Юлия СЫТИНА. Про радость жизни

***

Пока живу, мне надо быть живой.

А умереть потом еще успею.

Ты все не спишь, мой северный герой?

Я подружусь с бессонницей твоею.

Мы будем вместе с ней стеречь твой сон.

Ты в нем увидишь море, лес и горы.

Закат обнимет нежно небосклон...

А утром распахну окно, раскрою шторы...

Исчезнет ночь. Бессонница за нею.

А я останусь, жизнь моя, с тобой —

Я умереть потом еще успею...

Но раз живу — мне надо быть живой.

***

Наполнена томительной тоской,

Слегка нелепой, в чем-то беспричинной,

Стараюсь вид иметь отменно чинный

И нервно тереблю платок рукой.

Мне надо думать о промышленных делах,

Решать вопросы практики насущной,

А душу мучит мысль о присносущем…

Да так, что с болью рву платок в руках.

Скорей заполнить все пространство суетой,

Пусть говор жизни повсеместно раздается.

Но все равно, печаль, я знаю, подкрадется

И до руки моей дотронется рукой.

****

Просто жить. Не замысливать много,

Мятежи оставляя другой —

Той, что тешится этой игрой

И из зеркала смотрит с порога.

Ей ведь даже не снится покой,

До гармонии ей не добраться,

Ей судьба — бесконечно сражаться

С сонмом призраков над головой…

Той, что в пламени вечном гореть и

Вечно чувствовать ужас столетий.

Той, что только считается мной.

***

это как перспективы, от которых

ужасно больно и о которых нельзя не думать.

это как пятна на цветных шторах —

не отстираешь — плюнуть.

и — радоваться. радоваться завещано

на земле, где каждое дыхание

да восхвалит Господа.

и я неровной робкой поступью

иду радоваться с тобой и к тебе.

АПОЛОГИЯ СТРЕКОЗЫ

Похудевшая, не встану —

Вспрыгну на весы.

Я сегодня буду петь.

Петь апологию стрекозы.

Вам всем, муравьем восхищенным,

Муравейникам, муравьихам.

Не надо ропота. Тихо.

Послушайте. Петь!

Как она пела

Летом.

И не впустую —

Она славила Бога.

Сидя на коленях у Его порога.

А потом,

Мучимая невыносимой радостью бытия,

Летала и звенела.

И я

Завсегда оправдаю ее пенье.

Нетерпенье

К пенью

В крови муравьев.

Они не терпят

Беспорядочных слов,

Не терпят беспорядок и шум,

Им лучше даже лапшу,

Главное — в положенный срок

И в готовом виде.

Но время рассудит, и мы увидим,

Куда умчится его поток.

Прочтем адрес на пустом конверте.

Будь хоть муравей-размуравей,

Все ж — смертен.

Нет, не по мне сразу к тризне

И небытию

Стремиться.

Я ведь не про хаос темный пою —

Про радость жизни.

Раз всякое дыхание да славит —

И стрекоза права,

И она не лукавит.

***

Бессонница. Гомер. Тугие паруса…

Томит бессонница. Но нет Гомера.

Гомера нет. Но есть любовь.

Не как мечта или химера —

Глаза в глаза. Совсем не в бровь.

Подходит море к изголовью.

Спасаться поздно — подошло.

Так вот, ахейцы, что любовью

Вы звали, что вас вдаль несло.

Да что там — вас! Богов, Гомера

И смертных, коим несть числа.

Без логики, расчета, меры —

Вот и ко мне она пришла.

***

Я вся такая японка.

Правда, на мне не кимоно,

А бразильская футболка.

Однако — пью саке.

Обмахиваюсь веером от грусти.

Кушаю суши с водорослями —

В пику родной белокочанной капусте.

Гляжусь в зеркальце —

Вижу голубые славянские глаза.

Зато на зеркальце —

Журавли на фоне Фудзи скользят.

И потому — я — японка.

И воздушный поцелуй мой

Вдогонку

За тобой летит.

Журавлем сквозь мрамор, бетон и гранит.

И когда настигнет —

Расцветет нежностью сакуры

Самой восточной.

И ты вернешься ко мне.

Знаю. Вернешься. Точно.

***

Взыграл могучий Аквилон. Теперь затих.

Но до сих пор его дыхание на коже.

Как лист дрожит душа. И что же?

Растерянно строчу привычный стих.

Неровность строк томительно тревожит,

Но стройность рифм мне больше не поможет —

Иных путей пойду искать. Иных.