Александр НЕСТРУГИН По праву древнего родства
ПОЭТ И ТОЧКА
Только именем и знатен,
Только словом и велик.
А сменять его на злато
Злая точка не велит.
Шуганула в ночь подружку,
Запустила по столу —
В рожу! — пушкинскую кружку,
Что рассеивала мглу.
Жизнь — коротенькая строчка,
В ней и пафос, и урок:
— Я поэт, поэт, и точка!
…Пожинай плоды, пророк!
Говоришь, она лютует,
Волю душит? Не свисти.
…Или, кликнув запятую, —
Имя по ветру пусти.
ПИСАТЕЛИ ХВАЛЯТ ПИСАТЕЛЕЙ
Заденет порой, по касательной, —
И весь подбираешься сразу.
«Писатели хвалят писателей!» —
Ну, вроде невинная фраза.
С подтекстом не хочется свыкнуться
Таким вот, иронии полным…
Ну, как же друзьям не откликнуться?
Строку золотую не вспомнить?
Ведь тем и живешь, что любимыми
Людьми не забыт и не брошен.
…И всё же — хлеба голубиные
Не слишком ли крупно мы крошим?
Быть может, в восторженном раже мы
Из луж свои черпаем вина?
И в бронзу державную ряжена
Простая гончарная глина?
Да, всё наносное, условное
Читатели умные вычтут.
Беда, что само славословие
Становится вредной привычкой.
Сестрам по серьгам вроде роздано,
Но сам ли я выдумал это:
«Друзей вон сравнили — со звёздами,
Меня же — всего лишь с кометой…»
А скрасит ли будни усталые
Эпитетов зычная сочность?
…Играем в больших мы, как малые
Детишки в кулисах песочниц.
МИСТИЧЕСКОЕ
В этих снах свихнусь я скоро!
Что мне снится-то, балде:
Ночь. Подъезд. Сосед мой, Жора —
Трезвый, в белой бороде!
Смутно, холодно, как в морге…
Смотрит, грозный свет тая,
На меня — святой Георгий!
Хорошо хоть, без копья.
Долго так, чела не морща
И, тем паче, не клоня,
С высоты он смотрит молча
На застывшего меня.
Будто хочет со ступеньки
Соступить на образа.
…Пригляделся я — вот пень-то! —
А в глазах его — слеза…
Шёл бы он в потёмки злые,
В сон бы разве мой полез?
Просто — видеть нужно змия…
Очень нужно! Позарез.
***
Жизнь обошла? Обида гложет
И долу гнёт, войдя во вкус.
И всё же одолеть не может.
Я жилистый. И это плюс.
С тернами я, с лозою вырос.
Оброс корой, в колючках весь.
Ну, вообще-то, это минус.
Ведь дикость, да? А ты не лезь.
А ей — и то, и это выдай:
Все тайны строк, все тайны чувств…
О чём мне говорить с обидой?
Я лучше к жизни постучусь.
***
Ну что за век: бложит и гуглит,
Для блогарей и для бложих
Цитатные таскает угли
Из выстывших костров чужих.
Гремит то сплетнею, то спором,
Как дверью, впопыхах, стальной…
И рушит сайт, и сносит форум
Убойной ссылкою одной!
Имен блистание такое,
Что от восторга впору выть.
Но поэтической строкою
Не рвётся век людей дивить!
Внимает времечко крутое
Кредитке, чину, смехачу.
…А я — с листвой и темнотою —
Стихи бессмертные шепчу.
И вновь, возвышенны и пылки,
Те снова Родине слышны,
Кому ни гнев царей, ни ссылка —
Любая, слышишь? — не страшны…
РОМАНС
Был сладок дым — и пикников, и бань…
Ты колдовал, изгиб гитары гладя.
И губы брал земных богинь, как дань, —
Не дрогнув даже, походя, не глядя.
Большими пил глотками — не хмелел,
И не трезвел, хоть наливал по полной.
…Всё с первой парты фартучек белел,
Как белый парус из программы школьной.
А жизнь пустела, как банкетный зал.
И сердце страх уже потрогал шильцем.
А за душой — совсем не то, что взял, —
Лишь то, что даже тронуть не решился.
***
Век книжный, в схиме фарисейской,
Искал, что миру суждено.
А я, простой алхимик сельский,
Всё в воду обращал — вино.
— Зачем ты хлещешь это зелье? —
Я жизни сбившейся пенял.
Ещё не зная, что похмелье —
Не только бражников финал.
И жизнь прошла… Потом — другая.
Я со стола их след смахнул.
И, одиночества пугаясь,
На волю век свой распахнул.
И осветила век мой — осень…
Случайным ветром занесло.
Я ремесло своё забросил —
И если б только ремесло!
На стол пустой скатёрку кинул;
Сто раз запнувшись о порог,
Из погребов глубоких вынул
Всё, что для опытов берёг.
Но чья-то тень, качнувшись подле,
На скатерть белую легла.
…Вода, — её, её я поднял! —
Сивушной гарью горло жгла…
ПЫРЕЙ
Молод был…Сдуру такое сронил —
Хуже отравы!
Род свой крестьянский с пыреем сравнил:
Оба упрямы.
Главное дело: вцепиться, врасти!
Взвился тут с воем
Некто: «Ты род свой равняешь, прости, —
С сорной травою?!»
