Ольга КОРЗОВА Над Русью синеокою

НАКАНУНЕ КРЕЩЕНЬЯ

Да куда я в Крещенье уеду

от лугов, от снегов, от синиц?

Брат протопчет тропинку.

По следу

побреду за водой.

У теплиц,

сиротливо глядящих из снега,

постою. Далеко до тепла…

Над рекою нахмурилось небо,

И позёмка по свету пошла.

Потянуло, задуло, завыло —

и не выбраться из пелены.

Друг мой милый!

Да есть ли ты — милый?..

Близок дом. Далеко до весны.

ПЕСНЯ

Вы зачем летели, скворушки,

в наши снежные края?

Гуси-лебеди — к озёрышкам,

утки — в заводи ручья.

Не жилось на южных пажитях,

в щедром солнечном раю,

и весною вы отважились

полететь в страну свою.

Над морями и протоками,

через тридевять земель...

А над Русью синеокою

день и ночь шумит метель,

и недавние проталины

из-под снега не видны.

Отчего ж вы, птахи малые,

стороне родной верны?

***

Не люблю времена перехода.

Вечность рушится, давит сезон

да вдобавок шумит непогода,

закрывая собой горизонт.

Цепенея в плену бездорожья,

чтоб совсем не изныть от тоски,

вспоминаю родные остожья

и рыбалок ночных костерки,

голос Мельницы,

вольный, великий,

от разлива до самых снегов,

и тревожные чаячьи крики

с унесённых водой берегов,

и дряхлеющий мост,

и часовни,

и не нужную больше траву…

Засыпаю, прижав к изголовью

землю, где родилась и живу.

КЛОЧОК ИДИЛЛИИ

Лучше бы спали сегодня подольше

Марта из Латвии, Янек из Польши,

кукла в картонной коробке из Праги,

слово «война» на газетной бумаге.

Новые сеймы и старые троны,

йены и шекели, гривны и кроны.

Панды в Китае, в России жар-птицы,

спите! Да что вам, бессонным, не спится?

ВРЕМЯ

Время горбится на стуле.

Говорю ему: «Ложись!»

— Нет, — вздыхает, — свищут пули.

Отвечаю: «Это жизнь».

— Это смерть, — томится время. —

Объясни мне, отчего

человеческое племя

не жалеет никого:

ни себя, ни мать, ни сына —

убивает всех подряд.

Не снарядом — значит, миной

иль словами, что летят.

Я зеваю: «Вот морока!

Философствуй с ним впотьмах.

Никакого в этом прока,

как в гаданье на бобах».

Вслух твержу и неустанно,

мол, терпенья, наберись.

— Ты скажи ещё, что раны

лечит время… Лечит жизнь!

Жизнь! Отворенные окна

в сад цветущий, не в беду…

«Время, время, что умолкло?» —

Поднялось оно:

— Пойду.

НАБРОСОК

По человеческому следу

брести теплей, чем колеёй.

В местах, где мой далёкий предок

веками жил да был землёй,

где трав напрасно не топтал он,

а каждый клок корове нёс,

и день, и ночь гремит металлом,

войною будто, лесовоз.