Николай КРИЖАНОВСКИЙ. Иван Бунин и современность: к проблеме понимания творческого наследия писателя
В этом году исполнилось 145 лет со дня рождения удивительного мастера слова, прозаика, поэта, переводчика Ивана Алексеевича Бунина. Юбилей любого писателя — это не только повод поклониться ему, почтить память, но и причина еще раз обратиться к его наследию. Критично, но без критиканства разобраться в том, что он сотворил за свою земную жизнь.
Ивана Бунина по праву называют продолжателем пушкинских поэтических традиций. Большая часть его поэтического наследия посвящена среднерусской природе, Орловщине, оставившей неизгладимый отпечаток в сердце поэта еще с юности. Бунинское созерцание родных просторов наполнено светлой радостью и тихой любовью. Глубоко понимая истинную красоту родной природы, поэт видел в ней воплощение высшего замысла, божественную гармонию. Достаточно вспомнить стихотворения «После дождя», «В лесу», «Апрельский день», «Детство», «Вечер», «В поезде». В последнем стихотворении есть удивительный и истинно национальный образ леса: лирический герой видит из окна поезда «берез веселый хоровод» и «сосен красные колонны под голубым шатром небес». Русская природа для Бунина — это большой дом, родной сердцу поэта, одухотворенный его лирическим воображением.
Настоящим шедевром русской литературы является стихотворение «Листопад», где опять встречаемся с образом дома — расписного терема:
Лес, словно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Веселой, пестрою стеной
Стоит над светлою поляной.
Березы желтою гурьбой
Блестят в лазури голубой,
Как вышки, елочки темнеют,
А между кленами синеют
То там, то здесь в листве сквозной
Просветы в небо, что оконца,
Лес пахнет дубом и сосной,
За лето высох он от солнца,
И Осень тихою вдовой
Вступает в пестрый терем свой… [1, т. 1, с. 120]
В стихах Бунина звучат темы материнской любви («Помню долгий зимний вечер», «Мать»), крестьянского труда («Урожай», «Осенняя ночь»). В стихотворениях «Крещенская ночь», «Ангел», «В Гефсиманском саду», «Христос воскрес! Опять с зарею…» отразились христианские мотивы. Много стихотворений написано Буниным о странствиях и экзотике дальних уголков земли. Но ни в одном нет такой пронзительной грусти, какую мы встречаем в стихотворении «Родине», написанном, когда Бунину был всего двадцать один год:
Они глумятся над тобою,
Они, о родина, корят
Тебя твоею простотою
Убогим видом черных хат…
Так сын, спокойный и нахальный,
Стыдится матери своей —
Усталой, робкой и печальной
Средь городских его друзей,
Глядит с улыбкой состраданья
На ту, кто сотни верст брела
И для него ко дню свиданья
Последний грошик сберегла [1, т. 1, с. 78].
Это ли не портрет отечественных либералов всех времен, который рисует Бунин? Перед нами образ, близкий библейскому Хаму, глумящемуся над родителем. Сегодня возникает ощущение, что бунинское стихотворение обращено и к лауреату Нобелевской премии 2015 года Светлане Алексиевич («У войны не женское лицо», «Цинковые мальчики» «Чернобыльская молитва», «Время секонд-хэнд»), без стыда издевающейся над Россией и Советским Союзом.
Вручение премии Альфреда Нобеля в 1933 году Ивану Бунину было недружественным актом норвежского комитета по отношению к Советской России. И тогда не мог западный мир отказать себе в удовольствии уколоть нашу страну. Но Бунин — настоящий мастер, Бунин — создатель разных по мысли, но одинаково превосходно написанных произведений русской литературы. Он идеологически разошелся с Советской Россией, но не расстался в своем сердце с Родиной. Свидетельство этому посмертное возвращение творчества писателя в Россию.
Еще в советские годы многие критики не без основания называли Светлану Алексиевич пацифисткой, диссиденткой и говорили, что она клевещет на Советский Союз. Да и как писать о Родине по-другому, когда жизненное и творческое кредо сформулировано Алексиевич так: «Если оглянуться назад, вся наша история — это огромная братская могила, море крови». Вспомним бунинское: «Так сын, спокойный и нахальный, / Стыдится матери своей…» А ведь еще в последние годы существования «империи зла», разрушению которой так радовалась и до сих пор радуется Алексиевич, она получила Всесоюзную премию Ленинского комсомола, литературные премии имени Николая Островского и Константина Федина, а также орден «Знак почета». И, фрондерствуя, не отказалась ни от чего.
Но вернемся к Бунину.
Писатель, в отличие от новоиспеченной лауреатки, понимал, что такое Россия, Родина, каким должен быть русский человек. И это понимание выразилось и в его лирике, и в его прозе.
***
Немало искушений преодолевал в своей жизни Иван Бунин. Одно из них — модернизм.
