятно»[25]. Преступление оставляет глубокие шрамы в душе человека.

Таким образом, форма исповеди, в которой ведется повествование в рассказе Б. К. Зайцева «Грех», позволяет доподлинно передать духовную эволюцию героя, становление христианина в страданиях. Рассказ, ориентирующийся на традиционное построение жанра исповеди и основные положения христианского вероучения, раскрывает православную картину мира и свидетельствует о постижении мира религиозным сознанием.

Примечания

[1] Зайцев Б. К. Собрание сочинений : в 11 т. Т. 10. — М. : Русская книга, 2001. — С. 103-104.

[2] Там же. — С. 105.

[3] Драгунова Ю. А. Борис Зайцев и Федор Достоевский : моменты творческой дискуссии // Текст : грани и границы : сборник научных статей. — Орел : Изд-во ОГПУ, 1995. — С. 92.

[4] Князева О. Г. Религиозно‑философские основы художественного творчества Б. К. Зайцева 1901‑1921 годов : своеобразие художественного метода : автореф. дис. … канд. филол. наук : 10.01.01. — Курск, 2007. — С. 17.

[5] Пак Н. И. Традиции древнерусской литературы в творчестве Б. К. Зайцева и И. С. Шмелева. — М. : [б.и.], 2006. — С. 53.

[6] Корман, Б. О. Практикум по изучению художественного произведения : учеб. пособие. — Ижевск : Изд‑во Удмурт. ун‑та, 1977. — 72 с.

[7] Зайцев Б. К. Собрание сочинений : в 11 т. Т. 1. — С. 303.

[8] Там же. — С. 285.

[9] Там же. — С. 287.

[10] Там же. — С. 291.

[11] Там же. — С. 275.

[12] Там же. — С. 278.

[13] Там же. — С. 280.

[14] Там же.

[15] Полное собрание творений Святителя Игнатия Брянчанинова : в 7 т. Т. 1. — М. : Паломник, 2007. — С. 159.

[16] Зайцев Б. К. Собрание сочинений : в 11 т. Т. 1. — С. 287.

[17] Там же. — С. 281.

[18] Там же . — С. 288.

[19] Там же. — С. 290.

[20] Христианство : словарь / под общ ред. Л. Н. Митрохина. — М. : Республика, 1994. — С. 179. 

[21] Поэтика : словарь актуальных терминов и понятий / гл. науч. ред. Н. Д. Тамарченко. — М : Издательство Кулагиной ; Intrada, 2008. — С. 85.

[22] Зайцев Б. К. Собрание сочинений : в 11 т. Т. 1. — С. 303.

[23] Там же. — С. 285.

[24] Там же. — С. 303.

[25] Там же.