Геннадий ИКОННИКОВ. Курс — Арктика

Ваша каюта 152-я…

Перелет Москва–Мурманск. Гостиница «Полярные Зори». Несколько дней ожидания. И вот звонок: «Подъезжайте к причалу!» Эта новость взбодрила нас. Собрали вещи, вызвали такси и через полчаса мы снова в пути.

Дорога ведет задворками, петляя между недостроенными корпусами. Казалось, что едем мы по территории строящегося завода, а не по атомному причалу.

Вот еще один поворот, машина остановилась, и он возник перед нами сразу, словно огромный многоэтажный дом, заслоняя собой залив и небо.

На темной корме желтая надпись: «Сибирь», и ниже — порт приписки «Мурманск».

— Приехали, — сказал водитель, — ваш атомоход!

Стали спешно выгружать аппаратуру, хотя знали, что отплытие через несколько часов, и было, наверное, смешно смотреть, как мы суетились, задирали головы вверх, мешали друг другу и делали вид, что ничего особенного не произошло — мы приехали на съемку.

— Киногруппа? Поднимайтесь сюда, — заговорили сверху.

Я увидел трап, иллюминатор, из которого в нас вглядывался матрос, а выше — на палубе — вахтенного с повязкой — две синие полоски, между ними белая. От борта атомохода тонкой струйкой вырывался пар, краска во многих местах облупилась и висела хлопьями. На причале две огромные лопасти, я успел разглядеть на одной: «вес 7134 кг».

Ледокол не был похож ни на один корабль, который мне когда-либо приходилось видеть. Многопалубная желтая надстройка над корпусом внушала спокойствие и позволяла подумать о комфорте и уюте внутри.

Но исцарапанный борт корабля, напоминающий броню танка, настораживал. Видимо, когда атомоход вступал в схватку со льдом — покоя не было никому. Слышал, что на ледоколах сильная тряска. Каково экипажу?

Что ж, ощутим сами. Может быть, узнаем, почему же так тянет сюда людей, где одни льды и бесконечное белое безмолвие.

Старший помощник капитана Валерий Иванович Шестопалов, голубоглазый, веселый и, как потом выяснилось, весьма колкий, но вместе с тем добродушный, приветливо представился нам.

— На «Сибирь» паломничество киногрупп. Только что проводили мурманское телевидение. Теперь встречаем вас. Команда живет в одноместных и двухместных каютах. Разместить могу с подселением или, если пожелаете, всех в шестиместной, специально для новичков.

Мы согласились вместе. Старпом хитро улыбнулся и повел нас на нижнюю палубу.

— Ваша 152-я. Напротив бытовые комнаты. Можете гладить, стирать, сушить. Рядом финские бани, работают круглые сутки. Здесь же плавательный бассейн, пока без воды, наполнят, когда выйдем в Баренцево море. Есть кинозал, смотрим кино каждый день. Библиотека. Спортзал. В общем, все условия. Один ваш коллега был разочарован: «Кругом комфорт, никаких трудностей для современного моряка теперь нет. Отстоял вахту — развлекайся».

— А какие трудности все-таки остались?

— Наблюдайте, это ваша профессия, — Валерий Иванович посмотрел на часы, — в 15:00 отчаливаем. Когда выйдем в Баренцево море, вас пригласит капитан. Желаю удачи.

Шестиместная каюта с тремя двухъярусными койками оказалась расположена в самом неудобном месте — на корме, над винтами. Таких всего две на ледоколе — справа по борту и слева.

На двери каюты чеканка — череп и кости — под номерной биркой. Видимо вибрация и шум здесь нешуточные, о чем и предупреждают. Я вспомнил, что вес лопасти — 7134 кг.

Настроение упало, и мы пожалели о том, что не разместились врозь. На атомоходе 123 одноместные каюты и 24 двухместные. Но было поздно: сами ведь захотели вместе. Посмеялись и забыли о чеканке. Каюта оказалась просторной: четыре иллюминатора, посредине большой стол, встроенные шкафы, умывальник. Здесь нам предстояло только спать, койки — настоящие люльки.

«Изведать то, чего не ведал сроду…»

Конец мая. Только что родился полярный день. Взошло и не садится за горизонт солнце. Мы все оранжевые под его лучами. Это странно, теряешь всякое представление о времени — стрелки часов крутятся, а утро остается всегда.

Два буксира оттаскивают атомоход от причала. Я ощущаю вибрацию — заработали двигатели, и вот «Сибирь» пошла сама.

Из громкоговорителя зазвучал голос Высоцкого:

«Нам кажется, мы слышим чей-то зов —

Таинственные, четкие сигналы…

Не жажда славы, гонок и призов

Бросает нас на гребни и на скалы.

