Елена ИВАХНЕНКО Только бы сердцем — к сердцу

***

Зелёный май округу одевает.

На огороде подвиги вершу.

А как писатель — праздную лентяя.

Писать ленюсь. Или боюсь. И не пишу.

Чего боюсь? Саму себя подслушать.

Саму себя узреть не на коне.

И всё, что скрыто, вытащить наружу.

Не по нутру… Да разве только мне?

Нет, не сейчас. Боюсь и прикоснуться —

Пчелиный рой будить в душе моей.

А если уж писать — чем отзовутся

Мои слова в сознании людей?

Не пролежат ли попусту на полке,

Не тронув никого, не вразумив?

И, если так, немного в этом толку —

Вскрывать души болезненный нарыв…

Промаюсь так — и не рожу ни строчки.

А месяц май — художник и поэт.

И майское тепло вскрывает почки,

Из них листва спешит на белый свет.

И ни в одной из почек нет сомненья —

Нужна ли миру или не нужна

И кем ей быть — кормёжкой или тенью,

Растет — и всё.

Свобода. Жизнь. Весна.

МУЖСКАЯ ЛОЖЬ

А помнишь, как наша любовь начиналась?

Как сердце замирало и тихо пело?

И если «любовь» по-русски значит «жалость»,

То, значит, до слёз я тебя жалела.

А жалость моя не ведает правил,

Кроме правила одного —

Всё отдавать, про запас не оставив

Совсем, совсем, совсем ничего.

А после себя же ругала щедро:

Дура! Забыла, где ты живёшь?

Ведь не в Раю, чтобы всё — на веру.

А здесь существует мужская ложь.

НЕВОЛЯ

Прикована любовью, как цепями,

К тебе. А счастья не было и нет.

Моя любовь оплачена скорбями

И нелюбовью, данной мне в ответ.

Любовь. Какая тяжкая неволя!

Всё верно — от себя не убежишь,

Не скроешься. Лишь выйдешь в чисто поле

И вот — лежишь среди травы, лежишь.

Обступят изголовие травинки,

Участливо проронит слёзы дождь.

А я всё жду, когда же по тропинке

Ты попросить прощения придёшь.

БРАТЦЫ

Шла я по полю долго,

Ноги едва тащила.

А за спиною — ноша.

А на душе — кручина.

Мошки звенели нудно,

Солнце к земле спускалось.

А предо мною море

Розовое плескалось.

Кланялось мне навстречу,

Издали узнавая,

Розовым цветом море,

Море Ивана-чая.

Сколько стеблей высоких!

Даже считать устану!

Каждый — в кудрявой шапке,

Каждого звать Иваном.

Немудрено и морем

Розовым вам казаться:

Все вы друг другу — братцы,

Можно у вас остаться?

Буду глядеть на небо

Меж стебелёчков тонких,

Словно я тоже ваша

Маленькая сестрёнка.

Словно и я — Иванка,

Только поменьше ростом.

Как же мне с вами, братцы,

И хорошо, и просто…

Вместе мы будем морем,

Вместе украсим Землю.

Только бы сердцем — к сердцу.

Только бы стеблем — к стеблю.

ГДЕ-ТО ВО ВСЕЛЕННОЙ…

— О чём ты плачешь, мальчик Вовка?

В какой обиде сердце тонет? —

Спросила Божия Коровка

И села в Вовкины ладони.

Ему осталось удивляться,

Что столь она неосторожна:

Сожми он посильнее пальцы —

И не было б Коровки Божьей.

И Вовка вдруг заулыбался,

Её доверием польщённый.

— Не щекочи меня! — смеялся,

Но не стряхнул её с ладоней.

Как часто чувствам нет названья…

Он побоялся потревожить

Пятнистых крыльев трепетанье,

Шажочки торопливых ножек.

И тут промолвила букашка:

«Ты, значит, рад мне, человече?

А сколько же больших и страшных

Меня хотели искалечить…

А ты коровки не обидишь.

И, вновь на землю опускаясь,

К тебе вернусь я, вот увидишь.

При первой встрече угадаешь».

И улетела точкой яркой

Коровка с Вовкиной ладони.

А Вовка ждал, как ждут подарка,

Ждал, хоть и слов её не понял.

