Андрей БЕЗРУКОВ «Слово о законе и Благодати» митрополита Илариона как начало русской литературы

И всемъ быти христианомъ малыим и великыимъ,

рабомъ и свободныим, уныим и старыим,

бояромъ и простыим, богатыим и убогыимъ…

Иларион Киевский. «Слово о законе и Благодати»

 

Русская литература одна из древнейших в Европе. Она возникла раньше английской, немецкой, французской литератур. Этот факт уже сам по себе дает основания усомниться в верности столь широко распространенного безапелляционного суждения об исторической и культурной отсталости России от «цивилизованного» Запада, задуматься о специфике (своеобразии) путей становления и развития русской духовности.

Хронологически точно определить начало русской литературы, назвать дату создания самого первого ее памятника, по-видимому, уже невозможно. Драматично, даже трагично складывалась более чем тысячелетняя история Руси-России: княжеские усобицы и татаро-монгольское иго, шведско-польская интервенция, наполеоновское нашествие, братоубийственная гражданская война... Горели, разрушались, приходили в запустение очаги русской культуры — монастыри, храмы, дворянские усадьбы. Было утрачено огромное количество рукописей и старых печатных книг. Вспомним хотя бы сгоревшую в огне московского пожара 1812 года рукопись с текстом величайшего памятника литературы Древней Руси — «Слова о полку Игореве».

Однако есть памятник, который можно назвать краеугольным камнем здания русской литературы. Это — «Слово о законе и Благодати», определившее христианско-патриотический, православный вектор развития русской духовности и культуры. Его написал и, по одной из версий, произнес в храме Святой Софии в Киеве («Слово» относится к одному из жанров церковного красноречия — проповеди) между 1039–1050 годами священник придворной церкви князя Ярослава Мудрого — Иларион. В 1051 году он стал первым из русичей Митрополитом Киевским.

Как иерарх Восточной церкви он утверждал на Руси основы христианской веры, как русич — был патриотом Русской земли.

Тем самым Иларион Киевский положил в основу русской литературы и русской духовности два начала — всемирное, христианское и национальное, патриотическое. Позже, в годину тяжелых испытаний, эти начала в сознании русского человека сольются в идеальном образе Святой Руси.

По Илариону, иудаизм — Ветхий Завет, «закон, Моисеем данный», христианство — Новый Завет, «Благодать и Истина, явленная Иисусом Христом».

Противостояние закона и Благодати рассматривается Иларионом диалектически, философски и художественно. Здесь следует особо сказать, что русская литература, начиная с первых лет своего существования, развивалась и сохранилась до настоящего времени как литература с ярко выраженной философской основой. Наша классическая литература по праву может называться «кладезем самобытной русской философии» (А.Ф. Лосев).

Закон, считает Иларион, должен уйти, миновать, а Благодать и Истина — «наполнить всю землю». Неизбежность ухода закона и прихода Благодати предопределяется, по мнению Илариона, двумя важными моментами.

Момент первый. «Оправдание иудейское <...> убого было и не простиралось на другие народы, но совершалось лишь в Иудее. Христианское спасение же благодатно и изобильно, простираясь во все края земные». Этим Иларион хочет сказать, что иудейская вера — вера народа, считающего себя избранным, христианская же вера — вера для всех народов земли, равных перед Богом, независимо от времени обращения к Нему. Поэтому Иларион назовёт закон «росой на руне», то есть живительной влагой на ограниченном (локальном) пространстве, а Благодать   — «росой по всей земле». Именно так Иларион выделит неприятие национального и религиозного индивидуализма (эгоцентризма, эгоизма) как специфическую черту, своего рода «лакмусовую бумажку» русской национальной литературы и русской духовности.

Момент второй. «Иудеи услаждались земным, христиане же — небесным». Иудейская вера, по Илариону, утверждает избранный народ «в сем мире», то есть в «царствии земном». Христиане же своим Богом спасаются, «услаждаются небесным», стремясь к «царствию Небесному». Поэтому христианская вера — вера духовной свободы.

Закономерность появления и неизбежность ухода закона и прихода Благодати Иларион иллюстрирует своей трактовкой известной библейской истории об Аврааме, его жене Сарре и ее рабыне Агари. Агарь и Сарра, по Илариону, есть соответственно закон и Благодать: «Рабыня Агарь и свободная Сарра: прежде — рабыня, а потом — свободная, — да разумеет читающий!» Точно так же сын Агари Измаил и сын Сарры Исаак являются соответственно законом и Благодатью. Сперва родился сын рабыни — сам раб, а затем сын свободной женщины — сам свободный. Сперва — закон, потом — Благодать.