Изведать то, чего не ведал сроду,

Глазами, ртом и кожей пить простор…

Кто в океане видит только воду,

Тот на земле не видит гор…»

А их здесь и нет. Сопки. Пунктирной линией вдоль берега тянется тающий снег. Кольский залив растянулся на десятки километров и становится все шире и шире. Скоро выйдем в Баренцево море.

Арктика издавна овеяна романтикой географических открытий и суровыми испытаниями человеческого духа. Название «Арктика» произошло от греческого созвездия Арктикос, которое у нас называется созвездием Большой Медведицы.

И первым арктическим архипелагом на нашем пути — Новая земля — два острова, протянувшиеся почти на 930 км. «Соседка полюса, такая древняя, новенькая земля» — как отозвался о ней полярный исследователь К.Д. Носимов.

Капитан

И вот мы в просторной каюте капитана «Сибири» Кочеткова Владимира Константиновича.

— Как устроились?

— Спасибо, хорошо.

На наш вопрос: «Куда путь держим?» Владимир Константинович ответил:

— К «стране ветров», как называют Новую Землю, до района базирования каравана — это мыс Спорый Наволок. Будем идти дней семь-восемь, потом до Диксона в Енисейский залив, а дальше — как прикажут. Вы ведь, наверное, как и многие другие, перед тем как оказаться в Арктике, читали книги, знакомились с ней заочно. Теперь вы в тесном контакте с Арктикой и она будет проверять вас на выносливость. Погода здесь меняется очень быстро.

Ответы капитана, как команды, лаконичны, без особого философствования, но иногда не исключали и юмор. На вопрос: «Что главное в жизни для вас?». Последовал ответ: «Главное — что велят!».

— Как мы будем возвращаться и можно ли вылететь с Диксона в Москву?

— Авиарейсы на Москву с Диксона 1-2 раза в неделю с пересадкой в Норильске, но сейчас там сильные туманы, можно ждать вылета и сутки, и неделю. Реально возвращение на попутном судне, которое будет идти в Мурманск. Решится это в Карском море.

Кочетков более 30 лет в Арктике. После окончания высшего Арктического морского училища им. адмирала С.О. Макарова в течение семи лет был третьим и вторым помощником капитана на легендарном ледоколе «Ермак», построенном еще в 1899 году.

Затем 17 лет исполнял обязанности капитана-дублера на первом атомном ледоколе «Ленин». С 1977 года — с момента спуска на воду атомного ледокола «Сибирь» — Кочетков назначен капитаном корабля.

Управлять атомным ледоколом — ответственность невообразимая. Сон Владимира Константиновича 3-4 часа в сутки!

— Это норма, уже привык, больше спать не хочется. Ледокольный атомный флот — явление уникальное. Мы единственная страна, обладающая таким флотом. Как сказал адмирал Макаров: «Россия — здание, фасад которого обращен к Ледовитому океану». Каждый, кто здесь живет и работает, вносит свой кирпичик в этот грандиозный фасад. Однако не зацикливайтесь на капитане. Общайтесь с моей командой, большинство из них преданные поклонники Арктики...

В дверь постучали. Вошел вахтенный, принес радиограмму. Капитан зачитал: «Сообщение не из приятных. Штормовое предупреждение, ветер семь баллов, я не рекомендую выходить на палубу».

Вахтенный проводил нас до каюты, задраил иллюминаторы, задержался на минуту:

— Вы сразу попали в крепкое дутьё! Боевое крещение! В Арктике частые штормы, но сильные бывают лишь около Новой Земли. Самый жестокий «Востоком» зовется, иногда дует целую неделю.

— Пугаете?

— Да что вы! Ветер ошеломляющий, с дождем. Я и сам его плохо переношу. Шторм — испытание для каждого, для новичка и опытного моряка. Укачивает всех. А переносят качку по-разному: кто пластом лежит, некоторые страдают от приступа голода. Мужайтесь!

Старпом о Русском флоте

В 7:30 разбудил будильник. Сразу к иллюминаторам — штиль, пасмурно и густой туман. Всей группой отправляемся в столовую, кроме Славы, нашего звукооператора. Он отказался от завтрака, еще не пришел в себя. Мы пообещали ему раздобыть соленый огурец — говорят, помогает.

Меня тоже подташнивало, но от голода. Скромное меню после шторма: два вареных яйца, хлеб, сливочное масло и чай.

Поднялись на капитанский мостик. Нас встретил старпом Шестопалов.

— Капитан вел корабль во время шторма, сейчас отдыхает. Я к вашим услугам.

