Parus

Провожая День рождения Александра Блока в ноябре, вспомним, что в уходящем 2011 году исполнилось 90 лет с тех пор, как поэта не стало. Журнал «Парус» приглашает своих постоянных авторов принять участие в Круглом столе и предлагает высказаться по следующим вопросам:

Какую роль сыграла поэзия Блока в Вашей читательской жизни?

Что привлекает (или отталкивает), обращает на себя Ваше внимание в блоковской поэзии и его творческой судьбе в первую очередь?

Провожая День рождения Александра Блока в ноябре, вспомним, что в уходящем 2011 году исполнилось 90 лет с тех пор, как поэта не стало. Журнал «Парус» приглашает своих постоянных авторов принять участие в Круглом столе и предлагает высказаться по следующим вопросам:

Какую роль сыграла поэзия Блока в Вашей читательской жизни?

Что привлекает (или отталкивает), обращает на себя Ваше внимание в блоковской поэзии и его творческой судьбе в первую очередь?

Провожая День рождения Александра Блока в ноябре, вспомним, что в уходящем 2011 году исполнилось 90 лет с тех пор, как поэта не стало. Журнал «Парус» приглашает своих постоянных авторов принять участие в Круглом столе и предлагает высказаться по следующим вопросам:

Какую роль сыграла поэзия Блока в Вашей читательской жизни?

Что привлекает (или отталкивает), обращает на себя Ваше внимание в блоковской поэзии и его творческой судьбе в первую очередь?

Философское осмысление жизни — характерное качество многих героев Леонида Бородина, писателя, смотрящего в корень вещей, в самую сокровенную субстанцию явлений жизни, поэтому герои его мыслят и страдают на нелёгком пути оправдания собственного существования. Важность и неизбежность поднятых писателем вопросов очевидна, ибо современный человек поставлен перед выбором из громадного количества моделей бытия, и в имеющемся наборе далеко не каждая модель предполагает осмысленное, «умное житие».

Задуманная как рецензия-отклик на новую книгу Ю. Павлова «Человек и время в поэзии, прозе, публицистике XX–XXI веков» (М.: Литературная Россия, 2011), данная статья постепенно принимала и приняла наконец такую вот непривычную для меня (но характерную для самого Ю. Павлова) форму штрихов к портрету русского литературоведа и критика.