Судьба, казалось, разлучила

И вместе их сведёт едва ли.

Шли годы. Взрослого мужчину

Давно уж Вовкою не звали.

И в день, что где-то во Вселенной

Был много лет назад намечен,

Коровка Божия Елена

Вернулась. В лике человечьем.

ДОРОГА ИЗ ХРАМА ДОМОЙ

В первый раз я пришла сиротой

И припала душой кровоточащей,

И стояла всю ночь пред Тобой,

И просила принять меня в дочери.

На заре возвращалась я к ним —

К мужу, к сыну рассветною улицей.

И не ведала, чудом каким

Всё устроится и образуется.

«Образуется», — Кто-то сказал,

Словно в сердце вложил: «Ты услышана...»

Тёплый ветер слезу осушал,

Плыл рассвет над поникшими крышами.

Я несла островок чистоты,

Твой покой и Твоё утешение.

И сомнения не было — Ты

Обо мне уже принял решение.

НАУЧУСЬ ПРОЩАТЬ

Радоваться малому

Научилась я, —

Солнцу, снегу талому,

Быстроте ручья,

Чистоте умытых дождиком берёз

Да тому, что видеть это привелось.

Научилась радости —

Научусь прощать.

От обиды душеньку

Очищать.

А когда обидою

Вся душа полна

От краёв до донышка,

То куда ж она

Поместит берёзоньки,

Талые ручьи,

Солнышка апрельского

Тёплые лучи?

СЧАСТЬИЦЕ

Счастьице моё

тихое…

В комнате часы

тикают.

Размешаю чай

ложечкой.

На плече мурчит

кошечка.

И такой покой

вечером —

Даже пожелать

нечего.

Завтра ждут меня

трудности.

У кого б занять

мудрости?

Полетят в меня

колкости.

Запасти бы где

стойкости.

Вспоминать — и то

боязно.

Я же — не герой

доблестный.

Хорошо, хоть есть

счастьице —

Кошечка мурчит,

ластится.

И такой покой

вечером —

Даже пожелать

нечего…

***

Заретушировать нельзя

Ту ссадину, что всё больнее, —

Уходят от меня друзья,

Когда становятся сильнее.

Уходят, чтобы дальше жить.

Я им тесна, как птице — клетка.

Я, так привыкшая служить

Для их горючих слёз жилеткой.

И, от уныния больных,

Их врачевать на кухне чаем.

И слушать исповеди их

Бессонно-долгими ночами.

Внутри «ковчега» моего

Они по капле копят силы.

А я любуюсь, до чего

Они, ожившие, красивы.

И ноша жизни им легка

(Не зря ж о них молила Бога!),

Да только смотрят свысока

И режут правду мне жестоко,

Что не умею «нет» сказать,

Настаивать и добиваться,

Что звёзд мне с неба не хватать

И скучно им с такою знаться.

А каждый шёл, и каждый брал

Тепло души и глаз уставших…

О, Господи, ведь Ты же знал,

Как поднимала их, упавших…

БУДЕТ ОСЕНЬ

Кто сейчас я? Просто дворник.

В двадцать первом веке где-то

Купишь ты мой первый сборник —

Ты, в стихах моих воспетый.

Будет осень. Вот пора-то!

Клён, ликующий и гордый,

Как китайский император,

Весь в одежде ярко-жёлтой.

О прошедшем быстро лете

Клён нисколько не горюет.

Летом был он неприметен,

А теперь он торжествует.

У берёзы и у липы

Жёлтый цвет листвы тусклее.

Нет, они и не могли бы

Осветить собой аллею.

Так… О чём бишь я? Конечно!

(Вот рассеянная, право!) —

Поседевший неизбежно

И в сединах величавый,

Ты мой первый сборник купишь

И увидишь там немало

Из того, что ты так любишь,

Что сама тебе писала.

И рука отпустит ручку,

Поднесёт к лицу платочек…

— Что с тобою? — спросит внучка.

Ты, виновник этих строчек,

Улыбнёшься ей смущённо:

«Помню, как сейчас, когда-то

Я, ни с кем не разделённый,

Был в том сердце — император.

И сиял… Подобно клёну…»