— Как долго идти до Новой Земли?

— Земля велика, дорога далека. Идти еще весь день.

— Нам необходимо, Валерий Иванович, пройти теоретический курс молодого моряка, узнать о флоте, атомном ледоколе, а мы ответно проведем встречу с экипажем. Это возможно?

— Значит обо всем и сразу, объять необъятное? Историю с географией? Задача не из легких! Что ж, попробую...

Точкой отсчета истории русского флота почему-то считается «потешная» флотилия Петра I на Плещеевом озере в Переславле-Залесском. В музее, открытом в 1803 году, демонстрируется ботик «Фортуна» — единственный уцелевший из петровской флотилии. Но это точка отсчета флота Петра I.

Русский флот берет свое начало в глубокой древности. На юге — Черное море, на севере — Баренцево море несколько столетий именовались русскими морями, в связи с активными действиями русских флотилий.

Здесь нужно вспомнить многие походы князей Руси на Византию, походы новгородцев в Балтийское море и разгром ими шведской столицы Сиггуны (Стокгольма) в 1187 году, морские походы новгородцев к побережью Норвегии против пиратов, нападавших на русские торговые суда.

Эти события говорят о том, как с помощью флота русичи знакомились не только с тем пространством, на котором проживали, но и с соседними землями и их населением.

Малоизвестные факты: упоминания в 1514 году о русском флоте в описи имущества Соловецкого монастыря на Белом море, создание в 1570 году Каперской флотилии Иваном Грозным (во времена Ливонской войны на Балтийском море).

Английских историк Фред Томас Джейн — создатель самого авторитетного информационного агентства по выпуску справочников военной техники — издал в 1899 году книгу «Императорский Российский флот — его прошлое, настоящее и будущее». В ней он утверждает: «…существует распространенное мнение, что русский флот основан сравнительно недавно Петром I. Однако в действительности Русский флот по праву может считаться более древним, чем Британский флот. Так как за сто лет до того, как Альфред Великий строил первые английские военные суда — русские сражались в морских сражениях. И тысячу лет тому назад первейшими моряками того времени были русские...». Всплывают архивные источники!

И мы знаем теперь о том, что и на юге Русский флот существовал до Петра I. Арабские хроники XIII века упоминают донских казаков как хозяев своих струг на Азовском, Черном и Каспийском морях.

«Как мало из свершившегося было записано, И как мало из записанного сохранено». (И. Гете)

Так кто же и когда построил первый ледокол?

Если вам придется быть в Кронштадте, отыщите по улице Андреевской дом №5 — одно из красивейших зданий города конца XIX века. Это бывшее родовое гнездо Михаила Осиповича Бритнева, купца первой гильдии, судовладельца, изобретателя, мецената, чья деятельность была тесно связана с развитием Российского флота. Сейчас в доме Бритнева располагается «Кронштадтский морской музей», часть экспозиции которого посвящена личности Михаила Бритнева.

В 1864 году на своем судостроительном заводе он реконструировал принадлежащий ему пароход «Пайлот» — в первое судно ледокольного типа, срезав носовую оконечность судна под углом 20 градусов. Пароход получил возможность разрушать лед массой своего корпуса, наползая клиновидной носовой конечностью на кромку льда. После удачных операций «Пайлота» по спасению застрявших в Финском заливе пароходахов Бритнев построил несколько подобных судов, получивших наименование ледоколов. С их помощью расширилось время навигации в Финском заливе.

Владельцы многих судоходных компаний приобрели у Бритнева чертежи изобретения. Ледоколы бритневской формы появились в Европе и Америке.

В дальнейшем идея Бритнева воплощалась во всех последующих конструкциях ледоколов, включая атомные. А вот ледокола с его именем нет.

Долг благодарных потомков высветить имя Михаила Бритнева на борту современного ледокола.

Для эксплуатации Северного морского пути и расширения сроков навигации понадобились атомные ледоколы — такие как «Сибирь» с мощностью энергетической установки 75 тыс. л.с. Сравните — мощность «дедушки» ледокольного флота «Ермака» равнялась 10 тыс. л.с., а у первенца ледокольного флота — «Пайлота» — составляла всего 85 л.с.

Специфика работы на атомных ледоколах — рейсы во льдах Арктики по несколько месяцев. Трудно работать без общения с семьей. Климат очень суровый с сорокоградусными морозами и сильными ветрами. Команда «Сибири» 170 человек. Большая часть её работает по вахтам: четыре часа — вахта, восемь часов — отдых, питание — четырехразовое. Вахтенным — ночной чай с булочками. Есть своя пекарня, запас продовольствия на семь месяцев. График работы — четыре месяца через четыре месяца. Есть вакансии. Можем принять желающих из вашей съемочной группы в члены команды на должность матроса, подумайте. Есть вопросы?

