Ирина КАЛУС Территория русского смысла Капитолины Кокшенёвой (Капитолина Кокшенёва. С красной строки. М.: ИПО «У Никитских ворот», 2015. — 520 с.)

Капитолина Антоновна Кокшенёва — заметная фигура современного культурного процесса. Будучи литературоведом, театроведом, культурологом, преподавателем, учёным, экспертом, она имеет свой стиль, свой взгляд на вещи — и на протяжении почти трёх последних десятилетий мы знакомимся с её работами, в которых ясно просматривается чуткое и острое внимание к самым значительным тенденциям современности, к творчеству тех, для кого, по слову русского философа П. Е. Астафьева, «душа всего дороже».

Капитолина Кокшенёва — критик, давший имя наиболее глубокому и серьёзному на сегодняшний день литературному течению — почвенной культуре, которая представляет русский тип художественного творчества и продолжает традицию больших идей, исходящей из догмата «реальности духовной жизни».

Сквозь статьи Капитолины Кокшенёвой проступают константы вечного русского мира: семьи, русского характера, русской литературы и критики, русского театра и даже русской кухни.

При этом никакого набившего оскомину псевдопатриотического «плача Ярославны» на стене Русской культуры о её погибели у критика не было и нет. Первая книга Кокшенёвой называлась «Раскольники и собиратели» (1990). Начиная с этой монографии, ей всегда было важно показать, что на фоне доминирования нигилистов и разрушителей всех родов культурных войск, проступают совершенно иные задачи: дать голос потаённой России, спрятанной до поры до времени от жадных рук и санкционных глаз. Спрятанной «На острове Буяне» (так назывался роман Веры Галактионовой), — в той России, которая всегда существовала, несмотря на то, что ее не хотели ни видеть власти, ни слышать коллеги по цеху, ни знать и звать в СМИ.

Нет сомнения, что без веры в Россию и русскую культуру работать много лет в трудном одиночестве было бы невозможно, поэтому Капитолина Кокшенёва не просто верит в жизнеспособность нашей традиции — этого недостаточно для критика такого типа: она, совершая свой творческий акт, предъявляет наличие в современной культуре традиции, показывая, что всегда возможно её развитие, а не только донорская эксплуатация, как в отечественном постмодернизме и посттеатре.

Трезвый ум, цельность взгляда, полнокровная русская лексика, продуманность композиции статей, глубокое и верное восприятие слова, музыки, живописи, отечественного театра доказывают современному читателю, что русская критика в лучших её проявлениях существует, готова бороться и активно действовать. Как отмечал часто цитируемый Капитолиной Кокшенёвой философ Николай Ильин, «дух может жить только в развитии». Это развитие духа мы и находим в книге как новый виток критики русского типа, редко встречаемой ныне — по-настоящему живой, жизнеутверждающей, страстной, искренней, яркой и наполненной.

Одна из критических задач Капитолины Кокшеневой ⸺ в том, чтобы обнажать, описывать механизмы современных культурных практик — без пафоса, «с интеллектуальным скальпелем» рационального понимания, но одновременно с горячим сердцем. Одна из природных характерных черт критика (по признанию самих писателей) — способность «попадать в десятку», то есть максимально точно понимать текст художественного произведения или полотна, умение вживаться в мир образов писателя, художника. Это нелёгкая задача — неделями «болеть» чужим произведением, впустив его в собственную душу, затем отринуть или творчески принять, пережить чужой эстетический и этический опыт как свой, а потом найти критические образы — для каждого свои.

Занятие художественной критикой — само по себе редкое дело. Капитолина Кокшенёва подходит к этому занятию творчески, самобытно. Такой тип критики сегодня вытесняется журналистской болтовней. Кокшенёвой чрезвычайно важно, чтобы критика была умной, объемной, потому буквально каждый «герой», о котором она пишет, помещён в обширное культурное пространство, а произведение рассматривается «с точки зрения вечности», то есть решительно и отважно выведено за пределы злобы дня, которую диктует современность. Как критику ей необходимо предчувствие и предвестие определенных культурологических тенденций — например, она первая использовала термин «геокультура» (культура, выходящая за географические рамки и границы своей страны) в начале 1990-х — теперь этот термин стал общепризнанным. Для неё важна и культурная интуиция, — она всю жизнь оттачивает в себе эстетический вкус и проверяет его головокружительной христианской высотой.

