Николай ИЛЬИН. Лекция 2. Господствующая схема истории русской философии, ее следствия, ее несостоятельность и ее альтернатива
Глубокоуважаемые читатели этих лекций! Дамы и господа!
В каком смысле я говорю о «господствующей» схеме? В самом прямом: и поныне она господствует как в среде профессиональных историков русской философии, так и в среде тех, кто просто интересуется этой историей.
В 1-й лекции уже отмечалось, что эта схема была разработана философами, эмигрировавшими из Советской России на Запад, и по сути дела (а нередко и по языку первых изданий соответствующих сочинений) была рассчитана, в той или иной степени, на западного читателя. Этот момент немаловажен. Заинтриговать достаточно широкий круг читателей на Западе было нелегко, и успешно выполнить эту задачу могла не просто книга о русской философии, а книга о какой-то особой русской философии, принципиально отличной от той философии, которая давно преобладала в западноевропейской культуре, от философии преимущественно светской, секуляризованной (лат. saecularis — мирской, светский). Я ни в коем случае не хочу сказать, что желание «заинтриговать» западного читателя было единственным мотивом философов-эмигрантов, но то, что подобный мотив играл далеко не второстепенную роль, несомненно.
Так или иначе, искомая «интригующая» особенность нашлась без труда: Западу был предложен образ «русской религиозной философии», смысл существования которой заключался, по существу, не в философии, а в религии. Ниже мы будем подробно говорить о том, что этот искусственный образ искажает подлинное отношение между философией и религией, подменяет их взаимосвязь тем смешением, обильные примеры которого дал еще древний гностицизм.
Гностицизм (от др. греч. γνωσις — знание, познание) — совокупность учений, сочетавших элементы христианства, античной философии и восточных религий. Был широко распространен в I–V вв. н. э., но гностические мотивы встречаются и в более поздние периоды, вплоть до наших дней.
Но сейчас ограничимся тем, что рассмотрим образ «русской религиозной философии» с его фактической стороны. Прежде всего, в рамках этого образа главная линия в русской философии XIX–XX вв. сводится к своего рода «тройственной формуле»: «Владимир Соловьев, его предшественники и последователи». Схема, как мы видим (см. рис. 1), элементарная и легко запоминающаяся.
предшественники |
|
|
|
|
|
| Владимир Соловьев (1853-1900) |
|
|
|
|
|
| последователи |
|
|
|
|
|
|
| ||||||||
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
| |||
|
|
|
|
|
|
|
рис. 1
Таким образом, согласно этой схеме, центральная фигура «русской религиозной философии» — Владимир Сергеевич Соловьев. Все остальные русские философы, достойные внимания — это, за редкими исключениями, или предшественники, или последователи Соловьева.
Давайте теперь уточним личности наиболее выдающихся предшественников и последователей. С предшественниками дело обстоит достаточно ясно: среди них настойчиво выделяется фигура Петра Яковлевича Чаадаева (1794–1856), о котором современный автор энциклопедической статьи категорически заявляет: «только после Чаадаева русская философия стала философией в подлинном смысле слова» [1: 758]. Традиционно Чаадаев считается первым философом-западником, то есть философом, видевшим в Западной Европе образец для подражания со стороны России. Насколько такое мнение справедливо, мы обсудим в специальной лекции, посвященной этому мыслителю, которого порою ставят на одну доску с «самим» Соловьевым.
Почти одновременно с Чаадаевым свой голос подала группа «предшественников Соловьева», которых принято называть славянофилами (точнее — «ранними славянофилами»). Термин не самый удачный, придуманный первоначально в насмешку, но оказавшийся очень цепким, так что позднейшие славянофилы уже против него не возражали. Среди ранних славянофилов необходимо выделить, в первую очередь, их общепризнанного вождя Алексея Степанович Хомякова (1804–1860), осуждавшего реформы Петра I и верившего, что в будущем еще «воскреснет Древняя Русь» [2: 56], пусть и в обновленном облике.
Рядом с Хомяковым стоит другой решительный (если не еще более яростный) противник Петра I и поклонник Древней (то есть Московской) Руси Константин Сергеевич Аксаков (1817–1860). К этим двум бесспорным славянофилам (Н. В. Гоголь называл их восточниками) неосновательно присоединяют Ивана Васильевича Киреевского (1806–1856), который de facto был основоположником, пусть и не вполне последовательным, совсем другого направления русской мысли (о чем мы также будем говорить особо). А пока подведем промежуточный итог.
Итак, три предшественника (если исключить И. В. Киреевского): П. Я. Чаадаев, А. С. Хомяков и К. С. Аксаков; а с учетом того, что Константин Аксаков заявил о себе как о философе более чем скромно (по существу он был историк и публицист), можно говорить о двух главных предшественниках Соловьева: «западнике» Чаадаеве и «славянофиле» Хомякове. Ниже мы внимательно рассмотрим их творчество и выделим те принципиальные моменты, которые Соловьев у них фактически позаимствовал (или, выражаясь более деликатно, перенял). Но уже сейчас очевидно, что настоящих предшественников у Соловьева было, как говорится, раз-два и обчелся. А потому, если смотреть на историю русской философии под «соловьевским» углом зрения, то в XIX веке эта история выглядит достаточно условной.