— Где мы находимся?

— Идем в Баренцевом море, к западному побережью Южного острова Новой Земли.

Мы поблагодарили старпома за интересный рассказ, а на предложение войти в состав команды атомохода ответили, что подумаем.

Желающих среди нас не нашлось.

Я принял бы предложение старпома, если бы это случилось в юности, сразу после школы, и мог бы стать моряком. Но после школы, я подал документы во ВГИК и, не выдержав конкурса, устроился на работу в Ростовскую студию кинохроники. Целый год колесил по России, исполняя обязанности ассистента кинооператора. А после службы в армии поступал в Ленинградское Высшее Военно-морское училище им. М.В. Фрунзе. Сдал экзамены, назначен был старшиной курса, но вскоре подал рапорт об отчислении. Не мог изменить своей мечте стать кинооператором. Поступил во ВГИК и вернулся в кино.

Штурман. «Адмиральский час»

За бортом ноль баллов — чистая вода. Безграничная даль — и везде одно и то же. Смотреть не на что. Мы с нетерпением ждем лед и, конечно, жаждем увидеть на нем символ Арктики — белого медведя.

Старпом сказал, что функции гида передает штурману Николаю Петровичу Буховцу — романтику Арктики. У него заканчивается вахта и он готов пригласить вас на «адмиральский час» в свою каюту.

—Так, Николай Петрович?

— Милости прошу! Моя каюта рядом с каютой старпома. Я рад познакомиться с вами.

Неожиданность предложения не смутила штурмана, по-видимому, это мероприятие было запланировано самим старпомом.

Гостеприимство в Арктике — признак сердечности моряков, и мы с радостью воспользовались этим приглашением. Поинтересовались, что такое «адмиральский час»? Получили ответ: «Время закусывать и выпить» — установленное Петром I. На кораблях русских флотилий вставали очень рано. Рано и обедали — в 11 часов. Время обеденного перерыва узнавали по выстрелу из пушки с Адмиралтейства. Когда время приближалось к полудню, Адмиралтейств-коллегии вместе с Петром I приступали к водке с обедом и после обеда положен был сон.

На ледоколе почти военные порядки, но без маленьких радостей не обходятся, когда на борту появляются гости. И этот символический «адмиральский час», скорее, дань истории, чем традиция.

— Но без водки! Пьем чай!

На столе у штурмана копченый палтус, грибы маринованные, горячая картошка и пирожки. Мы очень сожалели, что этот час символический.

Каюта штурмана — непроходимый лес: репродукции картин, фотографии, цветы в кашпо, живые и засушенные, и книги в стеллажах, подобранные по-доброму.

— Мой лес, то, чего нам очень не хватает, — говорит Николай Петрович. — Порой слышишь рассуждения: «Отдыхал на юге три недели — надоело…» Нам приходится быть во льдах по полгода — не увидишь ни одного дерева, ни одного кустика. Вертолетчики однажды привезли на ледокол кусочек земли с травою. Один матрос гладил траву рукой и у него текли слезы. Лес живет во мне, воспоминания о нем греют. Я не люблю юг, жару, отпуск провожу в средней полосе. Жена, напротив, обожает быть на юге, загорать. Однажды вдруг заявила: «Я уезжаю в отпуск, оставляю тебе кота, можешь взять его с собой, будь с ним вежлив”». Принес кота на ледокол, готовились в рейс. Когда об этом узнали, собрали собрание: «Оставить или нет?» Большинство голосов: «Оставить!» Но он не ужился. Ходил и все время одергивал лапы — как по раскаленному железу. Потом стал терять шерсть. Переправили на землю.

— Николай Петрович, а каким образом вы услышали зов Арктики? И когда?

— Я, наверное, родился на льдине, с тех пор! Шучу. В школе душа металась — кем быть, куда плыть. Мне попалась книга Александра Яковлева «Жизнь и приключения Роальда Амундсена» о норвежском мореплавателе, который с детства начал готовиться к полярным путешествиям. Спал с открытым окном зимой, обливался ледяной водой, занимался лыжным спортом, играл в футбол. Чтобы стать штурманом, а он поставил себе эту цель, надо было прослужить матросом на корабле три года, что он и сделал. Получив диплом, Роальд участвовал в арктической и антарктической экспедициях. Это приблизило его к заветной мечте: Амундсен стал первым человеком, покорившим Южный полюс и совершившим перелет на Северный полюс на дирижабле, освоив профессию летчика.