Ну, и пошёл костерить и костить
Юное племя.
…Мне его, рьяного, нынче простить —
Самое время.
В ряд, критик мой, становись поскорей:
Повдоль России
В зиму не кашку косить, а пырей,
Ровный и сильный.
Не по лугам, а по балкам простым,
По неудобьям.
Будешь прощён ты (ведь я же простил)
Травушкой доброй.
Вместе пройдём, где ходили с отцом
Ранью сырою,
Повдоль степи разживаясь сенцом —
Счастьем коровьим.
Это тебе — не гитарный поход
И не пирушка.
Может, и ты насбиваешь — ну хоть,
Может, на кружку —
Белого марева утренних зорь…
Кепочку выжмешь,
Жизнь не спеша выводить на позор
Прописей книжных.
Крикнешь в былое — и я отзовусь,
Рядом, не минешь.
…Даже и вырвешь такую траву,
Под ноги кинешь —
Хватит и капли водицы живой,
Неба над нею,
Чтоб приросла… Хватит, даже с лихвой,
Мне и пырею.
***
Ивану Щёлокову
Ни влюбиться, ни напиться:
Ведь болячек — будь здоров!
— Речка, что ж мне, утопиться?
— Сбрендил? Завтра будет клёв!
— Завтра?
— Завтра!
— Точно?
— Точно!
Рано-рано, на заре…
Я червей копаю ночью,
При карманном фонаре.
Страсть — не шутка, сердце палит;
Лишь ступив через порог,
Как алхимик «чёртов палец»,
В ступке я толку горох…
Правою — мешаю манку,
Левой — рьяно тесто мну.
И смеётся ночь-цыганка:
— Эй! До встречи на Дону!
И всё манит-зазывает
В сон, где ивовым листом
Поплавок зазря сплывает
Из Воронежа в Ростов…
ЗАТЕЯ
Она лукавей, может быть,
Всех гревших нас затей…
Всё-всё, что пожелаешь зрить,
Ты вынешь из Сетей.
И снова в Сети юркнет мышь,
Чтобы достать улов.
И это всё ты сохранишь —
Одним щелчком, без слов.
Как муху — в золотой смоле…
Но лишь экран погас —
Ты вновь на горестной земле,
Живущий только раз.
И слов озноб — как листьев дрожь,
И — солоно щекам…
И эту новость не сотрёшь
Одним щелчком, как спам.
И снова рвётся жизни нить,
И стынет в горле ком.
И ничего не сохранить
Без слов, одним щелчком.
СТОЛБ
Собрался к речке выйти. — «Стоп!» —
Мне шепчет кто-то на пороге…
И ставит атмосферный столб —
Ну, точно посреди дороги!
И, хоть никто не гнал взашей,
Я всё же шёл, себя ругая, —
От гаражей до камышей
Тот столб плечом передвигая.
Как будто кто-то следом шёл,
Суровый страж моей неволи.
...Фазан живёт за камышом,
И мне хотелось знать — живой ли?
И он опять меня встречал
В тернах, и вовсе не для форса —
«Керк! Керк!» — он на меня кричал, —
Чтоб в гущину его не пёрся!
Ведь мы ж тут — стражи рубежей,
Каким бы век наш ни случился.
…И столб за мной до гаражей
Через репейник волочился…
***
Не надо предъявлять права
На эту ночь, на куст жасмина…
По праву древнего родства
Мы медленно проходим мимо.
Увидев, тронув, в грудь вобрав
И тьму, и торжество цветенья.
И никаких не надо прав
На путь, на правду, на смятенье.
АВТООТВЕТЧИК
Геннадию Ёмкину
Я теперь на озере Песчаном…
Леска то провиснет, то звенит...
Говорю болячкам и печалям:
Даже не пытайтесь мне звонить!
Буду говорить теперь о личном
Только с неизбывным, только с ним —
Только по мелодиям синичьим,
По шумам на линии лесным.
По глубоким колеям прибрежным,
По косульим сбивчивым следам —
А не с надоевшим неизбежным
И не по свинцовым проводам…
Не нужны мне их ночные скидки,
Минусовый их тариф не мил.
Расплачусь! Ольховых листьев слитки
Ветерок вдоль берега намыл.
Да по щучьим поскребу заначкам,
Серебра наплавлю на ветру.
Номер, что печалям и болячкам
Сдуру дал, из памяти сотру…
***
Давай подробности опустим,
Что октябрю бормочет рот…
Как ловко день сечёт капусту!
А ночь — уже готовит гнёт.
Пусть над заботами над теми,
В которых рядом свет и мрак,
Ещё смеются хризантемы,
Собравшись кучкою, — в кулак.
Пусть бабы гомонят на рынке,
Ссыпая семечки в кулёк, —
Мол, нынче каждой сентябринке
Подарен кем-то василёк!
Но видно — даже и по взглядам, —
Как там, в низах, дрожит лоза.
Ботва дымится по левадам,
А дым… А дым стоит — в глазах…
И ясно даже тёмным строкам,
Как важно воли ей не дать —
И грусть, бродя капустным соком
Над гнётом, — станет оседать…
Чтобы потом словам гудящим,
С нестёртым хмелем на губах,
Запомниться тугим, сладящим,
Капустным хрустом на зубах!