Условной в том смысле, что считать философию полноценной частью русской культуры при столь скромном числе мыслителей высокого ранга — вряд ли правомерно. Это косвенно признают и те философы-эмигранты, которые работали в рамках «религиозно-философской» схемы. Так, Сергей Александрович Левицкий (1908–1983), еще один авторитетный историк русской философии (и ученик Н. О. Лосского), классифицирует представителей русской мысли XIX в. «более по общественному, чем по чисто философскому признаку» [3: 7], поскольку не находит в сочинениях большинства из них «философского ядра».
Это говорит, однако, не об отсутствии подобного ядра, а о слепоте к нему — слепоте, связанной именно с выбором неудачного угла зрения. Выбор принципиально иного угла зрения позволит нам убедиться, что XIX век, золотой век русской культуры в целом, был и золотым веком русской философии, представленной тогда творчеством первоклассных, а в определенных отношениях и гениальных мыслителей. Впрочем, читатель будет совершенно прав, если скажет, что все это мне еще предстоит доказать.
Но вернемся пока к схеме на рис. 1. и перейдем к последователям Соловьева. Здесь нас ждет целый ряд известных, даже знаменитых имен: Николай Александрович Бердяев (1874–1948), Сергей Николаевич Булгаков (1871–1944), Лев Платонович Карсавин (1882–1952), Евгений Николаевич Трубецкой (1863–1920), Павел Александрович Флоренский (1882–1937?), Семен Людвигович Франк (1877–1950), Владимир Францевич Эрн (1882–1917) и др.
Сразу уточню, что не все из них признавали себя последователями Соловьева, но на деле были связаны с его взглядами весьма прочными нитями. Приведу сейчас лишь один пример. В автобиографической книге «Самопознание» Н. А. Бердяев решительно заявляет: «соловьевцем я никогда не был». Однако строкой выше он пишет: «Наиболее близка мне была идея Богочеловечества, которую продолжаю считать основной идеей русской религиозной мысли» [4: 159]. Но ведь идея Богочеловечества — одна из самых заветных идей Соловьева, и недаром его первое сочинение, пронизанное гностическим духом, называется «Чтения о Богочеловечестве» (он прочитал цикл лекций под тем же названием в 1878 г.). Так что принципиальная связь между взглядами Соловьева и Бердяева несомненно существовала.
Впрочем, я снова уклонился в религиозно-философскую конкретику, а сейчас у меня другая задача: пояснить схему на рис. 1 в связи с историческими фактами. Подчеркну особенность этой схемы, которую подметил, вероятно, и кое-кто из моих читателей: в схеме отсутствует блок современников Соловьева. Конечно, его можно к ней, как говорится, пририсовать, но это противоречило бы духу данной схемы, призванной выделить именно главную линию русской философии. Дело в том, что среди современников Соловьева, как мы вскоре убедимся, самое видное место занимали его противники, мыслители, с которыми он вел ожесточенную полемику: Петр Евгеньевич Астафьев (1846–1893), Николай Николаевич Страхов (1828–1896), Борис Николаевич Чичерин (1828–1904) и др. Так что считать их хотя бы «попутчиками» Соловьева никак нельзя — они шли совсем по другому пути, глубоко отличному от того, который символизирует «религиозно-философская» линия.
Вернемся к последнему блоку на этой линии, блоку последователей Соловьева. Читатель, вероятно, слышал о них как о философах т.н. «Серебряного века». Но если немного вникнуть в биографии этих философов, то выяснятся два весьма любопытных момента.
Во-первых, почти все они, прежде чем стать «религиозными философами», прошли через увлечение учениями «революционно-демократического» характера, и в частности — через «школу» марксизма. Например, С. Н. Булгаков издал в 1897 г. объемистое сочинение «О рынках при капиталистическом производстве», которое удостоилось благосклонного отзыва не кого-нибудь, а В. И. Ульянова-Ленина. Успехи других были скромнее, но опыт увлечения леворадикальными идеями получило чуть ли не большинство самых видных последователей Соловьева. Даром подобный опыт не проходит, и мы увидим достаточно ясный отблеск этих идей на «религиозно-философских» учениях С. Н. Булгакова, П. А. Флоренского, С. Л. Франка…
Во-вторых, необходимо иметь в виду, что первые крупные произведения, написанные в «религиозно-философском» ключе, были созданы нашими героями только после 1910 года! Действительно, у Бердяева это «Философия свободы» (1911), у Флоренского — «О духовной истине» (1912), у Евгения Трубецкого — «Миросозерцание Владимира Соловьева» (в 2-х томах, 1913), у С. Н. Булгакова — «Свет невечерний» и того позже, в 1917 г. (до этого — только сборники статей). Коротким же был «Серебряный век» для «русской религиозной философии»!