Критик Кокшенёва, скорее, избегает пафоса, хотя не боится высоких слов. Конечно, самоощущение «я тоже часть народа» для неё принципиально важно. Но она никогда не пишет об этом прямо, «в лоб», полагая, что время пафоса (естественное в конце 1980-х — начале 1990-х) теперь категорически прошло. Никуда не денешься — и «народ», и «патриотизм» идеологически и «специально перегреты», нагружены официальным контекстом, поэтому ей как критику снова и снова приходится искать сложные внутренние ходы, чтобы описывать народность иными словами. Народ становится «потаенным субъектом истории», который есть в ядре культурной этики Кокшенёвой, от связанности с которым она боится отпасть (уйти в беспочвенный эстетизм), но о котором пишет не «шершавым языком плаката», а с глубоким внутренним чувством.

«Любовь изначальна — она прежде речи!» — этот тезис, заявленный в статье «Русское отцовство», проходит через всю книгу, утверждающую жизнь как «накопление любви». Любовь мудрая и оберегающая, ласковая и учительная, многоликая, но всегда выпрямляющая и великая — воспитывает и питает душу.

«Русское отцовство — исполинское!» — поистине всеохватные слова, которые также можно понимать широко — как в лично-семейном смысле, так и во всеобъемлюще-христианском. К «отцовству» вполне органично примыкает образ «женственной женщины», сбережение которого в своём естестве является непреложным условием нравственного возрождения и сохранения жизни. Такие простые и важные вещи помогают выстоять человеку в этом мире. «Семья и семейная любовь исцеляют!» — говорит Капитолина Кокшенёва, «старомодно» рассуждая о высокой красоте семейных отношений в век семейного упадка и тотального одиночества.

Но в книге есть и статьи совсем другой тональности, например, о премьере «Пиковой дамы» П.И. Чайковского в московской «Новой опере», о романе Дмитрия Быкова «ЖД», о романе Людмилы Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик», о рассказе Юрия Буйды «Роза Шмидт. Кто угодно…», о спектакле К. Богомолова «Борис Годунов», о спектаклях Тимофея Кулябина «Онегин» и «Тангейзер». Кто-то из этих деятелей сознательно, а кто-то неосознанно, но все нагло живут за счет образцового, фантастического русского богатства, которое размещено в бескорыстно незапертом сундуке по имени «русская классика».

Но, естественно, критик — отнюдь не враг современной культуры, как это пытаются представить оппоненты применительно к почвенному направлению (а попросту «русской критике»; кстати, «Русская критика» — название предыдущей книги Капитолины Кокшенёвой). Напротив, Кокшенёва очень чутко откликается на явления современной культуры, можно сказать, живет в ней, с одной стороны, а с другой — пребывает в вечности классики (русской и мировой). Таким образом, в собственном творчестве она все время пытается увидеть, где есть места «разрыва», а где — области продуктивного напряжения, полагая, что современные формы культуры важны, но уж если мы и берем их, то должны обязательно запустить процессы овнутрения, заполнения своими подлинными смыслами и образными мирами. А это как раз самое трудное — ведь механические переносы и привычные подражания западным образчикам выполняются проще.

Для Капитолины Кокшенёвой в критике очень важно опираться на опыт осуществленности, — обретения жизни в традиции, дающей современному лицу культуры особый оттенок подлинности. Именно поэтому Кокшенёва выстраивает «красный ряд» русской культуры (называет «главных лиц» её), размещая в нем философа Николая Ильина, писателей Виктора Лихоносова и Веру Галактионову, Николая Калягина и Михаила Тарковского, Захара Прилепина и Петра Краснова, Олега Павлова и Владислава Отрошенко, Бориса Агеева и Александра Потёмкина, Зою Прокопьеву и Владимира Личутина, Анну и Константина Смородиных; художников Юрия Шмелева и Валерия Харитонова, Юрия Воронова и Владислава Провоторова, Валерия Страхова и Владимира Паскина, Дмитрия Санджиева; режиссеров Сергея Афанасьева, Андрея Борисова, Сергея Женовача, Сергея Федотова, Егора Перегудова, Михаила Щепенко, Евгения Гельфонда и других, говоря о той отечественной человекосберегающей культуре (еще одно точное и емкое определение русской культуры, найденное критиком), которую она называет «театром совести», «литературой земли и неба», «светописью» (говоря о художниках).