И в поэзии, и в прозе писатель остался реалистом. Его не повергли могучие волны декадентства и модернизма. «Милый Жан! Укрой свои бледные ноги!» [4, с. 371], — дразнил Антон Чехов Ивана Бунина в одном из писем. Дразнил, как бы подчеркивая: столько кругом поэтов и прозаиков, поддавшихся искушению модернизма. А Бунин со своей приверженностью к традициям реализма как с неукрытыми и выставленными напоказ бледными ногами… После смерти Чехова ни футуризм, ни акмеизм, ни иное модное течение не увлекло писателя, не сдвинуло в сторону. Бунин с иронией откликался о современниках-модернистах, что особенно ясно отразилось в автобиографических «Окаянных днях».
В прошлом году писатель, критик, публицист Лидия Андреевна Сычева с трибуны одной из литературных площадок провозгласила, что главной идеей русской литературы является женитьба.
Не соглашусь с такой формулировкой, потому что женитьба — это только один из переходных периодов в жизни, начало испытаний и трудного пути к сохранению любви.
Думается, главная идея русской литературы — согреть ближнего своим сердцем, жить для него, стать для него опорой или, как любил говорить Василий Розанов, стать «костылем». Взамен западному идеалу «человек человеку — соперник, конкурент» русский мир через отечественную литературу провозгласил лозунг «человек человеку — костыль». Костылем, опорой для близких становятся многие герои русской литературы от эпохи Древней Руси до наших дней (можно вспомнить пушкинских Татьяну Ларину (опора для своего мужа), Петрушу Гринева и Марию Миронову, Платона Каратаева Льва Толстого и Соню Мармеладову Достоевского, Василису Ильиничну Мелехову из «Тихого Дона» и платоновского Юшку, старуху Дарью из повести Распутина и крестьянские образы Василия Белова).
Иван Бунин усвоил этот завет русской литературы еще в юности. Усвоил и выразил в прозаических произведениях…
Бедная, но ладная, полная светлой любви и трудолюбия крестьянская жизнь изображена в раннем рассказе «Кастрюк» (1892). Его главный герой — полунемощный старик, который не может сидеть без дела. Он должен быть полезным семье, людям. Поэтому, когда домочадцы приходят с поля, он вместе с детьми отправляется в ночное, а там, перед сном: «…Дед постлал себе у межи полушубок, зипун и с чистым сердцем, с благоговением стал на колени и долго молился на темное, звездное, прекрасное небо, на мерцающий Млечный путь — святую дорогу ко граду Иерусалиму» [1, т.2, с. 29].
Такой же отзывчивый и добрый характер у много повидавшего в жизни, потерявшего семью крестьянина-отшельника по прозвищу Мелитон (рассказ «Мелитон» 1900–1930). Он смиренно живет, ест только постное, усердно молится и объясняет барину: грехи есть у каждого, и у него их немало. «На то и живем-с, чтобы за грехи каяться», — проговаривает герой свое понимание жизни. («Родным братом» бунинского Мелитона становится во второй половине ХХ века рубцовский «Добрый Филя»). Русское нестяжательное начало ярко отразилось в нищем из рассказа «Птицы небесные» (1909).
Гимном русской песне, трогательной и задушевной, стал рассказ «Косцы» (1921). Красота крестьянской песни заключается, по мысли Бунина, в способности соединить внешнее и внутреннее, в почти соборном соединении всего того, что живет в России: «Прелесть ее была в том, что … она была связана со всем, что видели и чувствовали мы и они, эти рязанские косцы. Прелесть была в том несознаваемом, но кровном родстве, которое было между ими и нами — и между ими, нами и этим хлебородным полем, что окружало нас, этим полевым воздухом, которым дышали и они и мы с детства, этим предвечерним временем… Прелесть была в том, что все мы были дети своей родины и были все вместе и всем нам было хорошо, спокойно и любовно без ясного понимания своих чувств, ибо их и не надо, не должно понимать, когда они есть. И еще в том была… прелесть, что эта родина, этот наш общий дом была — Россия и что только ее душа могла петь так, как пели косцы в этом откликающемся на каждый их вздох березовом лесу» [1, т. 5, с. 70].
Даже если бы Бунин не написал больше ничего в прозе, он, как автор названных рассказов, был бы достоин Нобелевской и любой другой премии. Ведь в этих произведениях не только проросли традиции русской классики, но и заложены зерна отечественной «деревенской» прозы и иных свершений русской литературы ХХ века.
А ведь были еще десятки и сотни рассказов, в том числе «Антоновские яблоки», и большое повествовательное полотно «Жизнь Арсеньева», предельно критичные повести «Деревня» и «Суходол», хлесткие «Окаянные дни» и чувственно-страстные «Темные аллеи»…
***
Как и многие русские писатели XIX–XX веков, Иван Бунин выступил против бездуховного потребительского идеала, крайнего индивидуализма и бездуховности. В начале ХХ века он обличил стремление передовых стран развивать свою цивилизацию за счет варварского выкачивания ресурсов из других территорий.