Эта книга стала для меня ориентиром в выборе профессии. Решил: буду штурманом!

А в Арктике я сразу после мореходки. Это, наверное, как первая любовь — очарован ею на всю жизнь. Здесь себя чувствуешь в гармонии с белым безмолвием. И люди, которые приходят на Север, очень часто ведут себя как единомышленники.

Севером можно заболеть и надолго. Познавший Север навсегда становится его пленником.

Юрий Казаков, писатель, когда первый раз побывал на Севере, так отозвался о нем: «Не ездите вы на Север, не губите себя! Всю жизнь тогда не будет он давать вам покоя, всю жизнь будет то слабо, то звонко манить к себе…

Однако я увлекся разговором о себе. О чем у вас вопросы?

— Обо всем! Вы интересный рассказчик, Николай Петрович. Прежде всего  о курсе ледокола. Будут ли стоянки? О первопроходцах Новой Земли.

— «Сибирь» обеспечивает круглогодичную навигацию. Ледокол проводит караваны судов с народно-хозяйственными грузами по Северному морскому пути: в Диксон, Таймыр, Певек, Анадырь, к Тихому океану. Лета в акватории этих районов, в обычном понимании, вообще не бывает. В проливе Карские ворота лед стоит и в конце августа.

Виллем Баренц на Новой Земле

Много имен русских и зарубежных мореплавателей нанесено на карту Арктики. Они искали маршрут, чтобы добраться в Китай и Индию, по северному морскому пути.

Сегодня наш курс лежит в Спорый Наволок — пункт сбора каравана. Это за мысом Желания, в Ледяной Гавани, где провел зимовку Виллем Баренц со своими спутниками в 1596–1597 годах.

Именно голландские мореплаватели, в 1564 году впервые достигнув архипелага Новой Земли, привезли в Европу сведения о загадочной этой земле.

Три раза подряд, в 1594, 1595 и 1596 годах, Баренц пытался отыскать северный путь в Китай. Все эти попытки были безуспешны. Однако, несмотря на неудачи, во время этих плаваний Баренц нанес на карту все западное побережье Новой Земли.

Молодой плотник Херрит де Вейер, из команды шкипера Виллема Баренца, вел дневник в плаваниях. Вернувшись в Амстердам, Херрит де Вейер издал в 1598 году по своим дневникам удивительную книгу — «Арктические плавания Баренца».

Кстати, эта книга переведена на русский язык и издана в России. В моей библиотеке она есть.

Из дневника автора книги: «9 августа 1594 года обнаружили хорошую гавань. Увидели, что там только что были люди, убежавшие из-за нашего появления. Нашли там шесть мешков ржаной муки, спрятанной под горой камней у креста, а рядом с ними три деревянных дома». Этой гавани они дали название Мучной из-за найденной там муки. Мучная Гавань была одной из якорных стоянок губы Строгановой. В этой губе, в конце 16 века, располагалась промысловая колония именитого купца Строганова. Промысловики добывали моржей, нерп, китов, касаток и ценную рыбу.

Так мир из книги узнал о становищах, избах, «гляднях» — крестах и каменных пирамидах, служивших своеобразными маяками русским первопроходцам, промышлявшим у Новой Земли.

Сейчас мы приближаемся к Южному острову архипелага Новая Земля. Стоянки нигде не планируются. Будем заходить в бухты и проливы по командам из штаба морских перевозок, зачищать ледовое крошево и вытаскивать застрявшие во льдах суда.

…Поднялись на капитанский мостик — и предстало зрелище: первый лед… Сначала маленькие льдинки, потом средние и большие. Красиво, не отвести глаз.

«Может быть, вьюга устала кружиться. Может быть, это не льдины, а птицы…»

Из дневника Херрит де Вейера: «5 июня 1596 года мы увидели первый лед, которому очень удивились, так как сначала подумали, что это белые лебеди. Один из нашей команды вышел пройтись по палубе и вдруг принялся кричать громким голосом, что по морю плывут белые лебеди. Услышав это, мы, находившиеся внизу, тоже поднялись на палубу и увидели, что это льдины, оторвавшиеся от большого скопления льда, и они действительно были похожи на лебедей…».

19 августа 1596 года судно Виллема Баренца достигло северного побережья Новой Земли — мыса Доходы, до которого доходили русские промышленники-поморы и дальше идти не решались. Баренцу очень хотелось за этим мысом увидеть свободный ото льдов путь. И он даже назвал его мысом Желанным. Но желанным мыс не стал, впереди были льды, и морякам ничего не оставалось другого, как сойти на берег.