Русские классики XX столетия — Валентин Распутин и Василий Белов, Леонид Бородин и Александр Вампилов занимают в культурно-смысловом поле Кокшенёвой значительное место (она упорно отстаивает представления о сложной составляющей ядра русской культуры и в советское время). Обращаясь к современному кинематографу, критик, как об окне «в заповеданный мир», рассуждает о документальном фильме «Трезвитесь» краснодарского режиссёра Валерия Тимощенко и священника Виктора Салтыкова — продолжении «Русского заповедника» и «Одинокого рая», но характеризует сериалы «Достоевский» и «Бесы» режиссёра Владимира Хотиненко как полемичные по отношению к родной культуре.

Завершают сборник статей беседа с Дмитрием Рогозиным об истории, культуре и наших базовых ценностях, а также разговор с Леонидом Бородиным (1998) о деятельности ВСХСОН, о судьбе и о выборе писателя.

Культурный меч Капитолины Кокшеневой — её естественная реальность, без которой критик — не критик. Отделяя «зерна» от «плевел» (а степень её творческой и критической интуиции, как нам кажется, высока, и верим, что это подтвердит время), она ведет постоянную полемику с эстетикой глобализма, культурной денационализацией, с идеологией «открытости» (внедренными в «постперестроечное время» для «колониальных государств»). И не потому, что она за «закрытость», скорее — за «сосредоточенность» на родном и против либеральной монополизации культуры, которая сегодня привела к либеральному застою. Отдельные произведения Виктора Ерофеева, Людмилы Улицкой, спектакли Кулябина и Богомолова, деятельность М. Гельмана и И. Прохоровой секутся культурным мечом критика, причем аргументированно, умно-иронично, с колоссальным культурным «бэкграундом», то есть эстетической и интеллектуальной оснащенностью.

Оппонентам никак не удается превратить критика в «замшелого консерватора», остается воспользоваться самым вульгарным приемом борьбы — наклеиванием ярлыка. Вот и навязывали десятки лет в профессиональном цехе образ Капитолины Кокшенёвой — не то «начальника православного Гулага», не то — идеолога, желающего «подморозить» современную культуру. И никто по существу так и не дал ей отпор, потому что для этого надо быть умнее критика, обладать большим объемом исторического, философского и искусствоведческого знания, иметь колоссальный багаж эстетического переживания современной художественной реальности, — то есть, быть критиком-мыслителем, кем по существу является Капитолина Кокшенёва. Слишком сложна она для критической узости, установившейся в «трендовом» креативном и бескорневом сообществе профессионалов «своей конюшни».

Во всем гуманитарном мире сегодня доминируют междисциплинарные подходы. Ими владеет и критик Кокшенёва, рассказывая читателю своих книг о современной и образцовой культурах. Но при этом, критикуя обезъянничанье-европейничанье современных пройдох от культуры, она все время апеллирует к опыту «второй Европы», поскольку почтение к «святым камням» передалось ей по наследству от прежней школы русской критики, где она находит опору в трудах Аполлона Григорьева и Николая Страхова.

В то время как повсюду царит толерантный демократический культурный децентрализм, Капитолина Кокшенёва справедливо утверждает «культурное неравенство» как существо культуры, то есть, выступает за наличие иерархии ценностей в культуре, за продуманное отношение к классическим образцам, за умение жить внутри культуры. Чтобы отличить подлинное искусство от «культурного хлама», критик даёт чёткие ориентиры, оговаривая, что «принцип равенства», в первую очередь, выгоден бездарностям.