Говоря о торжестве Благодати, Иларион особо говорит о судьбе своего народа: «Вера благодатная распростерлась по всей земле и достигла нашего народа русского. И озеро закона пересохло, евангельский же источник, исполнившись водой и покрыв всю землю, разлился и до пределов наших».

Как христианин Иларион должен бы отрицательно относиться к русским князьям-язычникам. Однако он восхваляет их, называя Игоря Святославича «древним», а его отца Святослава — «славным». По мнению Илариона, их заслуга перед Богом и Русской землей заключается в том, что они собрали, сохранили и подготовили Русскую землю к приятию Благодати: «Во дни свои властвуя, мужеством и храбростью известны были во многих странах, победы и могущество их воспоминаются и прославляются поныне. Ведь владычествовали они не в безвестной и худой земле, но в Русской, что ведома во всех наслышанных о ней четырех концах земли».

Иларион особо подчеркивает, что русичи миновали стадию закона, стадию духовного рабства, обратились от язычества сразу к христианству: «Начал мрак идольский от нас отступать, и зори Благоверия явились». Эти слова духовного пастыря можно рассматривать как достойный, освященный веками ответ на домыслы современных заморских и доморощенных «борцов за права и свободы личности» о «парадигме духовной несвободы русского человека».

Когда Иларион говорит о противостоянии закона и Благодати, он использует принцип контраста, основным средством художественной выразительности становится антитеза (художественное противопоставление). Когда же он говорит о Благодати и Истине, явленной Иисусом Христом, он использует принцип синтеза, отвечающий синтетической (объединяющей) сути христианства.

Образ Христа в «Слове о законе и Благодати» как самом древнем из дошедших до нас памятников литературы Древней Руси является первым идеальным образом в русской национальной литературе. Иларион создаёт образ Христа на основе значимых моментов Его земной жизни, выделенных Евангелием. В нём органично воплощено единство земного и небесного начал, человеческого и Божественного: «Один из <Святой> Троицы, он в двух естествах: Божестве и человечестве, совершенный, а не призрачный человек — по вочеловечению, но и совершенный Бог — по Божеству».

Явивший на земле свойственное Божеству и свойственное человечеству,

как человек, он, возрастая, ширил материнское лоно, — но,

как Бог, исшел <из него>, не повредив девства; <...>

как человек, он прослезился, <восскорбев> о Лазаре, — но,

как Бог, воскресил его из мертвых; <...>

как человека, запечатали <его> во гробе, — но,

как Бог, он исшел, целыми печати сохранив <...>.

Формула «Как человек, он прослезился, <восскорбев> о Лазаре, — но, как Бог, воскресил его из мертвых» образно может рассматриваться как абрис духовно-нравственных устремлений русской национальной литературы как таковой, как её высшая цель и задача: наша классика всемерно скорбит о страданиях и смертях человеческих, особо о превращении личности в «мёртвую душу», и активно ищет пути духовного воскресения героев.

Также Иларион сформулировал как основу выделения проблематики русской литературы, так и принципы постановки ее конфликтов, одновременно указав единственно возможный путь их разрешения:

И всем быть христианами:

малым и великим,

рабам и свободным,

юным и старцам,

боярам и простым людям,

богатым и убогим.

Действительно, в этой формуле заключены основные конфликты нашей классики: отцов и детей; «века нынешнего» и «века минувшего»; «тварей дрожащих» и «право имеющих», «лишних» и «маленьких» людей и их окружения, крестьян и дворян и т.д.

Эта формула Илариона для русской литературы звучит как напутствие, как призыв посредством художественного слова приблизить читателя к постижению сути Православия, должного утишить, а в перспективе — свести на нет кричащие, даже, казалось бы, непримиримые противоречия в жизни личности, нации, человечества в целом.

Поэтому восемьсот лет спустя после Илариона другой русский гений Достоевский имел уже все основания утверждать как непреложное в полемике с профессором Санкт-Петербургского университета А.Д. Градовским: и Коробочка (помещица-крепостница из поэмы Гоголя «Мёртвые души») может стать родной матерью своим крестьянам, если она станет христианкой.

Project: 
Год выпуска: 
2018
Выпуск: 
61