Алексей КОТОВ. Царская карета. Актриса. Рассказы

Царская карета

Народоволец Петр Угрюмов стоял напротив пустой полицейской будочки и жадно курил папиросу. Левая рука революционера за обшлагом куцего пальто сжимала бомбу. Царской кареты не было...

Дворник Иван подметал трамвайные рельсы «конки», усыпанные одноименными «яблоками».

«На царя похож!» — с неудовольствием подумал народоволец Петр, рассматривая бородатое лицо дворника.

«Сицилист, наверное, — решил дворник Иван, бросая хмурый взгляд на человека в куцем пальто. — Развелось их сейчас, понимаешь!»

К остановке подошла юная парочка влюбленных. Юноша что-то громко говорил девушке. Красная от возмущения девушка отвечала коротко и резко.

«Ссорятся, — подумал Петр. — Несвобода в стране — вот люди и ссорятся».

«Волю народу дали, — вздохнул Иван, исподлобья посматривая на влюбленную парочку, — хоть дерись на улице, никто внимания не обратит».

Парочка на остановке перешла на крик. Дворник Иван, размахивая метлой, направился к молодым людям. Те попятились друг от друга, давая пройти дворнику. Иван остановился между молодыми людьми и не спеша прикурил цигарку.

— Ты просто дурак, — сказала девушка своему спутнику, выглядывая из-за могучего плеча дворника. — Я никогда тебя не прощу!

— А я... — начал было юноша. — А я...

— У вас закурить нету? — окликнул Петр молодого человека.

Пока, осторожно придерживая бомбу за пальто, Петр прикуривал от сломанной в сердцах спички, дворник Иван, размахивая метлой, отогнал девушку подальше.

«Пусть остынут немного от этой... Как бишь ее?! — подумал дворник. — Ну, от свободы этой дурацкой, короче говоря».

«Главное, чтобы не подрались, — решил Петр. — У нас вчера на сходке опять до кулаков дошло. А все почему? Свободы нету!..»

Девушка обошла дворника. С решительной гримаской на красивом лице она направилась к своему жениху.

«Сидели бы лучше дома, — размышлял про себя Иван, двигаясь следом за девушкой. — Детишек рожали. А то ишь — свободу на улицах им подавай. Да тут, на улицах, одни жулики и сицилисты».

Петр осторожно дунул на спичку. Девушка назвала жениха донжуаном. Юноша не смог ответить, потому что чиркал о коробок очередную спичку.

Дворник Иван провел метлой по подолу платья. Девушка ойкнула и отскочила. Петр, наконец, прикурил и спросил юношу, как пройти на Третью Гороховую улицу. Юноша объяснял крайне сбивчиво, ему то и дело приходилось переходить с места на место, уворачиваясь от вездесущей метлы дворника.

«Любовь — она ведь как свобода, — почти не слушая молодого человека, размышлял про себя Петр. — Рабы не любят!»

«Детишек рожать нужно, детишек, — думал Иван, прицеливаясь метлой на лакированный ботинок жениха. — Тогда и на ерунду времени не будет».

Парочка отбежала в сторону и возобновила свой яростный диалог. Девушка замахнулась зонтиком. Молодой человек закричал, что если она его ударит, он никогда ее не простит.

«Метелкой в них, что ли, запустить?» — подумал Иван.

Петр вздохнул и сунул окурок за ворот пальто. Там что-то тихо зашипело. Петр коротко взмахнул рукой, и в пустую будку городового, на противоположенной стороне улицы, полетело что-то черное и искрящееся... Взрыв получился такой силы, что с будки сорвало крышу. Влюбленная парочка присела от страха. Сверху посыпались щепки и клочки соломы.

— Держи сицилиста! — первым заорал дворник Иван.

Петр побежал. Сзади, размахивая метлой, прыгал дворник Иван.

— Да здравствует свобода! — оглянувшись на дворника, крикнул Петр.

— Поймаю — убью, сицилист! — пообещал дворник.

Петр нырнул в проходной двор. Следом за ним исчез дворник.

Влюбленная парочка ожила и перестала быть похожей на статую.

— Миша, ты живой?! — трагическим голосом спросила девушка.

— А ты, Машенька?

Девушка заплакала и уткнулась в плечо юноше.

— Ну-ну, глупенькая, — ласково шепнул ей в ушко Миша. — Хватит, пожалуйста... Здорово жахнуло, правда? Это социалисты за свободу борются.

— Глупо! — сказала девушка.

— Ну, знаешь, — молодой человек приободрился — Я бы вот тоже... Как это... Тоже, наверное, смог бы вот так, за свободу!

— Ты — дурак! И свобода твоя дура!.. Я ребеночка хочу!!

...Мимо быстро промчалась царская карета. На молодых людей, которые стояли на замусоренной мостовой и жарко спорили, никто не обратил внимания.

Актриса

У Анечки заболела мама. Мама лежала в постели, пила чай с малиной и, улыбаясь, посматривала на свое пятилетнее сокровище в пышном платьице.

— Ты не волнуйся, пожалуйста, мамочка, — сказала крошка Аня, наконец-то отойдя от зеркала. — Мы скоро вернемся.

— Да-да, — подтвердил я. — А на обратном пути зайдем в аптеку.

Анечка положила в карман шубки исписанный листок и поцеловала маму в щеку. Из квартиры девочка вышла первой, ведя меня за руку...