Одно из первых произведений на эту тему — не всем известный «Господин из Сан-Франциско», а рассказ «Братья» (1915). В учебнике Анатолия Андреевича Волкова «Русская литература ХХ века (дооктябрьский период)», изданном еще в 1966 году, дана прекрасная и предельно актуальная характеристика социальной проблематики этого бунинского произведения: «Рассказ “Братья”… — это яркое обличение империалистических хищников-англичан, хозяйничавших на Цейлоне. В этом рассказе Бунин раскрыл гнусность колониальной политики, бездушие и жестокость “цивилизаторов”, не знающую границ колониальную эксплуатацию. Одна за другой проходят страшные, вызывающие негодование картины бесчеловечного, жестокого обращения рыцарей чистогана и наживы с местным населением: издевательства над рикшами, насилия над женщинами, торговля живым товаром, массовые убийства туземцев» [2, с. 320]. Такое понимание западного колониализма, отображенное Буниным более ста лет назад, актуально и в наши дни. События в Афганистане, Ираке, Ливии, Югославии, Сирии и других странах свидетельствуют о неизменности, постоянстве политики западных государств.
В исповеди англичанина из рассказа «Братья» Бунин обозначает причину крайне эгоистичного поведения Запада, о которой в советском учебнике было не принято говорить: «Бога, религии в Европе давно уже нет, мы при всей своей деловитости и жадности как лед холодны и к жизни и к смерти…» [1, т. 4, с. 276].
Безбожное сознание находится в центре рассказа «Господин из Сан-Франциско». Пока господин, его семья и все, кто путешествует на корабле, развлекаются и много едят, весь простой люд на Капри встречает Рождество. Это различие в ощущении времени героями рассказа не бросается в глаза, но оно особенно ярко проявлено в сцене со спускающимися с гор двумя абруццкими горцами, остановившимися помолиться около статуи Пресвятой Богородицы.
Безбожное и бесчеловечное отношение на Западе к телу умершего человека Бунин изобразил в рассказе «Огнь пожирающий». Для повествователя дико видеть, с каким ледяным спокойствием и горделивым торжеством обставлена так привычная для европейцев церемония кремации.
***
Но есть одна сфера писательского сознания, куда Бунин не смог полноценно впустить русский идеал. Это изображение взаимоотношений мужчины и женщины. Во взаимоотношениях влюбленных нет места расчету. Но и русскому идеалу сострадательной, самоотреченной любви здесь тоже не нашлось места.
В рассказах Ивана Алексеевича Бунина о любви герои не становятся друг другу помощниками. Они живут по принципу «человек человеку — никто». Их взаимное сочувствие начинается тогда, когда начинается страстная, чувственная влюбленность и заканчивается с ее завершением. А остается только трагическая горечь воспоминаний и ощущение одиночества.
В Евангелии сказано: «Бог есть любовь» (1. Ин. 4:16). Христианское понимание любви связано с жертвенностью, самоотречением, бескорыстием. В произведениях Бунина о любви дана иная формула: «Любовь есть бог». При этом любовь у Бунина — это страсть, испепеляющая жизнь героев, доводящая их до самоубийства или убийства, сумасшествия или отшельничества, измены или распутства, заставляющая помнить краткую и прекрасную чувственную вспышку до конца жизни. Любовь в произведениях Бунина понятие чувственно-плотское. Она изнуряет («Митина любовь»), ослепляет, как солнечный удар (одноименный рассказ), заставляет забыть об опасности («Дубки»).
Когда сюжет бунинского повествования отделяешь от волшебного обаяния его речевой стихии, то порой обнаруживаешь нечто странное. В рассказе «Таня» встречаем вопиющий случай: молодой разгулявшийся похотливый барин залез ночью в постель к юной служанке из крестьян, изнасиловал ее спящую и после, поняв, что девушка безропотна, несколько месяцев «наслаждался» общением с ней, ее привязанностью и даже ее любовным страданием. По всем человеческим меркам герой произведения — насильник. А безответность крестьянки-сироты — отягчающее обстоятельство.
Характерный признак большинства произведений писателя о любви заключается в том, что вступающие в любовные отношения люди как бы напрочь забывают о своей семье, человеческой нравственности, правилах приличия. Даже не забывают, они просто существуют вне этих правил.
Герои-любовники Бунина как в ранних рассказах, так и в цикле «Темные аллеи» живут вне веры, вне истории, вне Родины, вне национальных нравственных заветов. В рассказе «Чистый понедельник» влюбленные — обеспеченные и порхающие по ресторанам, театрам, монастырям и церквям бездельники («Богатые лентяи, живущие только собственными желаниями и удовольствиями», — так сказал мой сын, прочитав этот рассказ).
