Евгений ЧЕКАНОВ. По дороге великих традиций

О поэзии Николая Гончарова

Ярославский поэт Николай Гончаров идет по дороге, проложенной классиками русской поэзии — это путь поиска смыслов, отмеченный желанием художественно выразить любое движение души. Его поэзия — тот самый плод «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет», о котором писал Пушкин, характеризуя не столько свое собственное творчество, сколько целое направление в русской культуре. Это направление — генеральное, и имя ему — традиция.

В лучших стихах Гончарова наблюдательность художника органично сочетается с концептуальностью, выливаясь в итоге в запоминающиеся строки:

Я с детства знал, как выставлять стропила,

Как топорище продолжает руку;

Земная память предков разъяснила

Мне эту немудреную науку.

Кому-то из поэтов и этой «плотницкой» темы хватило бы для создания неплохого стихотворения, но Гончаров идет дальше: в его произведении появляется Иосиф-плотник, текст обретает историко-философскую глубину:

Во все века едины дни земные

От южных гор до северного края:

Иосиф мастерит, прядет Мария,

Невдалеке малыш сопит, играя.

Завершающая строфа стихотворения сопрягает времена и страны, заставляя читателя задуматься над феноменом единства человеческого бытия на Земле. Автор «включает» наше осязание и обоняние, делая свою мысль живой, объемной, подлинно поэтической:

Мне ветер среднерусский вдруг подскажет,

Что он потомок галилейских бризов;

Архангельская стружка пахнет так же,

Как стружка вифлеемских кипарисов.

Таких замечательных стихотворений у Гончарова немало. Конечно, не всё в его творчестве равнозначно — иногда поэту мешает излишняя дидактичность, порой подводит рифма. Но он ставит перед собой высокую планку, и уровень некоторых его неудач пребывает несравненно выше иной гладкописи.

Одна из важнейших тем автора — обретение семьи, любовь к близким людям, органично переходящая в любовь к Отечеству. Размышления об эпизодах непростой русской истории не остаются «головными», они пережиты душевно:

Покладист Алексей, хоть хмурит бровки,

А Дмитрий ласков, весел и пригож.

Но зарядил уже наган Юровский

И Битяговский наточил свой нож...

В то же время, как всякий русский художник, Гончаров всеотзывчив, открыт миру, его лирический герой испытывает душевный трепет и во флорентийском храме Санта Маргарита, и на римском форуме, и на застывшей лаве Везувия. И совершенно естественным выглядит переход к поэтическому осмыслению судеб Земли, к теме ответственности человека за всё, что происходит на данной ему Богом планете:

Над головой — ветра и звездопады,

А ты — творец закатов и рассветов:

Посадишь сад — планета станет садом,

Посеешь зло — в ад превратишь планету.

Размышляя о будущем, Гончаров не исключает и мрачных сценариев. И все-таки его творчество пронизано светом. Это свет, который дает жизнь всему живому, свет, проникающий в самые далекие уголки нашей Вселенной. Впрочем, лучше всего о нем сказал сам поэт:

Мы все когда-то были светом,

Мы все когда-то светом станем,

В просторе растворимся где-то,

Подобно перелетным стаям.

И, разлетаясь в бесконечность

Сквозь галактические вьюги,

Фотонами пронзая вечность,

Мы будем помнить друг о друге.

Впервые встретившись с Николаем Гончаровым полтора десятка лет тому назад на занятиях литературного объединения, которым я тогда руководил, с удовольствием отмечаю ныне, что этот поэт, строитель по жизненной профессии, не бросил литературных занятий, много работал — и смог сильно продвинуться вперед на пути построения собственного поэтического голоса. Любовь к отечественной истории и философии, трепетное отношение Гончарова к русской литературе, вкупе с самым серьезным отношением к сочинительству, заставляют ожидать от этого автора новых замечательных произведений.