Мы немного опоздали к началу новогоднего детского утренника. Впрочем, выступление Анечки было то ли десятым, то ли пятнадцатым по счету, а может быть вообще последним.

За кулисами было холодно. Анечка сняла шубку и вопросительно посмотрела на меня. Я присел на корточки.

— Главное, не спеши, — начал было я. — Главное...

— Платье! — строго оборвала меня девочка.

Она повернулась на каблучках, давая возможность осмотреть свой артистический наряд со всех сторон. Пышное платье было похоже на пирожное.

— Отлично! — подтвердил я. — Теперь о выступлении...

— Я все знаю, — коротко сказала Анечка.

На секунду мы встретились глазами. Взгляд пятилетней крошки излучал столько уверенности и несвойственной ребенку внутренней силы, что я первым отвел глаза.

Через пять минут я стал убеждать Анечку набросить на плечи шубку. Девочка дышала на свои озябшие ладошки и не взглянула в мою сторону.

— Анечка Петрова! — наконец объявил конферансье. — Стихотворение «Дождик»!

Уставшие зрители вяло захлопали. Анечка гордо подняла голову и вышла на сцену. Она обвела огромными, властными глазами притихший зал и начала:

Ветер тронул облака

Мягкой, теплой лапой,

Просто так, совсем слегка,

Глядь, а дождь заплакал...

Неожиданно Анечка замолчала. Она наморщила лобик, пытаясь вспомнить очередную строчку. Зрители сочувственно смотрели на девочку, и в их взглядах появился легкий интерес.

Твердо постукивая каблучками, Анечка направилась за кулисы. Девочка вытащила из кармана шубки листок, пробежала его глазами, кивнула и положила листок назад.

— С собой его возьми, — крикнул я вслед девочке.

Анечка не оглянулась. Зрители встретили юную актрису снисходительными улыбками и аплодисментами.

— Рева-дождик, подожди, подожди немного, — выразительно продолжила Анечка — Дяди, взрослые дожди, успокойте реву!..

Вторая пауза в выступлении Анечки получилась дольше первой. Зрители сделали вид, что им нет никакого дела до девочки на сцене. Впрочем, многочисленные, быстрые взгляды, в которых легко угадывалась жалость, сожаление и даже участие, окружали Анечку со всех сторон.

Я рванулся к детской шубке и выхватил из кармана листок. Анечка взяла у меня злополучный текст, пробежала его глазами и вернула мне.

— Дождь гремит своей грозой, — вскоре зазвучал детский уверенный голосок в абсолютной тишине зала. — Тучками нахмурился, но меж тучек...

Зал буквально застонал уже на второй секунде очередной паузы. Анечка с укоризной смотрела огромными голубыми глазами на лица взрослых, которые прятали глаза и краснели то ли от стыда, то ли от искренней боли за маленькую девочку. По тому, как опускаются вниз их лица, можно было проследить взгляд девочки.

Анечка подошла ко мне и взяла листок. Я вдруг заметил, что от волнения у меня дрожат руки. Возвращая мне листок, Анечка снисходительно улыбнулась.

— Но меж тучек золотой, хитрый лучик щурится!.. — бодро закончила она на сцене.

Зал облегченно вздохнул и буквально взорвался аплодисментами. Анечке хлопали дольше всех. Зрители встали.

— Браво! — крикнул кто-то, и этот крик повторился несколько раз.

Конферансье наконец-то перестал кусать свой кулак и что было силы хлопал в ладоши.

...Домой мы с Анечкой возвращались в маршрутном такси. Маленькая девочка смотрела в окно и о чем-то думала.

— Знаете, дядя Леша, — вдруг сказала она, — а я ведь буду актрисой. Настоящей, великой актрисой!

— А как тебе стихи? — с надеждой спросил я.

— Ничего… — Анечка снисходительно кивнула. — Иногда они у вас хорошо получаются.

— Вот и выучила бы их как следует, — пробурчал я в ответ.

— При чем тут это? — пожала плечами Анечка. — Настоящая актриса должна легко преодолевать все трудности. Это главное, понимаете?..

Я припомнил потерянные лица зрителей и честно признался, что не понимаю. В конце концов, кто только что мужественно преодолевал трудности — сама Анечка или ее зрители?!

«Ах, ну какое мне, великой актрисе, дело до зрителей? — сказал мне удивленный, мимолетный взгляд девочки. — Зал жил и страдал… Но он жил и страдал только благодаря мне!»

Анечка чуть заметно улыбнулась:

— Вы знаете, дядя Леша, я один раз чуть не заплакала.

— Когда? — с надеждой спросил я.

— Когда стихи кончились, — улыбка Анечки вдруг стала немного грустной. — Вы слышали, как мне аплодировали?

Конечно, слышал...

Мы выходим из такси и идем к аптеке через огромный, заснеженный парк. Под ногами скрипит снег.

Анечка оглядывается вокруг огромными, счастливыми глазами и повторяет:

— Я буду великой актрисой! Вы слышите?.. Я буду самой великой актрисой!

Неожиданно я ловлю себя на мысли, что, наверное, да, она права... Анечка будет великой актрисой. Почему — я не знаю, но обязательно будет. Правда, мне немножко жалко ее близких людей и зрителей... Ведь Анечка только начинает свою долгую-долгую дорогу.