Название этого произведения отсылает нас к одному из самых строгих в христианском понимании дней Великого поста — понедельнику первой седмицы, наступающему сразу после Прощеного воскресенья. По давней христианской традиции этот день, знаменующий вхождение в пост, православные проводили с особым религиозным благоговением.
Художественное отображение поведения верующих в чистый понедельник можно найти в повести «Лето Господне» Ивана Шмелева. Все детали быта призваны настраивать человека в этот день на духовный лад, на стремление к внутреннему обновлению и очищению: отсутствие занавесок в доме, окуривание комнат уксусом, колокольный благовест, молитва Ефрема Сирина, которую читает маленький Сережа. Герои стремятся не грешить в этот «великий день» [5, с. 261].
Бунинские герои не ощущают святости первого дня Великого поста. Они идут смотреть театральный капустник, курят, пьют шампанское, танцуют «полечку», и все это заканчивается постелью.
***
«Смирись, гордый человек! Потрудись, праздный человек!» — восклицал в речи о Пушкине Ф.М. Достоевский. У Бунина в рассказах о любви гордый пребывает в своей гордыне, а праздный не желает даже думать о необходимости трудиться. Все существо героев занимает любовь-страсть. И какой бы сильной она ни была, она все равно проходит. Она неудержимо улетучивается.
Но сегодня удивляет не сама по себе концепция любви в рассказах писателя. Ведь художник имеет право свободно выражать свое понимание различных явлений жизни.
Удивляет то, что цикл рассказов «Темные аллеи», как и рассказы «Легкое дыхание», «Митина любовь» и некоторые другие любовные истории изучаются в современной школе. Какой идеал любви должны воспринять дети? Кем они должны вырасти? Будут ли они стремиться к семье после усвоения бунинского взгляда на любовь, которая для него страстное и всегда трагически обреченное на взаимное непонимание чувство?
Ведь семьи в традиционном понимании этого слова персонажи любовных рассказов писателя не образуют и не имеют. Даже если, как в рассказах «Ворон» или «Натали», мы видим семью, родственников, люди в ней изображены чужими друг другу.
Любви как взаимопонимания и взаимопомощи нет в семье даже между братьями и сестрами. И, конечно, о детях, об этой великой составляющей человеческого бытия, об этой вершине подлинной любви, без достижения которой нет ничего впереди, герои писателя никогда не задумываются. Их любовь бездетна. Они не способны для кого-нибудь жить, кроме себя. Они, особенно герои-мужчины, беззаботные скитальцы, страдающие от трагического одиночества или по-своему наслаждающиеся им, но всегда не умеющие его преодолеть. Не семейная целомудренная возвышенность, а телесно-чувственное начало доминирует в произведениях о любви.
«“Темными аллеями” греха» [3, с. 270] назвал русский философ Иван Ильин цикл поздних любовных рассказов Бунина. И с этим суждением трудно не согласиться.
Подводя итог, зададимся вопросом: нужен ли нам сегодня Бунин?
Ответ один — да, несомненно.
Во-первых, нужен, чтобы по-настоящему почувствовать подлинную красоту родной природы с помощью удивительно проникновенной лирики и чувственного прозаического слова.
Во-вторых, чтобы понять сущность народного характера, его святыни, полюбить его всем сердцем.
В-третьих, чтобы осознать, к какой духовной пропасти ведут самодовольство и эгоцентризм европейской цивилизации.
В-четвертых, нужен, чтобы, осмысляя решение темы любви мужчины и женщины в его рассказах, окончательно осознать, к какой страшной бездне ведет чувственная любовь, лишенная духовного основания, насколько разрушительна для любого человека любовь-страсть. Чтобы понять, что это великое чувство, не связанное с такими центральными понятиями, как самоотверженность (жертвенность), ответственность, семья и дети, ведет человека к духовной гибели.
Примечания
1. Бунин И.А. Собрание сочинений: В 9 т. — М., Хужожественная литература, 1966.
2. Волков А.А. Русская литература ХХ века (дооктябрьский период). — М.: Просвещение, 1966. — 528 с.
3. Ильин И.А. О тьме и просветлении. Книга художественной критики. Бунин — Ремизов — Шмелев.//Ильин И.А. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 6: Кн. 1/ Сост. и коммент. Ю.Т. Лисицы; Худож. Л.Ф. Шканов. — М.: Русская книга, 1996. — 560 с.
4. Переписка А.П. Чехова. В 2-х т. Т.2./Сост. и коммент. М. Громова и др. — М.: Художественная литература, 1984. — 439 с.
5. Шмелев И.С. Лето Господне / Предисл. О. Михайлова. — М.: Мол. гвардия, 1991. — 653 с.