Из дневника Херрит де Вейера: «При порывистом ветре и сильном движении льда нас обуял великий страх. Ветер всё крепчал, а лёд напирал все больше и больше. Руль разломался на куски, и мы не сомневались, что и сам корабль будет раздавлен. Под вечер мы добрались до западной стороны ледяной гавани, где нам суждено было провести всю холодную зиму в великой нужде и в страданиях».

Их корабль вмерз в лед, из плавника они построили себе дом и провели в нем девять месяцев.

14 июня 1597 года голландцы оставили свой дом и корабль во льдах и на двух шлюпках тронулись в обратный путь.

Шкипер Виллем Баренц во время возвращения заболел и умер. А море, в котором он нашел себе могилу, носит теперь его имя.

Желанный Мыс на российских картах из-за неправильного перевода со староголландского стал именоваться Мысом Желания. В дальнейшем это название навсегда закрепилось в русской картографии.

…Капитан Кочетков снова на мостике. Мостик — это ходовая рубка, самое обзорное помещение на ледоколе, расположенное в верхней части. Длина рубки 25 метров, ширина 5 метров. Это рабочее место капитана, его помощников, штурмана, рулевого. Здесь же три рычага — управление ледоколом, «три кнута», каждый для 25 тысяч лошадиных сил. Управление сдублировано с ЦПУ — центральным пунктом управления — большим залом без иллюминаторов, напичканным сложнейшей аппаратурой — в центральной части корпуса ледокола.

Владимир Константинович, поначалу показавшийся человеком медлительным, когда мы общались с ним в его каюте, сейчас преобразился: от правого борта до левого и обратно передвигается быстрыми шагами. Вот он схватил бинокль и смотрит по курсу: «Тральщик!»

Я поинтересовался: «Наш, военный?»

— Нет, рыбак, иностранный. Но военные корабли и подлодки стран НАТО и США активно изучают наше арктическое пространство. Россия владеет половиной мировой Арктики. В её недрах запасы полезных ископаемых всей таблицы Менделеева и почти все запасы газа находятся у берегов нашей страны. Россия сейчас значительно расширяет свое военное присутствие в Арктике, чтобы обезопасить транспортные артерии Северного морского пути и быть готовой к встрече «незваных гостей».

Белушья Губа

Туман то рассеивается, то густой пеленой закрывает горизонт. Штурман сказал, что мы входим в Белушью Губу. Берег покрыт снегом, колючая проволока, метеостанция, антенны. Безлюдно и мрачно.

Бухта забита ледовым крошевом. Здесь застряло судно «Тоня Бондарчук». Выгрузилась, всплыла и не могла возвратиться, так как винты оказались почти на поверхности. «Сибирь» подошла к «Тоне» вплотную, зацепила её толстыми тросами и повела «за усы» на чистую воду, а потом вернулась утюжить затор в бухте.

— Вот, смотрите, — Николай Петрович показывает на карте поселок с таким же названием — Белушья Губа. Это столица Новой Земли. Туман скрывает строения — жилые дома, гостиницы, магазины, клубы и даже православный храм — все необходимое для жизни. Здесь сегодня окончательно сформировался жилой и научный центр Центрального полигона Российской Федерации.

С 1954 по 1990 год на Новой Земле проводились ядерные взрывы, в том числе в 1961 году, когда была взорвана самая мощная в мире «Царь бомба», о которой Н.С. Хрущев объявил: «Мы еще покажем Америке кузькину мать».

Сегодня, в условиях моратория на ядерные испытания, здесь проводятся специальные работы «по контролю над технологическим состоянием образцов имеющейся военной техники и вооружения, их безопасности и надежности».

Июнь. На архипелаг приходит лето, говорят, что бывает +26. Но идет снег с дождем, вот уже третий день пути мы в тумане и мороси. Наш ледокол колет лед, чтобы дать ему выйти из бухты. Белушья Губа шириной 1-3 км, так что работы много. Сильная вибрация, характерная особенность ледокола, даже когда идет он в чистой воде, ощущение, как в купе поезда. Я спал всего два часа. Не помогло и снотворное. Вибрация такая, что, кажется, вот-вот развалится наша 152-я каюта. Зашел в радиорубку. Телеграммы посылать нельзя, зона молчания. Радисты угощают чаем.

Разговор о белухах. Приходилось ли их наблюдать?

— Многократно, весной. Косяками ходят у Южного острова. А летом — в заливах у западного побережья.

Белуха — это полярный дельфин, с белой кожей. Порой идут рядом с ледоколом. Забой их запрещен. Их промышляли поморы в прошлом и губу назвали Белушьей. Этот зверь крупный, до двух тонн, и размером до шести метров. Белухи способны реветь и пронзительно кричать… Реветь им было от чего.