Подытожим теперь неизбежные следствия, вытекающие из господствующей схемы истории русской философии:
1) русская философия на протяжении всего XIX века была бедна крупными мыслителями; в частности, в 1870–1890-е годы чуть ли не все бремя ответственности за русскую философию «героически» нес один В. С. Соловьев;
2) настоящее сообщество философов сложилось в России только около 1910 года и распалось вскоре после революции, просуществовав фактически одно десятилетие или немногим больше;
3) частично это сообщество восстановилось и даже расширилось (за счет более молодых философов) только в эмиграции, за пределами России; там же была создана и значительная часть главных произведений русской религиозной философии.
Эти три следствия можно объединить в один общий вывод:
«В самой России философия никогда не была существенным и устойчивым элементом культуры, а самый длительный и содержательный период русской философии – это период эмиграции».
Я сознательно взял этот вывод в кавычки. Он вытекает из ложной схемы и сам является ложью. Эта ложь очень удобна тем, кто и сегодня доказывает, что философия не нуждается в национальной почве, в живом и непосредственном общении с другими элементами национальной культуры. Моя задача теперь — не только показать несостоятельность рассмотренной схемы, но и найти верный угол зрения на историю русской философии. Найдя этот угол, мы убедимся в том, что существовал целый континент русской философии, который охватывал практически всю вторую половину XIX столетия. То есть именно тот период, в пределах которого хотят видеть лишь одну «звезду» — В. С. Соловьева, а среди его современников замечают по преимуществу публицистов типа Константина Николаевича Леонтьева (1831–1891), но не крупнейших представителей фундаментальной философской мысли.
Конечно, мне предстоит объяснить и то, почему этот континент в значительной мере «растаял» в начале XX века. Но как раз эта задача — не самая трудная. Судьба национальной философии неотделима от судьбы нации, создающей свою философию. Судьба же русской нации была такова, что один из двух типов революции должен был рано или поздно состояться. О каких именно типах идет речь, я скажу уже ближе к концу наших лекций.
А в заключение этой лекции я считаю отнюдь не преждевременным наметить, в самых общих чертах, альтернативную схему истории русской философии. Здесь я обойдусь без рисунка и просто перечислю четыре периода в истории русской философии. Думаю, что общий смысл этих периодов будет ясен читателю уже сейчас, в силу сказанного выше. Вот эти периоды:
1) период становления русской философии (30–50 годы XIX в.);
2) период русской классической философии (60–90 годы XIX в.);
3) период русского философского модернизма (начало ХХ века);
4) период философии русской эмиграции (20–50 годы XX в.).
Следующую лекцию мы начнем, естественно, с рассмотрения первого периода. Но какой конкретный вопрос подразумевает знакомство с ним в первую очередь? Это, как, думаю, согласится и читатель, вопрос о том, какой культурно-исторический импульс положил начало развитию философской мысли в стране, где — признаем это честно — практически отсутствовала какая-то интеллектуальная традиция собственно философского характера? Уверен, что мой ответ удивит читателей. Но я постараюсь, чтобы он их и убедил.
Всего вам доброго и до следующей лекции!
Примечания
1. Русская философия. Энциклопедия. Изд. второе под ред. М. А. Маслина. — М.: Книжный Клуб Книговек, 2014. — 832 с.
2. Хомяков А. С. О старом и новом. Статьи и очерки. — М.: «Современник», 1988. — 462 с.
3. Левицкий С. А. Очерки по истории русской философии. — М.: Канон, 1996. — 496 с.
4. Бердяев Н. А. Самопознание: опыт философской автобиографии. — Л.: Лениздат, 1991. — 398 с. Жирный шрифт мой. Книга впервые вышла посмертно в 1949 г.
Контрольные вопросы
1. Как можно кратко сформулировать суть господствующей сегодня схемы истории русской философии?
2. Назовите мыслителей, наиболее часто упоминаемых в качестве «предшественников Соловьева»?
3. С помощью какого культурно-исторического термина можно охарактеризовать «последователей Соловьева»?
4. Если верить господствующей схеме истории русской философии, то какой период этой истории оказывается наиболее «малонаселенным»?
5. А какой период — наиболее содержательным (не спешите ответить)?
6. Почему схема с Соловьевым в качестве центральной фигуры фактически исключает из рассмотрения большую группу философов, его современников?
ОГЛАВЛЕНИЕ
Лекция 1. Задачи школы. Что такое история? Две «истории русской философии». Tertium non datur?
Лекция 2. Господствующая схема истории русской философии, ее следствия, ее несостоятельность и ее альтернатива.
Лекция 3. На пороге национальной философии: «Общество любомудрия».
Лекция 4. Под знаком народности. Философское значение новой русской идеологии.
Лекция 5. «Всего чужого гордый раб». П. Я. Чаадаев как основоположник «русского нигилизма».