Чрезвычайно важный вопрос, поднимаемый в данной книге — политика государства в области культуры. Более того, мы видим разрушение известного мифа о том, что поддержка культуры — привилегия советского времени. Нам показан яркий пример века XVIII-го, когда государство создавало библиотеки, школы, музеи, университеты. Указывая, что «инстинкт государственности» свойствен русскому человеку, критик бесстрашно вступает в конфликт с современной установкой доминирующего «творческого кластера», который не уважает свое государство, не знает его истории и не желает её знать, навязывая всему современному обществу идею, что государство может быть (и является) только аппаратом насилия. Свобода от государства — лозунг «творческой и независимой» личности вот уже 30 лет не меняется, как не обновляется и другое «модное убеждение: государство — всегда левиафан.

Между тем критик полагает (и доказывает), что задача обратной связи с государством требует прямого диалога с властью и чиновниками (которые тоже разные, и далеко не все левиафаны). «Если мы хотим жить, то должны донести до общества и чиновника простую мысль: подлинная и высокая культура должна жить вне рынка», — резюмирует критик, подразумевая ценности, которые нельзя выставлять на продажу.

«Великое благо» государства, по утверждению двух философов разных времён, заключается в том, что «огромное и крепкое государство» даёт «возможность своей, независимой жизни» (Н. Страхов), что это залог «самостоятельной жизни нации» (Н. Ильин). Одухотворенное государство (термин Н. Дебольского) как «проявление народного духа» — идеальный проект, за который ратует и Капитолина Кокшенёва, воплощая этот тезис в своих статьях, откликаясь на значимые политические события, такие как присоединение Крыма, культурные и политические технологии Марата Гельмана и др.

Книга «С красной строки» адресована широкой аудитории: её с интересом прочтут студенты-гуманитарии, чиновники разных рангов, исследователи и культурологи. Идеологические и эстетические сюжеты будут интересны всякому читателю, потому как автор уверен: от каждого из нас, от того, что мы выбираем в современной культуре (поддерживаем, приобретая книги, билеты в театр, смотря ТВ), зависит образ русской культуры — нынешний и будущий.

Монография написана в откровенно боевом и победительном духе. Автор верит в наши ценности, живет ими сам, а не только предлагает воодушевляться ими другим. Никакого комфортного брехтовского отстранения от культурной реальности наших дней критик себе не позволяет. Встань, смотри, думай, умей говорить «нет», умей не идти за толпой, умей отстоять подлинные русские смыслы и умей различать — именно эти важные действия в повелительном наклонении предлагает критик совершать всем нам. Общий вектор книги, нацеленной на сопряжение русского духа, смысла и традиции с современностью, возвышает личность читателя, но в то же время вооружает его культурой понимания-различения.

Территория русского смысла Капитолины Кокшенёвой противостоит пустотам, объявленным ценными в современной культуре, противостоит бесконечной «игре смыслами» (конструированию и перевертыванию смыслов), превращающей ценности в антиценности. Мы узнаём, например, что такое «сложный разговор» про Ничто и почему не стоит его вести; что такое «человек панический» и «простейший либерализм»; почему «мусорные» бренды и «ребрендинг» классиков так активны в современном культурном пространстве; что такое культурные провокации и расчётливые антикультурные жесты и как с ними быть; чем питается «писатель-вамп» и почему он «нетерпим к собственной истории» (как Дмитрий Быков); что такое «мультикультурное христианство» и зачем оно популяризируется; кто такие «новые» варвары и «старые» провокаторы.

Но, пожалуй, самое главное состоит в том, что практически в одиночку критику удалось сделать своими книгами в культурной среде — отобрать у либерального сообщества представление о том, что личность — это «категория», принадлежащая только любителям бескрайних свобод (либертарианцам). Критик-личность Капитолина Кокшенёва смогла показать, доказать и предъявить миру русский тип современной критики, опирающийся на русскую философию, в центре которой стоит личность, связанная сотнями тонких и существенных нитей с землей (народом), государством (крепостью) и Богом-Христом.