После арктических плаваний Баренца стало известно о необычайно богатом животном мире Северного Ледовитого океана, его морей и островов. На Шпицберген, на Землю Франца Иосифа, на Новую Землю устремились промысловые флотилии англичан, голландцев, норвежцев с целью охоты на китов, моржей, тюленей, белух-дельфинов. Началась такая лихорадочная добыча морского зверя, какой не знало человечество за всю свою историю. До 30 норвежских судов промышляли у западного побережья Новой Земли. Большой урон был нанесен популяции этих животных.

Встал вопрос о пресечении притязаний иностранцев на исконно русские владения. Для охраны Новой Земли и территориальных вод России были направлены военные корабли. Иностранные суда задерживались, а груз конфисковался. В 1910 году, не желая обострять отношения с Россией, норвежское правительство запретило своим гражданам заниматься промыслом у берегов Новой Земли.

Спешим на помощь

Наконец вышли из Белушьей губы. Огибаем полуостров Гусиная земля. Чистое море и шторм пять баллов. На палубе стоять невозможно. Вышел на минуту — чуть не сдуло. «Сибирь» идет полным ходом, скорость 18 узлов (морских миль).

Пообщавшись с капитаном, узнал, что возле Мыса Желания потерпел бедствие теплоход «Памир», получив пробоину от льдины. Перекрыли отсеки. Есть там и ледокол «Мурманск», часть людей перегрузили на него. Идем оказывать помощь, а если обойдутся, то пойдем в сторону формирования каравана, это у мыса Спорый Наволок — идти больше суток. Есть там уже четыре корабля, должны подойти еще.

Распогодилось. Открылась справа земля суровая и лысая. Выглянуло солнце сквозь молочную пелену. За бортом — стаи нырков.

— Это кайры, — говорит капитан.

Они недовольно кричат, как вороны, когда к ним приближается ледокол. Некоторые взлетают, большинство же подняться не могут — у них маленькие крылья, и когда кайры объедаются, то несутся по воде как моторные лодки, оставляя пенистый след.

Птичьи базары на скалистых берегах — характерная картина Арктики. Берега Новой Земли западного побережья сильно изрезаны и на малодоступных скалах гнездятся птицы, так называемые птичьи базары. Вблизи становища Малые Кармакулы, по берегу губы Безымянной, протянувшейся на семь километров, — тучи птиц: куропатки, гуси, поморники, бургомистры, белые совы, кулики, казарки и даже лебеди.

Самой желанной и любимой птицей для полярников является пуночка. Её называют «снегурочкой», «снежным воробьем». Пуночки приносят на крыльях весну в Арктику. Они зависают в небе, как жаворонки, и поют, как жаворонки. Несмотря на мороз и вьюги пуночки с первыми лучами солнца возвращаются к себе на родину, в Арктику. Первыми прилетают и последними её покидают.

Слава им не нужна и величие,

Вот под крыльями кончится лед,

И найдут они счастье птичие,

Как награду за дерзкий полет…

— Так, кажется, у Высоцкого? — говорит капитан. — Я сейчас пойду, посплю часок, ночью не удалось. Связи пока нет. Отойдем от Новой Земли — будет связь. Кое-что прояснится…

Решению капитана последовал и я. Глаза слипались. Дошел до каюты, рухнул в койку и уснул.

Почти все приключения я проспал.

А случилось вот что. Поступила команда из штаба морских перевозок: «Возвращайтесь, окажите медицинскую помощь на мысе Николаева. Это на севере полуострова Адмиралтейства!».

Там на радиолокационной точке у солдата случился аппендицит; радист послал просьбу о помощи. Ближе всех от того места оказались мы. И вот по первой просьбе наш атомный разворачивается и спешит на помощь. Но вскоре последовала отмена. Туман ушел, и военные на вертолете забрали больного.

Мыс Желания

На вахте, за штурманским столиком, Николай Петрович встретил меня вопросом:

— Выспались?

— Впервые за все дни на «Сибири». Досадно, что многое пропустил.

— Ничего особенного, мы идем далеко от берега, скалы неприступные, ледники, бухты, мысы, заливы — ничего вам не расскажут, если не посмотрите на карту. Баренц шел вдоль западных берегов Новой Земли и даже не заметил пролив Маточкин Шар, разделяющий Северный и Южный острова архипелага. Берега очень изрезаны, мрачны и пустынны. Скоро пересечем границу двух морей и войдем в Карское море.

— А как вы её определяете?

— А вот так, — и штурман проводит карандашом на карте линию от острова Сальм Земли Франца Иосифа до мыса Желания, — путь нашего атомохода соприкасается с этой линией и на экране монитора бегут цифры — координаты ледокола: 77-я параллель.

За бортом остаются Большие Оранские острова, мыс Карлсона, Малые Оранские острова, мыс Лошкина и вот, желанный мыс — Мыс Желания. Это 30-метровый скалистый утес, выступающий в море в виде полуострова, на фоне холмов, что переходят в сопки. Поверхность утеса — плато, на котором разместился жилой городок полярной станции связи, маяк, склады.

Идея обойти Северный остров Новой Земли стала отправным рубежом для освоения Северного морского пути.

В этом был убежден Баренц, но он прошел Карским морем всего 49 миль и попал в «ледяной мешок» этого коварного моря.

Предлагал огибать Новую Землю как можно севернее, а Карское море совсем оставлять в стороне выдающийся исследователь русского севера и отважный путешественник Владимир Русанов, но судьба его оказалась трагичной.

Атомный флот — веление времени

Летом 1912 года исследовать просторы Арктики отправились сразу три русские экспедиции.

Георгий Брусилов на паровой шхуне «Святая Анн» намеревался пройти через Карское море, вдоль северного побережья Евразии из Петербурга во Владивосток, но попал в ледяной плен и канул в вечность.

Владимир Русанов на судне «Геркулес» направился «к северо-западной оконечности Новой Земли, оттуда на восток» (последняя телеграмма) и пропал без вести вместе с экипажем.

Георгий Седов разработал план экспедиции и отправился к Северному полюсу в два этапа: на судне «Святой Фока», а затем на собачьих упряжках. Из-за непроходимости льдов два раза зимовал: на Новой Земле и Земле Франца Иосифа. В 1914 году, несмотря на болезнь, покинул корабль и с двумя матросами на трех нартах направился к Северному полюсу.

На 18-й день похода Седов скончался. Спутники Седова похоронили его на острове Рудольфа и отправились в обратный путь. Одна из собак, Фрам, осталась у могилы. Матросы не смогли его поймать и оставили запас еды, в надежде, что пес их догонит. Но Фрам не вернулся.

Уже в советское время ледокольный пароход «Челюскин» в 1933 году пытался одолеть Северный морской путь, но был раздавлен льдами в Чукотском море.

Арктика ревниво охраняла подступы к полюсу и к Серному морскому пути.

И только вступление в строй мощных атомных ледоколов создало реальные возможности для превращения Северного морского пути в магистраль массовой и круглогодичной перевозки народнохозяйственных грузов.

В 1969 году в состав флота вошел первый атомный ледокол «Ленин», а с 1974 года заработали более мощные ледоколы семейства «Арктика».

В добрый путь

Наконец-то над нами сияет солнце и бездонное голубое небо. Мы входим в район мыса Спорый Наволок. На рейде стоят дизель-электроходы «Ока», «Петрокрепость», «Памир», «Печенга» — и вдали еще два судна.

Не пришлось нам ступить на Новую Землю — не запланировано. Но это не огорчило нас. Мы ощутили ее полярное дыхание в виде шторма, мороси и снега. Подарило новоземельное лето нам и солнышко — так преобразившее изумрудным блеском ледники и осветившее море яркой голубизной.

«Сибирь» занимает место флагмана, и караван начинает свой путь. Идем во льдах, скорость шесть узлов в час. Вдали белый мишка медленно шагает и не смотрит на нас, ледокол для него не диковинка.

Седьмой день пути. Прошли Диксон. Идем в Енисейский залив. Мощный лед. Караван останавливается и «Сибирь» по одному будет проводить теплоходы за «усы» на чистую воду.

Капитан передал нам решение начальника штаба морских перевозок: «Улететь с Диксона не представляется возможным, стоит густой туман и прогноз неутешительный, это надолго. Возвращаться — на дизель-электроходе “Павел Пономарев”, который доставит вас в Мурманск».

Мы поблагодарили капитана и всех, кто нес вахту на мостике за радушие, внимание и помощь в нашей работе.

Жажда познания, вера в возможность преобразования Арктики и горячее желание участвовать в этом, вот то, что отличало команду атомного ледокола «Сибирь». Мы подружились с преданными поклонниками Арктики и сами «заболели» этим суровым и прекрасным краем нашей Родины.

На корме нас уже ожидали члены экипажа, с кем мы провели все эти дни. Вручили нам пачку писем: «Опустить в Мурманске».

По веревочному трапу мы спускаемся на палубу дизель-электрохода «Павел Пономарев» и прощаемся с «Сибирью».

Наш курс — Мурманск. В добрый путь!